Основы женского шарма - Веденская Татьяна (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
– Не врубаюсь, – потребовал объяснений он.
– Смотри. Мы работаем от генерального строителя, так?
– Ну.
– А они на самом деле строят только на месте. То есть собирают домик, как детки конструктор «Лего».
– И что?
– А то, что материалы им везут другие подрядчики. Песок – одни, бетон – другие.
– Щебенку – третьи, – договорил он за меня.
– Точно. Ты понял. И с ними тоже расплачиваются квартирами. И базу их квартир нам тоже дадут, как официальным партнерам.
– Ну конечно. Чтобы мы могли продавать весь объем.
– Именно. И там мы и предложим наш фирменный «мегаоткат» лицу на местах. Если ты отдаешь квартирки в продажу только нам, то мы тебе – тебе, Ивану Петровичу, генеральному прорабу…
– Лично, а не фирме.
– Да. Лично полкомиссии подгоним. Тысячи по три с объекта, мы не жадные.
– Хорошо бы так все и было.
– Алекс, ты что, перестал мне верить? – с подозрением посмотрела я.
– Что ты! – испугался он.
– Тогда знай, что одних я уже нашла. «Сервстрой-тресткорп».
– Язык не сломала? – захохотал он.
– Смейся. А тебе придется ехать и отрабатывать схемы. Я не поеду. Я ленюсь.
– Готов! – усмехнулся он и, подхватив папку с бумагами, пошел к выходу.
Алекс всегда был готов воплотить мои идеи в жизнь. Он верил в них, в отличие от Руслана, которому на мои идеи было наплевать. А ведь к концу августа я заработала уже пятьдесят тысяч. И это было начало, так как все основные доходы ушли на рекламу дома. На рекламу квартир и создания имиджа району. А теперь, когда нам звонили по этому дому и по соседним, которые строились другими фирмами, мы принялись продавать весь район. То есть в сезон, в наш риелторский сезон, начинавшийся сентябрем, мы входили на просто обалденных показателях.
Глава 6
Повествующая о вреде скромности
Да, для меня действительно стыки лет, разделенные разметкой декабря, судьбоносны. Ну не могу я совершить какой-нибудь жизненный переворот, скажем, в апреле. Это «не катит». Мне надо все забацать непременно в декабре. Чтобы муж уходил в пургу, чтобы с работы выгоняли на мороз. Красть деньги у меня получалось тоже под завывание ледяного ветра. Такова моя планида. Но этот декабрь! Этот декабрь! Слов нет. Весь сезон, с самого сентября нам сыпали манну небесную, да так, чтобы мы и продохнуть не могли.
– Оля, я не могу принимать пятьдесят тысяч наличкой под приходный кассовый ордер. Ты хоть понимаешь, что это безумие?! – стонал Алекс.
– Тогда пусть платят еще два процента и вносят на счет.
– Я не хочу таскать наличные. Я боюсь, у меня нервы, – не унимался он.
За последние четыре месяца он только и делал, что переводил деньги со счета на счет, возил в сумках пухлые пачки взяток и откатов, бодался с регистрационной палатой об ускорении условной регистрации договоров наших клиентов. Когда какой-нибудь из наших маклеров, висящих на сайте, завершал очередной договор, Алекс готов был его растерзать.
– Нашли время расселяться! У меня пять квартир в одном доме на оформлении! На котловане! А вы мне тут с комиссией в четыре тысячи, – возмущался мой замчик, на что я разумно заявляла:
– Быстро похвали человека. Нам повезло, но они, маклеры, – наше будущее. Они работают с настоящими живыми людьми.
– Раз ты добрая, то сама делай сделку.
– Да они сами сделают сделку, ты им только добро дай, – утешала его я.
Он давал добро, принимал деньги, возил чемоданы и вообще делал все, что нужно. Он мог ворчать часами, но правда заключалась в том, что незаменимой тут на самом деле была только я, и он это понимал. А я за это понимание и умение успевать все, что я не отнесла к зоне моих обязанностей, платила ему тридцать процентов от доходов фирмы.
– Мы похожи на загнанных лошадей, – сказал он мне как-то в конце ноября.
– Не спорю, – согласилась я, – а что делать?
– Ты хоть теоретически представляешь, сколько мы заработали?
– Смотря как считать. Если учесть весь ожидаемый план продаж декабря, то это одно…
– Да ладно, что там осталось-то уже? Считай то, что уже наше? С новостроек.
– А что такое?
– Я вчера переводил застройщикам с Новых Черемушек деньги за три последние квартиры. У нас на счету денег лежит около двухсот тысяч. Их надо обналичить и убрать, а то не ровен час кто спросит – а что это за денежки? Конец года все-таки.
– Сколько? – задохнулась я.
– Двести штук остатков. Твоих там около ста тридцати. Ну и мне семьдесят, если ты не против.
– Я «за»… – зачарованно пробормотала я.
У меня в депозитарии лежало семьдесят тысяч долларов. Кредит был выплачен полностью. Квартиру на Покровке Джонс нам вернул, мы запустили туда молдавских тружеников сверла и стамески, они делали нам косметический ремонт, так как после джонсовой развеселой жизни квартира потеряла человеческий облик. Жалко было уничтожать следы еще папиных усилий по водворению уюта и тепла в доме, но что делать… Там все устарело. А Джонс все годы жил, не сомневаясь, что после него все починят и залатают. У них в Штатах так все делают – перестилают ковролин после каждых жильцов.
– До свидания. Рад был познакомиться. Прекрасный дом, – на вполне членораздельном русском сказал он мне на прощание.
Я с умилением проводила его до лифта. Что ни говори, а без его милых купюр я не продержалась бы эти абсурдные и невероятные три года.
И вот я сижу двадцать третьего декабря две тысячи второго года в своем офисе на «Белорусской», который разросся до формата четырех комнат и обзавелся вывеской, и осознаю, что в моем ящичке в депозитарном хранилище завтра появится сумма в двести тысяч долларов. И она не последняя, что туда, вероятно, ляжет. То есть я, Ольга Николаевна Петрова, – успешная богатая женщина.
– Обалдеть! – сказала я, когда мы с Алексом делили опечатанные банковские пачки, привезенные нами от черного обнальщика в банк. Мы сидели в переговорной подвала депозитария и восторженно трещали счетной машинкой.
– Может, надо было брать доллары все? Что-то рублей как-то совсем много.
– Я помню, как мне говорил Руслан. Если деньги большие, разбей на равномерные части и храни. Треть – рубли, треть – доллары, а треть – евро. И не прогадаешь. Часть сохранить удастся.
– А может, купить квартиру?
– Тебе что, жить негде? – удивилась я, старательно трамбуя пачки в чемодане банковского сейфа.
– Да нет, не мне.
– А кому?
– Нам.
– Нам с тобой? Ты с ума сошел? У меня Руслан. И потом, ты же для меня дитя! – возмутилась я.
– Нет, ну ты раненая. Зачем всем этим деньгам тут куковать? Выкупим пару-тройку однушек на стадии котлована и потом перепродадим.
– Точно! – обрадовалась я. – Это лучше всего. И ненаказуемо, если продавать до регистрации квартир в собственность.
– Договорились. Процент тот же. Тридцать на семьдесят. Берем три квартиры. Завтра я их застолблю.
– Столби на средних этажах и с хорошим видом.
Мы вынули из чемоданов часть денег.
– А я куплю себе хорошую машину, – вдруг решила я. – Сколько можно ездить на помойке!
– Только не спеши! – предупредил хорошо знающий мою порывистую натуру Алекс.
Но его увещевания пролетели мимо моей головы, забитой другой мыслью. Я так привыкла за эти годы терпеть лишения и преодолевать препятствия, что совершенно не думала, что мое положение женщины с деньгами может доставить мне массу приятных минут. Я прикинула, что тысяч тридцати должно хватить на покупку машины моей мечты, от которой заткнется любой сноб и ненавистник женской независимости. Имелся в виду Руслан, конечно.
«Это безумие!» – орал Алекс, вынужденный таскаться со мной по автосалонам весь следующий день. И еще один следующий тоже. К третьему дню метаний между работой и автомагазинами он уже смирился с моей дурацкой одержимостью и покорно ездил и рассказывал все, что он знает об импортном автопроме. Но мое сердце покорилось только искрящейся и сияющей, черной, похожей на дельфина машине, большой и тонированной. «Фольксваген Пассат», огромный самолет, летящий по земле в бескрайнюю черноту ночи. Сильный и самоуверенный зверь, мчащийся по дикому лесу в поисках добычи. Все это великолепие стало в три минуты моим. За двадцать семь тысяч условных долларовых единиц. Поскольку я выложила деньги наличными, мне тут же оформили номера, добрый и толстый гаишник за сто лишних баксов не поленился сразу же выдать паспорт транспортного средства. А уж сигнализация, музыка и кучи искрящихся огней были в ней и так. Мой боливар ушел на пенсию. Я отдалась этому плавному кораблю, в котором не было педали сцепления, не было коробки передач в моем однобоком понимании слова. Я утонула в «ортопедическом» кресле, я растворилась в велюре обивки, я погрузилась в волны музыки и покатила по улицам города. Алекс восхищенно присвистнул, глядя, как я лениво и вальяжно одним пальцем кручу руль, усиленный какой-то невероятной гидравликой.
