Синдром Фауста - Данн Джоэль (книги онлайн полные txt) 📗
– Однояйцовые близнецы. По цвету тоже…
Не могла она иначе… Я покачал головой и посмотрел на нее пристально. Она не дура, сразу поймет, что меня задело.
– Да нет, ты ошибаешься, только по духу…
Она покраснела:
– Ты опять во всем видишь расовую проблему.
– Ладно, оставим. Дело в том, что Руди попал в необычную ситуацию. Но и в ней он будет вести себя как обычный человек.
Абби не могла бы признать свое поражение, даже если бы очень захотела. Стиснув губы и затем, натянув на них улыбку, она предложила:
– А хочешь, я расскажу о тебе нечто такое, что мне, по-твоему, знать было бы не положено…
Я усмехнулся и постучал пальцами по столу:
– Ваш кон, леди!
В ее глазах забегали искорки удовлетворения:
– Я ведь о твоих шалостях наслышалась, Чарли. Правда, поздновато, но все же…
– Ну-ну! – с шутовским видом я пригубил бокал и подмигнул.
– Ты стал слишком близко якшаться с черными экстремистами и попал под подозрение в ФБР. А уж там, пронюхав об этом, стали давить на твоего дружка и его мамашу.
Я выпил оставшееся в бокале вино и насмешливо бросил:
– Люблю, когда меня раздевают женщины… – пошлость всегда вносит разрядку в излишний драматизм обстоятельств.
– Так, как это делаю я, тебе не понравится! Это ведь она тебя спасла, Чарли: Роза! Сказала, что ту ночь ты провел у нее в постели… Это так?.. И какой она была? И вправду тигрицей?..
Я сглотнул слюну. Мертвые сраму не имут…
– Если бы ты отреагировала иначе, я бы подумал, что говорю не с тобой. Месть – самый сладкий из всех ядов, но он губительно действует и на мстителей тоже. Ты слишком стереотипно мыслишь, Абби. Кстати, это и мешало в тебе Руди больше всего.
Я хотел лишь показать ей, что ее месть бесполезна. Но она, возможно даже чуя это, не могла с собой совладать.
– А правда, что, опасаясь слежки, ты на всякий случай попросил Руди отнести весь компромат к его горячо любимой мамочке? У тебя-то ведь так ничего и не нашли…
– Видишь ли, Абби, если я даже скажу – нет, ты что, поверишь? И я снова должен буду доказывать, что ты не права? Зачем мне это надо? Чтобы покрасоваться перед тобой?
– Ладно, – усмехнулась она, – а правда, Роза взяла с тебя клятву, что ты никогда больше не будешь совать носа в политику?
– Если хочешь…
Абби зло улыбалась:
– Вот тебе и причина, почему пламенный бунтовщик стал холодным циником. Как же она тебя убедила, Чарли, а? Или чем?
Но я не дал ей вовлечь себя в скандальную перепалку.
– Абби, Абби… – покачал я головой. – В тебе говорит горечь. И злость. На всех! И на меня, и на себя в том числе тоже.
– С чего ты это взял?
– Тебя подвели твои нравственные устои. Вот ведь какой злой может быть ирония, а? Даже побывать в сауне секса с Руди ты позволила себе только в последнюю вашу ночь. Там ты, наверное, и сбросила с себя впервые латы своей добродетельности, не так ли? Не в тридцать лет, даже не в сорок…
– Он и это тебе рассказал?!
Я пожал плечами.
– Мы, конечно же, должны боготворить своих родителей, – посмотрел я пустой бокал на свет. – Но и они не безгрешны. Иногда стоило бы предъявить им счет за свои комплексы. Кажется, твоя мамочка в этом отношении перестаралась.
– А твоя?
– Умерла слишком рано. Мне только-только исполнилось семь. И потом – она ведь не была такой интеллигентной…
– Ты – самовлюбленный тип, Чарли.
– Вся твоя злость сейчас от одного, Абби: тебе надо найти мужика. Просыпаешься одна. Бродишь по пустому дому, как привидение. Прыгаешь до изнеможения через свою прыгалку…
Она устало откинулась на спинку стула. Глаза у нее были закрыты, губы сжаты. Я видел, как она поднялась, собираясь уходить, но остановил ее.
– Абби, одиночество еще хуже. Оставайся, я постелю тебе в кабинете.
Она рухнула там на тахту, как срубленное дерево. А ночью пришла ко мне.
– Чарли, – сказала она, – я не могу сейчас быть одна…
Я понимал, что поступаю как подонок. Но не мог ей отказать. В конце концов, Руди сейчас плевать на это. Я подвинулся. Раньше я ни за что не позволил бы себе ничего подобного.
В тот момент я был уверен в одном: отдаваясь мне, она, несомненно, мстит Руди…
РУДИ
– Бедная Румыния, – сказал Нику и выругался.
Он изрядно выпил, и теперь все, что раньше копил в себе, вдруг хлынуло наружу в потоке ненависти ко всему свету.
Мы сидели в дешевой греческой забегаловке. В оконном проеме в стене перед нашим столиком изредка мелькал колпак усатого повара. Он передавал официанту тарелки с шашлыками и кебабами.
Пахло жареным мясом, овощами и острой приправой. Это невозможно объяснить, но в таких дырах еда в большинстве случаев отчего-то вкуснее, чем в самых фешенебельных ресторанах. В коллизии изыск – простота безыскусность нередко берет верх. Наверное, потому, что она естественней.
– Бедная Румыния! – повторил Нику снова.
Но теперь грохнул по столу рукой так, что зазвенели рюмки.
– После византийцев – венгры, потом на целых пятьсот лет – турки. Мало было – еще на полстолетия русские…
Мелькнувший в окне поварской колпак замер: разносивший тарелки официант повернулся в нашу сторону. Но Нику не обратил на них внимания:
– Для Запада вся наша Восточная Европа – задворки. Там носы морщат в нашу сторону: мы, видишь ли, – плебс, а они – аристократия.
Я его не перебивал: в таких случаях лучше, чтобы скопившийся пар злости и ожесточения вышел наружу, тогда станет легче.
– А ты вот походи по стройкам, по гаражам, по фермам – повсюду мы, иностранные рабочие. Нас эксплуатируют и обирают. Но мы бесправны. И молча все сносим. А что, скажешь, делать? Всюду – презрение и равнодушие…
Я отодвинул от него бокал, но он вновь придвинул его к себе и налил бренди. От скопившейся ярости он выдул его как водку – на одном дыхании.
– Только вот не секут эти идиоты, что если они не подкрасят свою голубую кровь нашей красной, – румынской, украинской, польской, болгарской, – в ближайшем будущем мечетей в Европе будет больше, чем церквей, а латинский шрифт заменит арабский.
Он на мгновение замолчал и стал ожесточенно стучать ножом по тарелке.
– Запад гниет, – гремел он на весь шалман, – Не знаю, как там у вас, в Штатах, но здесь… Десять миллионов арабов во Франции, десять миллионов турок и курдов с арабами в Германии. А Англия, Голландия, Бельгия, Испания?..
Я кивнул: хотел показать, что внимательно его слушаю:
– Так ты, выходит, за Европу без…
– Без черножопых, да! – отрезал он, не задумываясь, и на висках его четче обозначились желваки.
– А я-то думал, что в двадцать первом веке людей делят не по цвету кожи и религии…
– Ты из меня расиста не делай, – Нику с силой топнул ногой по полу. – Для меня – что черный, что желтый – лишь бы такой же европеец по убеждениям, как я. И чтоб не превращал Париж в какой-нибудь Риад, а Лондон – в Тегеран…
Мне с трудом удалось его вытащить на улицу и усадить в такси. Он все еще бушевал, но, слава богу, по-румынски. Утром Нику пришел ко мне извиняться.
– Руди, – скривился от неловкости, – ну, вы сами понимаете, выпил человек…
Я кивнул и жестом руки показал, что все, мол, в порядке, и я нисколько его не осуждаю. Но видно, ему все же хотелось сгладить впечатление, произведенное на меня с пьяных глаз. Он вдруг озорно подмигнул мне и прищелкнул пальцами:
– Как там с Галатеей, а?!
Я сделал вид, что думаю о чем-то другом, и потому не обратил внимания на его слова. Но Нику не намеревался отступать: ему необходим был реванш:
– Знаешь, кем был ее отец? Генералом! Внешней разведкой занимался. За границей жили. Она и языки поэтому знает.
Я думал, что если начну бриться, он уйдет. Не тут-то было. Став за моей спиной так, что мог видеть мое лицо в зеркале, Нику скрестил руки на груди и продолжал:
– И замуж она тоже вышла не за кого-нибудь: за нашего военного атташе. От него у нее и дочь – студентка в Сорбонне. После развода вначале в Париже жила, а потом сюда переехала, в Швейцарию.
