Мой самый любимый Лось (СИ) - Фрес Константин (читаем книги онлайн .TXT) 📗
«Хорошо, — умиротворенно подумала Анька. — Правда, было бы очень хорошо, если б они помирились, а Акула уже перебесился бы и стал человеком. Лось был бы рад. Любит же эту шершавую шкуру, этого проходимца… брат, все-таки».
— Чувствуешь себя победительницей? — раздался за ее спиной насмешливый голос Нины, и Анька, все еще пребывая в радужных мечтах, обернулась, не совсем понимая, о чем идет речь.
— Что?.. — переспросила она, и смолкла, наткнувшись на холодный взгляд бывшей подруги.
Нина улыбалась; прикусывала идеальными белоснежными зубками пухлую губку, недобро глядя на Аньку исподлобья, и та почувствовала себя неуютно — домашняя, мягкая, — под этим колючим взглядом намарафеченной красивицы.
— Ты вообще о чем сейчас?
Анька тряхнула головой, чуть прикрыла глаза, словно соображая или вспоминая забытом разговоре, оставленным незаконченным, а теперь возобновленном. От немигающего, колючего, злого взгляда Нины ей становится страшно, но она усилием воли сбрасывает оцепенение, прогоняет свой страх, тугим комом подкативший к горлу. Гос-споди, да это всего лишь Нина, эта дурочка, охотница за мужиками!
— Раньше Лассе не приходилось экономить, — ядовито ответила Нина, щуря глаза, и Анька усмехнулась. На девушке был светлый брючный костюм, добротный, отлично сидящий, подчеркивающий все прелести ее фигуры. Не крикливое платье в блестках и разрезах на всех возможных местах, и не прозрачная кружевная блузочка, каким красная цена сотка за пучок. Приличное, респектабельное. Но Нинке, которая привыкла к нищете и для которой шуба из норок была пределом мечтаний, видимо, этой изысканной строгости было мало. Воображение рисовало ей роскошную горжетку на плечах и бриллиантовый браслет на запястье, атрибуты роскошной жизни по ее скромному разумению.
— А теперь приходится, значит?
Как бы Нина не скрывала, все отлично знали, в каком гадюшнике она живет, и как истово оттуда карабкается, всеми конечностями вцепляясь в любую возможность, в любую модную тряпку, словно та — спасительная соломинка… Ну, наконец-то, выкарабкалась, слава тебе, Господи… И гонор сразу полез. Не сильно разбираясь в происхождении финансового благополучия семьи Лося и Акулы, она наивно полагала, что они живут на какое-то богатое наследство, и была неприятно поражена, когда узнала, что это не так, и что Акула вынужден был уступить Лосю бизнес, а сам теперь живет на дивиденды, которые, разумеется, во много раз меньше, чем доходы Лося. Недвижимость в Европе, личный самолет — от одной мысли о такой невероятной роскоши у Нины темнело в глазах, и она едва не до крови прокусывала губу, а тот факт, что Акула вынужден иногда — когда ему не хватает, — просить денег у Лося, Нину просто убивал на повал.
Не хватало часто; не хватало ей, Нине, на машину, не хватало на ежедневный кутеж, не хватало на дорогое шампанское… ну, может, и хватало, да только Акула вдруг охладел к этим развлечениям, и все чаще говорил, что на это деньги спускать не стоит.
А на что стоит?!
Он что, думал — Нина с ним ради его красивых глаз?! И что такого произошло, ведь раньше Акула только ради этого и жил — чтоб сорить деньгами и оттягиваться. А теперь вдруг резко расхотел?!
Поразмыслив над такой странной переменой, Нина, конечно, нашла виновного — это Анька. Это она прижала Лосю карман. Это она запрещает ему давать денег Акуле! Жадная гадина… Нина скрежетала бы зубами, если б они стоили ей меньше усилий и средств. Богатая балованная жадная стерва! Она ни в чем себе не отказывала, никогда, так чего ей, жалко для других?! Та мысль, что зарабатывает Анькин муж, и что он не обязан содержать еще и ее, Нину, девушке в голову почему-то не приходил. Лось ею воспринимался как банкомат, выдающий кэш; и Акула знал код, да вот только Анька стояла теперь на пути…
«Недаром я тебе не доверяла, — недобро подумала Анька, разглядывая девушку, которая, казалось, подкралась к ней на цыпочках, старательно не наступая на высокие каблучки, которые непременно высекали бы звонкую дробь по полу. — Тебе ж за счастье было, что Акула вообще на тебя посмотрел. Это как встреча девочки-подростка с кумиром — даже если он потный, старый и жирный, счастья на всю жизнь. А теперь он ее и вовсе с собой позвал, приодел, сопли подтер. Штаны вон новые купил. Теперь она за него биться будет, как за номер счета».
— Приходится, — с вызовом ответила Нина, вздернув голову. — Он говорит — ему ничего не принадлежит. Говорит, все у Анри. Но мы-то обе знаем, что это не так? Если б не ты… Но я еще поспорю за свое!
«Фееричная дура! — изумилась Анька. От Нинкиной наглости у нее даже глаза на лоб полезли. — Какое свое?! Она реально не понимает положение вещей? Да она даже не знает, зачем Акула сюда приехал… или знает? — Анька приподнялась, кинула тревожный взгляд на бормочущего Акулу. Какие-то неясные тревожные мысли роем промелькнули в ее голове. — Да ладно, не может быть это очередным разводиловом…»
— Алё, детка, — насмешливо продолжила Анька, принимая небрежно-расслабленный вид, хотя на самом деле ей здорово хотелось чем-нибудь треснуть Нину, отогнать ее от себя. Казалось, что в ее присутствии становилось темно, н хватало воздуха, но Анька подавила и эту панику. — Какая победа?.. Ты что, соревноваться со мной вздумала, Эллочка-Людоедка? Ситечко под чай уже купила?
Нина, побагровев от злости, не ответила сразу; на ее красивом, искусственном личике промелькнула гримаса досады, она звонко топнула ножкой, обутой в туфельку на невероятно высоком каблуке.
— Думаешь, если выскочила замуж за Анри, — вкрадчивым змеиным голоском прошелестела Нина, — так и все, Лассе не у дел оставила? Думаешь, наложила свою лапку на денежки? Нет уж; они братья, а семья значит намного больше, чем баба!
— Да что ты говоришь, — хохотнула Анька, складывая ручки на пузе. — На минуточку — мы с Анри семья. Анри с Лассе — да, паршивая, но семья. А ты, куколка, тут вообще никто. Ты вот как раз та самая ничего не значащая баба. Очнись, подруга. Ты, конечно, хотела больше, поживиться хотела, да? Но уж как вышло, — Анька развела руками. — Акула так-то богат… по твоим меркам. Чем ты недовольна?
Нина не ответила; яростно сопя, она бессильно сжимала кулаки, испепеляя Аньку яростным взглядом.
— Ты думаешь, — прорычала она сквозь зубы, — тебе удастся у нас все оттяпать? А вот нет!
— У тебя, — четко произнесла Анька, поднимаясь, — нет ничего. Здесь, — она обвела рукой обозримое пространство, — тебе не принадлежит ничего, и никогда не будет принадлежать. А будешь выступать — поедешь обратно, полетишь туда, в свой клоповник, где тебя взяли. Понятно?
— Сучка! — истерично взвизгнула Нина, накидываясь на Аньку. От ярости она не соображала, что творит, и первый удар — скользящий, сумочкой, — пришелся Аньке по голове, и та присела, закрывая руками живот. — Стерва проклятая, ненавижу тебя!
— Ты что творишь?! Тебе кто разрешил сюда заходить?!
Долгий крик Акулы не привел Нину в чувства, она продолжала наносить пятящейся Аньке хаотичные удары ладонями, сумкой — по лицу, по плечам. Мельком глянув на Акулу, Анька успела заметить его перекошенное от страха лицо и почерневшие от расширившихся зрачков глаза, а затем Нина что есть сил толкнула ее, и Анька упала, задев виском о каменную полку камина.
Лишь когда она затихла, неестественно свернувшись клубком на белой медвежьей шкуре, а белоснежная шерсть окрасилась красным, Нина отступила, торжествующе и тяжело отпыхиваясь, а Акулу отпустил ступор, который до того сковал его руки.
— Не-ет, — протянул он в ужасе, чувствуя, как валится в пропасть все, вся его жизнь, разваливаясь на кусочки, которые он так тщательно собирал и склеивал. — Нет, нет, нет! Что ты натворила?!
Он, рыдая, кинулся к Аньке, упал подле нее на колени и, замирая от страха, приподнял ее голову.
— Что же ты сделала! — взревел он, чувствуя на своих пальцах липкую теплую кровь.
— То, что должен был сделать ты! — выкрикнула Нина, все еще находясь в аффекте. — Я ради тебя стараюсь, дурак! Если ее не будет, то все станет как прежде! Анри будет тебе отстегивать по первому зову! Скажем, что ей плохо стало, она же беременная. Упала, ударилась…
