Тест на отцовство (СИ) - Грант Эмилия (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Из ниоткуда на меня вылетел черный седан, и я крутанул руль, в последнюю долю секунды успев вырулить на обочину. Сработала профессиональная реакция, взвизгнули тормоза, и я знатно приложился лбом. Водитель седана выскочил из машины, подбежал и стал что-то орать, но меня вдруг накрыла апатия. Я уронил голову на руль, чувствуя, как по лицу стекает теплая струйка, и вдруг понял, что плачу.
– Мужик, ты в норме? – донеслось издалека.
Я не ответил. Из глубины поднималась соленая волна, и я, издав странный лающий звук, зарыдал. Заревел, как мальчишка. Как в детстве, когда моего Рекса сбил мопед, и я нес его маме, просил хоть что-то сделать, спасти лучшего друга… И Рекс смотрел на меня, а я не мог ему помочь. До самого последнего вздоха…
Не знаю, сколько я так сидел.
Мужик, испугавшись, что я конченный псих, уехал, и только настойчивая трель телефона заставила меня взять себя в руки.
– Да? – коротко ответил я осипшим голосом.
– Кирилл Евгеньевич, вы, вроде, назначили срочную встречу на два, – юрист тактично кашлянул. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но уже полтретьего, а у меня еще один клиент…
– Я плачу за ваше время, – перебил я. – Дождитесь и отмените остальные дела, если надо – я добавлю за издержки. Но сейчас мне будет нужно все ваше время.
Глава 27
Не зря я послушал своего штатного юриста и обратился к Гольдштейну – и пусть он внушал мне неприятие, пусть выглядел, как человек, готовый заложить душу за выгодную сделку, сейчас он был мне нужен, как никогда.
Выслушав мою гневную сбивчивую речь, понаблюдав, как я мечусь по кабинету, и даже глазом не моргнув, когда швырнул в стену одну из хрустальных наград, Гольдштейн достал толстый блокнот в кожаном переплете, поправил очки и какое-то время что-то невозмутимо записывал. Потом кивнул сам себе и улыбнулся.
Признаюсь, я всегда считал себя человеком, которого невозможно напугать. И все же в ту минуту от странно блеснувших глаз мне стало не по себе. И я понял, что не хочу иметь такого врага, как Борис Ильич Гольдштейн. Его адвокатская практика вызывала не только доверие – благоговейный трепет.
– Как вы понимаете, иск о признании отцовства – пустяки. С совместной опекой чуть сложнее, но это задача, а не проблема. Немножко старания, немножко инвестиций в добрые отношения с законом, – он обнажил зубы в полуулыбке, полуоскале, – И все пойдет, как по маслу.
– Совместная опека? – выдохнул я. – Видеть детей по выходным? А если она увезет их в другую страну? Поверьте, она именно так и сделает! И что тогда? Мне с носиться за ней по всей Европе, чтобы провести два часа с сыном и дочерью?
– Видите ли, Кирилл Евгеньевич. Российский суд априори на стороне матери. Чтобы изменить ситуацию, нужны радикальные меры. Нужно не просто найти компромисс и решить проблему, нужно ее устранить.
– Вы про… Устранить – в смысле совсем?! – понизив голос, переспросил я.
– Ну что вы, что вы! – отмахнулся Гольдштейн. – Такие методы – не мой профиль. Нам ведь с вами нужно все сделать красиво и, главное, легально, чтобы комар носа не подточил, верно?
– Тогда что вы предлагаете? – я окончательно растерялся.
– Мы можем подать иск о лишении родительских прав вашей бывшей любовницы. Да, дело будет сложным, насколько я поняла, она не бедный человек и уж точно не может пожаловаться на отсутствие связей.
– Уж точно… – я саркастически фыркнул. – Что-что, а связи налаживать она умеет. Да она залезет судье в штаны прямо во время заседания, если понадобится!
– Ну что вы, таким сейчас никого не купишь. Так что давайте не будем отчаиваться.
– Вы же сами сказали: дело будет сложным! – взвился я. – И как быть? На основании чего я лишу ее родительских прав?
– Вариантов масса, – Гольдштейн посмотрел на меня поверх очков. – Уклонение от родительских обязанностей или злоупотребление ими, жестокое обращение с детьми, хроническая алкогольная или наркотическая зависимость… Я могу еще долго перечислять. Поверьте, это моя работа, и я знаю, как ее выполнять.
– А если не удастся доказать?…
– Удастся. Есть превосходные специалисты, частные детективы. И в нужный момент они предоставят мне доказательства. Все мы люди, Кирилл Евгеньевич. В чем-то сильные, в чем-то слабые… И у всех бывают минуты несдержанности. Главное – в эти минуты быть рядом, если вы понимаете, о чем я.
– Да но… – я устало присел на край стола. – А сколько придется ждать?
– Ну, смотрите, – он поправил очки и глянул в свои записи. – Около месяца на установление отцовства. В лучшем случае. Потом подаем следующий иск, и там уже будет дольше… Я не могу сказать, как быстро мы получим на руки компромат. В любом случае, эти дела длятся не меньше нескольких месяцев. С учетом апелляции и вовсе полгода-год. Но вы не волнуйтесь, мы все ускорим, насколько это будет возможно…
– Год… – я ошалело взъерошил волосы. – И все это время я их не увижу… А если подать два иска одновременно?
– Нам нельзя, чтобы второй завершился раньше первого. Потому что опека над детьми должна перейти вам – а не государству.
– Да-да, конечно.
– И вот еще, – Гольдштейн захлопнул блокнот и убрал его в портфель. – Все это время под пристальным вниманием будет находиться не только мать ваших детей. Но и, возможно, вы. Поэтому я настоятельно рекомендую удержаться от резких движений и проявить всю сознательность, чтобы произвести на суд максимально положительное впечатление.
– Вы о чем-то конкретном?
– Вы упоминали няню… – адвокат поднялся и смерил меня взглядом заправского психиатра. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне показалось, что между вами что-то есть. То, как вы отзывались о ней… Подобная интрижка…
– Нет никакой интрижки! – вспылил я, задетый пренебрежительным тоном. – Лена – замечательная девушка, и я…
– Вот об этом я и говорю, – вздохнул Гольдштейн. – Возможно, вашей супруге и не придется ничего выдумывать, чтобы дискредитировать вам перед судом. Неподобающие отношения с няней ваших детей… Да еще и на их глазах… После этого ни один судья, особенно, если это будет женщина, не станет вам сочувствовать. Да, мы, конечно, предоставим неоспоримые и куда более весомые факты, в этом можете не сомневаться, но дело заметно осложниться. Поэтому если вы сейчас проявите дальновидность и здравый смысл, нам всем будет гораздо проще. Я ясно выразился?
– Предельно, – мрачно ответил я и протянул ладонь для рукопожатия.
Гольдштейн ушел, а я еще долго сидел, глядя в одну точку, пытаясь осознать, в какую кашу превратилась моя жизнь. Один день – и рухнуло все. Год ждать эфемерной возможности обрести семью. Не сметь прикасаться к Лене, чтобы какой-то там судья мне посочувствовал… Что за бред!
Схватив ключи, я выбежал из кабинета, чтобы вернуться домой и поговорить с ней, но секретарша робко окликнула меня.
