Парадиз (СИ) - Бергман Сара (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
— Да что я их, запоминаю, что ли? Я и не приглядывался.
Отпихнув с дороги брошенный с утра пакет, щелкнул выключателем, гася свет. И, подминая под себя жену, заставляя ее тоже лечь, растянулся на кровати. Привычно повернул к себе спиной и уткнулся в сладко пахнущую макушку. Пальцами ощущая теплое со сна Наташкино тело, знакомые очертания завязок купальника.
Стало как-то очень легко и хорошо, он почувствовал, что засыпает, и его жена лучше всех. Самая красивая, самая нежная, самая любимая. Лучше никого не могло быть.
— Я тебя очень люблю, — прошептал он ей в самое ухо, задыхаясь от нежности. — Люблю-люблю.
И заснул.
Ведь это же не было изменой. Он жене не изменял никогда. Если только мысленно. Это просто мелочь, эпизод — так получилось.
Пока они встречались — еще там, в Питере, — он тоже целовался в клубах с другими девчонками. И это тоже была не измена.
Ведь Наташку он любил.
— У тебя было много женщин? — тихий голос Зарайской вдруг отдал какой-то бархатистой хрипотцой. И Дебольскому показалось, что в пустынном полумраке коридора в ответ на него прошла легкая зыбь.
И отдалась светло-зеленой рябью на ее платье: Зарайская переступила ногами, выдвинула одно колено, убрала назад другое.
Внизу раздался смех, громко хлопнула входная дверь, а это значило, что вращающиеся ворота уже отключила охрана. В большом холле с громким щелчком погас свет, и здесь — на втором этаже — стало сумрачнее. Офис опустел.
— Давай выпьем вина, — предложила Зарайская. И, не опуская головы, повела рукой. Меж пол пальто матово блеснул бок бутылки. Чье горлышко она сжимала пальцами. — У меня все-таки день рождения.
В сумеречном конференце стоял бедлам. Дебольский включил слабое боковое освещение только у самой двери. Почему-то не хотелось яркого света. И, не церемонясь, сбросил с единственного не сдвинутого в угол стола горы оставленных на нем черновиков и маркеров.
В закрытом шкафу, в углу, стояла, наверное, сотня выстроенных в колонну чашек и блюдец для кофе-брейков. Но что-то в этом показалось Дебольскому неуместным. Он вытащил из тумбы ключ, открыл нижнее отделение. Достал два высоких пузатых бокала. Дешево стеклянных и не совсем подходящих для сухого белого.
Зарайская, не оборачиваясь, будто занятая какими-то своими мыслями, бросила пальто на подоконник и села спиной к Дебольскому. Легко, несмотря на тесноту невероятно узкого платья, забросила на столешницу ноги, и щиколотки ее, а затем и колени, зашли одно за другое. В неясном полузыбком свете мглистая зелень платья обострила острые изгибы ее тела: плеч, локтей, колен. Носки и ступни туфель потемнели, впитав уличную грязь, наверное, они до сих пор оставались мокрыми внутри. И острые шипы каблуков потеряли свой лаковый блеск.
Дебольский неторопливо подошел, принялся открывать бутылку. И пока делал это привычное, ничем не примечательное движение, с трудом удержал себя от странного желания: протянуть руку, провести пальцами по ее щиколотке — вверх к острым коленям. Чтобы просто удостовериться, что она есть — существует.
— Я уже много лет женат, — запоздало ответил он на заданный в коридоре вопрос. Разливая по бокалам прозрачное, чуть тепловатое вино. В воздухе повис кислый цветочный запах. Смешался с горько-сладким ароматом ее духов.
Он врал.
Врал дважды. Когда имел в виду, что не изменяет жене — потому что изменял. И когда делал это так, чтобы ей послышалось: «Я вру, я вру, у меня было очень много женщин», — потому что не хотелось показать, что он не так опытен, как мог бы.
Никто никогда не захочет признать, что прожил скучную жизнь.
Зарайская промолчала.
— А у тебя? — спросил он.
Только тут она рассмеялась, будто очнувшись от своих размышлений. Тряхнула волосами и повернулась. Одной рукой взяла бокал, и ему показалось, что узкая кисть Зарайской почти такая же эфемерно тонкая, как его ножка.
На другую руку оперла подбородок.
— Не знаю. — Зарайская посмотрела ему в глаза смеющимся взглядом. И, очевидно, честно признала: — Наверное, пятьдесят. За всю жизнь.
Он невольно сжал бокал чуть крепче, чем стоило. Впрочем, можно было поверить.
— И каково это? — спросил Дебольский, опускаясь на стул.
Зарайская отвернулась и звонко расхохоталась. Казалось, к ней вернулось обычное искрометное веселье, но Дебольский пока не понял: хорошо это или плохо.
— Скучно, — передернула плечами она. Откинула голову назад, чтобы убрать мешающие пряди волос, — от этого движения чуть дернулось острое колено. Дебольский все никак не мог пригубить вино. А она сделала глоток: — Ну нет, — и еще один, очень маленький, — иногда хорошо. Иногда романтично. Знаешь, — повернулась к Дебольскому, и глаза ее подернулись мутной марью. Но только на поверхности. — Один парень возил меня в Тибет. На выходные. Это было красиво. — И равнодушно, совсем безлико хмыкнула: — У него свой самолет.
— И? — это звучало так чрезмерно, так нереалистично, что Дебольский даже не почувствовал себя уязвленным. Будто речь шла о другом мире.
По правде, он не был особенным романтиком. Он носил Наташку на руках через Дворцовую площадь и возил в ресторан на телебашню. Хотя, наверное, романтикой можно считать ту поездку: лайнер, прогулки по палубам, встречи рассветов. Но на этом все.
— Что «и»? — вкрадчиво спросила Зарайская, подобравшись на стуле и подавшись навстречу. Глаза ее смеялись. Острые колени от этого движения напряглись, платье натянулось и оголило их.
— Почему не вышла за него? — не удержался от колкости Дебольский. — Не предлагал?
— Предлагал, — улыбнулась она со странной задумчивостью. Откинулась обратно на спинку стула. И снова расслабилась. — Не пошла, — коротко передернула она плечами.
— Почему? — теперь уже вполне искренне спросил он. Даже раньше, чем успел подумать.
— Потому что он возил меня на Тибет.
— Не улавливаю связи.
Зарайская, сидя боком к нему, скосила глаза, чуть наклонив голову. Повела ногами — одна проскользила по другой.
— Потому что завтра он поведет меня в ресторан на телебашню. — Дебольский невольно вздрогнул. — А послезавтра закажет на дом пиццу. — Она отвернулась и сделала глоток вина. В слабом свете, идущем от двери, четко обрисовался абрис ее лица, приоткрытых губ, сжавшихся на узком горлышке. Блик света проскочил сквозь прозрачную бледно-желтую толщу вина и бросил зайчика на ее щеку.
— Или будет пить с тобой вино в офисе, — не спуская с нее глаз, сказал Дебольский.
— Или, — согласилась она. Сделала глоток и тихо рассмеялась: — Поэтому женщины заводят любовников.
А Дебольский вздрогнул: к чему это она? Странно, в последнее время у него возникло ощущение, что Зарайская всегда говорит правду. Будто не видит смысла врать. Не как все люди.
И ничего не говорит просто так. В ответ на ее слова внутри поднялся какой-то смутный испуг: о ком же она сейчас? Может, о Наташке? О его жене?
Но Зарайская на него не смотрела, легко повела подбородком:
— Как жена шефа, — любуясь на просвет, повернула ножку бокала, — например.
Перед глазами Дебольского встала платиновая блондинка с торчащими дыбом волосами, черными бровями и алыми губами. Маскулинно хваткая, в пиджаке с мужского плеча. Резкая и женственная. В рваных джинсах, сквозь которые проглядывают ноги.
Так расчетливо использовавшая восхищение мужчин, равнодушно и цинично. Трепетно обнимавшая только шею мужа и прижимавшаяся к его руке, каждый раз когда они выходили из офиса. Вдвоем. Заезжавшая к нему на работу только для того, чтобы пообедать вместе.
— Не может быть, — невольно возразил он.
Зарайская чуть улыбнулась и протянула руку — Дебольский долил вина в почти опустевший бокал:
— Кто тебе сказал?
Но пить она не спешила. Поднесла к лицу, уткнувшись в обод носом, вдыхая кисловатый цветочный запах. И поводя тонкими обветренными губами по выпуклому стеклянному боку:
— Никто. — И, наконец, сделала глоток. Слишком жесткий, было видно, как короткая судорога прошла по горлу. — Но это видно, — передернула острыми плечами и безапелляционно отрезала: — У нее молодой любовник. Женщины в этом возрасте любят незрелых мальчиков. И она, — тут Зарайская на секунду задумалась, снова поднесла бокал к губам, но глотка не сделала, тихо чмокнула губами вхолостую: — Она в него влюблена. И, возможно, уйдет. Но это будет ошибка.
