Любить и помнить (Демоны прошлого) - Кауи Вера (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
– Я стараюсь, – серьезно сказал Джайлз.
– Тут мы опять сходимся, – сказал Эд, глядя в глаза собеседнику.
– Я не могу состязаться с вами, Эд, – с горечью возразил Джайлз. – Кто вы, что вы, Эд Хардин? Мне вас не понять, ваша власть мне недоступна, никогда мне было не дотянуться до вас, ни прежде, ни теперь. Мне не остается ничего, кроме ненависти, потому что Сара в вашей власти.
– Я такой, какой есть.
– И что же остается мне?
«Напрасно он прикидывается передо мной сиротой, – подумал Эд. – Я не Сара. Меня на этом не проведешь».
– Я не жду от вас снисхождения, – с сарказмом заметил Эд.
– Упаси Бог, – сказал Джайлз. – У вас и так передо мной огромная фора. – Он помолчал и добавил: – Простите меня. Это жалость к себе льется через край.
– У меня она тоже перехлестывает, – понимающе кивнул Эд. – Я нахлебался ее вдоволь.
Джайлз криво усмехнулся.
– Еще немного, и выяснится, что мы с вами близнецы-братья. Жаль, но единственное, что нас объединяет, нас же и разъединяет. А то мы бы обязательно подружились.
– Лучше оставаться честными врагами.
– Я вас таким и числил.
– Послушайте, – напрямик сказал Эд, – если бы Сара была сделана из другого теста, она давно стала бы моей. Только в этом случае она не была бы мне так нужна. Только потому, что она такая, какая есть, она принадлежит вам. Она изменилась, но в этом отношении осталась прежней. Она платит по своим счетам, и, с моей точки зрения, вам она заплатила в тысячекратном размере. Наше поколение привыкло отдавать долги. И мучиться чувством вины. Я как раз недавно думал о том, что наша история сегодня выглядела бы совсем по-другому.
Джайлз согласно кивнул:
– Это правда.
Но его голова была занята другими мыслями.
– Хорошо, что мы поговорили. Многое прояснилось.
– И все же не следует спешить с выводами.
– С этим действительно успеется.
Джайлз вздохнул.
– Тут быстрого ответа не найти.
– Что вы имеете в виду?
– Ну... ситуацию.
Эду хотелось избежать недосказанности.
– При всем уважении к вам должен заметить, что сейчас Сара нуждается во мне так же, как я в ней. А это, я считаю, очень важно. Есть еще и такой момент, как ее любовь к вам и ваша к ней. Это ваше педалирование терпения... Поверьте, это очень плохой якорь. И не стоит уповать на него в будущем.
– Так или иначе, мне трудно представить, что ее будущее связано с вашим; мне с этим трудно примириться.
– Вы никогда не допускали мысли о том, что Сара может еще раз выйти замуж? Она ведь Достаточно молода. Или репутация Латрелов тому препятствует?
– Дело не в этом. Просто мне меньше всего хотелось бы видеть вас в этой роли.
– Почему же? Я люблю ее, я был бы ей хорошим мужем. И Джеймс – мой сын. Нас связывает история длиной в двадцать с лишним лет. – Эд пожал плечами. – Как я сказал Саре, мы оба вышли из прошлого. От него не убежишь. Остается только принять как данность.
– Вот в этом-то и корень всего, – подхватил Джайлз. – Я не могу этого принять. Даже если бы захотел. Вы правы, убежать от прошлого невозможно. Бесполезно и пытаться. Лучше всего было бы вам сюда не являться. Но теперь поздно об этом говорить.
– Как и о многом другом.
– Вам меня не переубедить.
Оба замолчали, каждый погрузился в свои мысли. Этот узел нам не развязать, думал Джайлз. Говорить больше не о чем.
– Есть еще идеи? – спросил он.
– Да нет, – ответил Эд.
– Спасибо за честность. Я это оценил. Я вообще многое могу оценить. Гораздо больше, чем вы можете себе представить.
Они встретились глазами.
– Я знаю, – тихо сказал Эд.
– Я делаю то, что должен делать, – ровно сказал Джайлз.
– И я делаю то, что могу.
Они смотрели друг другу в глаза. Джайлз кивнул, словно подтверждая, что правильно понял его слова.
– Мне, пожалуй, надо пойти прилечь. Уже поздно. Мы еще увидимся до вашего отъезда, Эд. А теперь, будьте добры, позвоните Бейтсу.
Когда Джайлз удалился, Эд еще долго смотрел ему вслед. На душе у него было беспокойно. Он решил прогуляться. Мысли не давали ему сидеть на месте. Хорошо, что Сара куда-то делась. От ее присутствия ему сделалось бы еще тревожнее. Он не привык к ее обществу настолько, чтобы не замечать ее присутствия.
Трава была густая и влажная, погода сырая, но теплая. Он шел бесцельно, в голове крутились обрывки только что закончившегося разговора. «Кто же такой Джайлз Латрел? Святой или сатир? Неужели он выбрал такой изощренный способ мщения? Убийство добротой. Или мне это только кажется? Потому что я знаю, что на его месте не был бы таким терпимым, не смог бы так просто и безоговорочно все простить и забыть. А может быть, у Латрела все происходит помимо воли, бессознательно? Хотя Сарины муки совести наталкивают на мысли о том, что в доме властвует садист.
Может быть, с той минуты, как Сара рассказала ему о наших чувствах, он какими-то хитроумными путями пытался рассеять их любовь, обратить в прах? Одно ясно: в этом он не преуспел. И Джеймсу, наверно, пришлось с ним несладко. Может, поэтому он поспешил рассказать мне о нем, о том, как они близки. В отношениях с Джеймсом Джайлз, конечно, был особенно изощренным; Сара – мать, кровно связанная со своим ребенком, она должна была бы чувствовать фальшь. И не стерпела бы ее. Не только потому, что это мой сын. И показное дружелюбие ко мне – очередной способ удержать влияние на Сару и, вероятно, попытка превратить меня в такое же бессильное существо, как и он сам, только не физически, а морально. Сделать старину Эда другом дома; показать Саре, что он ей доверяет. В результате удавка на ее шее затянется намертво, Сара окончательно сникнет под тяжестью наваленной на нее вины и безмерной благодарности. Так что это – беспримерная жертвенность или усилия гения, опутывающего людей паутиной отношений, которые невозможно разорвать?»
В одном Эд был совершенно уверен: если он не увезет отсюда Сару, она задохнется в этой атмосфере, отравленной «милым, добрым, трагическим страдальцем». «Всеми правдами или неправдами нужно ее отсюда вызволить, – размышлял Эд. – Вдвоем с Сарой мы справимся с чем угодно. Жаль только, что сильно мешает эта ее болезненная совестливость. И вряд ли ее совесть утихомирится. И что за жизнь ждет нас тогда? Жизнь будет исковеркана, это точно. Я-то еще вытерплю, но Сара – ни за что».
Ноги сами привели его туда, куда он всегда подсознательно стремился. Ему, наверно, следовало оставить на этом месте надпись, как, бывало, в войну оставляли ребята на стенах лондонских домов: «Здесь любил Эд Хардин. 1943—1966». Он присел на ступеньку греческого павильона. Там и нашла его Сара. Она пришла в дом, узнала, что Джайлз отдыхает, поднялась к нему, застала его за чтением. Он ей улыбнулся и в ответ на ее вопрос, все ли в порядке, ответил: «Конечно. Почему бы нет?». Она не стала расспрашивать, предпочитая поговорить с Эдом. И отправилась его искать. Впрочем, она знала, где он.
Он сидел в своей обычной позе, сложив руки и наклонившись вперед.
– Так и знала! – сказала она, приближаясь. – Найдется местечко еще для одного человечка?
– Для тебя – всегда, – с улыбкой ответил он.
Эд поднял согнутую в локте руку, и она примостилась, сунув голову ему под мышку и поджав под себя ноги.
– Я вот только что думал, что это место надо увековечить. Повесить табличку: «Здесь любил Эд Хардин. 1943—1966».
– Не точно. Надо так написать: «Эд Хардин и Сара Хардин любили здесь».
– Здесь и везде, – уточнил он, целуя ее волосы. Его рука была теплой и надежной, от нее пахло лимоном. Сара удовлетворенно вздохнула.
– Ну что? – спросила она. – Что новенького?
– Я, – ответил он. – Разве ты не заметила – я родился заново.
– А еще что?
– Больше ничего.
– Ну а ваш разговор с Джайлзом?
– Поговорили.
– Можно спросить – о чем?
– Отгадай с трех раз.
Она нахмурилась.
– Я хочу знать, – сказала она серьезно.
