Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Глава сороковая: Даниэла
Я знаю, что у Кая нет родственников, коме дяди, но в последнее время они почти не общались. Кто бы ни хотел забрать моего Кая — это человек, которой точно не находиться в подчинении у Олега, потому что по его лицу сразу понятно — он тоже не ожидал такого поворота.
— Сиди здесь. — Олег тычет в меня пальцем, словно в нерадивую собачонку.
— Нет. — Я поднимаюсь и бросаю ему вызов. — Запретишь мне с ним видеться — и я не стану тебе подыгрывать.
— Ты совсем от своей ненормальной любви с ума сошла?
— Даже если и так — тебя это не касается. Хочешь играть в договорные отношения — вперед, но только вдвоем.
Мы оба знаем, что ему ничего не стоит растоптать и меня, и Кая. Я не последний человек в этом городе и мое имя довольно известно среди определенной касты людей, но было бы слишком наивно полагать, что мне по зубам крутой олигарх. И разница даже не в знакомствах и доходах, возможностях, которые каждый из нас так или иначе может подключить, а в том, что есть вещи, которые я никогда не смогу сделать, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Чего нельзя сказать об Олеге.
Он подбирается ко мне, словно хищник, но я спокойно выдерживаю и злой взгляд, и пальцы, которые сжимаются у меня на подбородке стальными тисками. Еще немного — и он сломает мою челюсть, словно гармошку, но и тогда я не заплачу и не оступлюсь.
— Скажешь одно лишнее слово — и я тебя по стенке размажу, родная.
— Хватит угрожать, Олег, мы не дети в песочнице. Мой песочный замок ты уже растоптал, толку грозиться отобрать лопатку?
Он хмыкает и преображается, вдруг очень убедительно разыгрывая любящего мужа и разбитого горем отца. Берет меня за плечи и подталкивает вперед, прикрывается, словно щитом.
Правда, на этот раз все немного спокойнее: видимо, большая часть журналистов уехала вслед за Олей и будет пытаться нарыть «новые интересные факты» у полиции, которой — в этом можно не сомневаться — уже дали четкие инструкции, что можно и нельзя говорить.
Вслед за врачом мы идем в реанимацию: холодный кафельный коридор, крошечные окна, лампы за решетками. Такое чувство, что меня ведут в бункер, где по-тихому расстреляют, но я согласна и на это, лишь бы перед казню узнать, что с моим большим плохим парнем все хорошо.
И с каждым шагом меня пробирает отчаяние. Что если он не переживет эту ночь? Что если я даже не смогу с ним попрощаться? Что если гроб будет слишком маленьким и там не хватит места для меня?
Наверное, я все-таки начинаю падать, потому что Олег подхватывает меня под локоть и остаток пути ведет, словно старую куклу, которую нужно «подталкивать» переставлять ноги.
В небольшом полутемном коридоре рядом с медсестрами замечаю фигуру. Сначала даже кажется, что это — мой Кай. Такая же широкая спина, темные волосы и четко отмеренные звериные повадки — ни оного лишнего движения. Но нет, конечно же, это не Кай.
Мужчина поворачивается на звук наших шагов, и я отмечаю, что он довольно молод — нет и тридцати. Темную бровь рассекают три полоски шрама, взгляд из-под нахмуренных бровей цепкий, тяжелый. Одет в дорогой костюм и короткое пальто, и часы у него на запястье — не для дела, а дань статусу.
Я понятия не имею, кто он такой, но мне очень нравится, что здесь и сейчас его энергетика ощутимо лупит по нервам справедливым предупреждением: не лезь — убьет.
— Что происходит? — без предупреждения нападает Олег.
Мужчина оценивает его знающим взглядом, большим пальцем потирает изуродованную бровь и спокойно говорит:
— Стас Онегин. Я забираю этого парня в другую больницу.
— Какого хрена? — не понимает Олег.
— Он мой сотрудник. Очень ценный. Адвокаты уже едут, все вопросы будем решать в правовом поле.
— Ты знаешь, кто я такой? — Кажется, впервые за все время голос Олега звучит растерянным.
— Ага, знаю, — отвечает Стас Онегин. — И мне, в общем, на это срать.
Я чувствую, что Олега тянет рвануться в бой, но положение и статус обязывают вести разговор в ином тоне. И я мысленно осторожно улыбаюсь, потому что к губам намертво приклеилась тишина.
— Он подозревается… — начинает говорить Олег, но этот человек его просто игнорирует.
У него звонит телефон, и он отвечает на звонок, как будто здесь больше никого нет, как будто на него не прет буром известный и влиятельный олигарх. Несколько фраз, из которых понятно, что Стас Онегин договаривается о команде врачей, которые перевезут моего Кая в частную клинику. И все это — открыто, перед Олегом, как будто ему в самом деле все равно, во что может вылиться это вмешательство. Или действительно все равно?
— Ты не заберешь его, — сквозь зубы угрожает Олег, когда мужчина кладет трубку и вопросительно окидывает его взглядом: «Почему ты еще здесь?» — Он подозревается…
— Я уже сказал, мне срать на твои слова, — перебивает его Онегин. Грубо, нагло, открыто. Как человек, который точно знает, что ему за это ничего не будет.
И я почему-то чувствую, что уже слышала эту фамилию раньше. Не от Кая, а как-то иначе. Кажется, была какая-то скандальная история с одним политиком несколько лет назад с той же фамилией. Олег что-то такое рассказывал. Но этот парень слишком молод, чтобы быть участником того скандала. А вот сыном известного до сих пор политика — запросто.
— Парень — сирота, — говорит Онегин. — У меня есть нотариально заверенное решение, что в случае непредвиденных ситуаций я являюсь его медицинским поверенным. И я считаю, что в этой больнице ему не окажут квалифицированную медицинскую помощь. Препятствуя этому, вы заведомо подвергаете опасности его жизнь, что может быть истолковано очень по-разному. В том числе, как попытка убрать единственного свидетеля.
Честно и сухо. Врет, конечно, но даже глазом не моргнул. Я знаю, что никаких документов Кай не подписывал — он бы точно мне сказал. Но у этого парня точно все схвачено, и наверняка юристы уже состряпали бумажное подтверждение, к которому не подкопаться.
Я не чувствую себя стервой, радуясь тому, что Олегу дали отпор. Причем так, что он не сразу находит, что ответить.
Мне нужно что-то сделать. Прямо сейчас, пользуясь тем, что здесь этот человек. Он на стороне Кая. Почему и зачем — не важно. Главное, что он не даст обижать моего большого плохого парня. И в этом мы точно по одну сторону баррикад.
Я шатаюсь. Получается очень убедительно, потому что последние пару часов у меня была просто выдающаяся практика. И нарочно ставлю ноги так, будто пытаюсь сохранить равновесие. Мне нужно всего несколько шагов — и внезапность играет мне на руку. Я буквально заваливаюсь на Онегина всем своим тело, цепляюсь за пальто у него на плечах, как будто пытаюсь устоять на ногах, но все равно падаю, нарочно поджимаю колени, чтобы потянуть его за собой. И у меня есть всего мгновение, несколько секунд, чтобы сказать то, что должно спутать Олегу карты. Лишь бы только Онегин понял.
Он, ожидаемо, подхватывает меня за талию, не дает упасть, а я мастерски притворяюсь умирающим лебедем и тяну его на себя. Сзади уже слышны шаги Олега, его злое бормотание, поэтому я на одном дыхании шепчу Онегину в ухо:
— Фотографии в его телефоне. Мы любовники.
Олег буквально силой отрывает меня от него, притягивает к себе, и я захожусь кашлем, от которого саднит горло. Муж смотрит то на меня, то на Онегина, но тот даже не подает виду, что услышал мои слова. А если в самом деле не услышал?
— Кажется, твоей жене плохо. Покажи ее врачу, — говорит обрывистыми фразами и тычет в Олега углом телефона. — Последний совет — оставь парня в покое.
— Собираешься мне угрожать?
— Почему «собираюсь»? — Онегин пожимает плечами. — Вроде как открыто угрожаю.
Он проходит мими нас, и Олег зло на меня смотрит. Не такая я хорошая актриса, чтобы разыграть все безупречно, и мы оба это знаем. Вот только я уже сделала свое черное дело, и даже если он меня придушит на глазах у всей больницы, фотографии будут в прессе самое позднее через несколько часов. Но Олег этого не знает, не понимает, что именно я задумала, поэтому начинает трясти меня изо всех сил — так, что из моего горла вырывается бульканье.
