Семь-три. Оператор - Седлова Валентина (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Десять минут ушло на обговаривание деталей предстоящего действа, и примерно в четверть шестого Вереск, как самый представительный и располагающий к себе гражданин, был заслан в больницу наводить справки относительно того, где именно лежит Юрий Загребняк. Еще через пять минут вся компания в одноразовых полиэтиленовых бахилах бодро топала в направлении хирургического отделения.
Первым в палату ввалился Лесничий.
— Юрка, братан! Сколько лет, сколько зим! А мы тут узнали, где ты обретаешься, решили тебя навестить! Вон, все наши к тебе приехали! Вставай, вставай, нечего бока отлеживать, пошли, покурим! Чего здесь гоношиться, соседей твоих смущать, а то нас целый взвод, все равно все не поместимся! — орал Лесничий с самой широкой улыбкой, на которую только был способен, и с самым тупым выражением физиономии, как у «чисто конкретных братков», которых он в великом множестве перевидал во время дежурств.
Судя по выражению облегчения на лицах Юркиных соседей по палате при словах «пойдем, покурим, а то все не поместимся», Иван выбрал верную тактику. Теперь вряд ли кто сунется на лестничную площадку, где было негласное место для курения, и стояла урна для окурков, пока «братки» не соизволят отправиться восвояси. Связываться с такими никто не хотел.
Пока Лесничий изображал театр одного актера, а остальные толпились вокруг кровати Загребняка, создавая видимость большой дружной компании, вошедший последним Ликвидатор с пластиковой сумкой-пакетом в руках, лишившийся своей роскошной шевелюры и ныне блистающий в целях камуфляжа стриженным «под расческу» черепом, внимательно оглядывал палату. Вот и телевизор и, конечно же, как и следовало ожидать, вовсю пашет. Так, тангента должна лежать где-то поблизости. Но где? Телевизор стоит на тумбочке. Где-то в ней? А вот, точно, знакомый витой шнур исчезает где-то слева от ВПУ?. Нашел. Интересно, а куда он антенну воткнул? Сразу не видно, в принципе, наверное, можно будет снаружи посмотреть. Хотя уже и не к чему.
Ликвидатор глазами показал Лесничему, мол, есть, нашел, и тот с помощью Бегемота и Вереска вывел бывшего Фредди под руки из палаты «покурить». Загребняк, уже пришедший в себя от неожиданного визита и сориентировавшийся в ситуации, попытался было что-то заорать, но, увы: незаметным со стороны коротким тычком под солнечное сплетение Лесничий как минимум минуты на три отбил у него всякую способность к громким возгласам.
В палате остался один лишь бритоголовый Ликвидатор. Набыченно повернувшись в сторону соседей Юрия, он произнес:
— Я эта… Мы тут ему еды всякой прибомбили. Ну, и эта, водочки там, разумеется. Ща поставлю и пойду. Эта ведь его тумбочка, да? — сказал он, указывая на ту, которая использовалась в качестве подставки для телевизора и, не дожидаясь ответа, повернулся ко всем спиной, присел на корточки и начал шарить в ее недрах, усиленно изображая, что ищет место, куда бы пристроить полиэтиленовый пакет. На самом деле он притянул к себе рацию, сначала длинным острым шилом с силой нанес несколько коротких ударов-проколов через вентиляционные отверстия на корпусе, потом ненадолго вытащил штекер тангенты и вогнал в разъем то же самое шило. Провернул его на полный оборот, а потом обломил рукоятку, оставив стальной пруток в недрах искалеченной рации. Воткнул обратно штекер тангенты, и снова обратился к соседям: — Ну, эта, все в порядке. Вы тут тоже, эта, выздоравливайте! Бывайте, мужики! — и вышел вслед за остальными. На все — про все, ему понадобилось от силы секунд пятнадцать.
В это время на лестничной площадке шел довольно тяжелый разговор. Хотя вернее будет сказать, монолог. Разговор все же предполагает как минимум две участвующие стороны, а сейчас говорил один лишь Лесничий. Загребняк же стоял, прислонившись к стене, окруженный плотным кольцом из «спасенцев», и глотал ртом воздух. Ликвидатор подоспел аккурат к самому началу «проповеди».
— В общем так, Юра, — устало говорил Лесничий, — судя по всему, ты так ничего и не понял. Тебя ведь просили оставить эту затею. Ведь уже и до больницы дело дошло. Тут, по-моему, совсем не трудно сложить два и два, чтобы понять: хватит воевать! Сколько можно! Сначала на девчонок-операторов нападал, пришлось тебя уму-разуму учить. Оказывается, недостаточно учили. Ты теперь на все Спасение ополчился. Думал, что тебя не вычислят, раз ты лично в эфир не выходишь, а вместо себя телевизор гоняешь? Ошибочка вышла. Ты теперь меченый. Мы тебя из-под земли найдем, как бы ты не изгалялся. Сегодня, Юра, для тебя последнее китайское предупреждение. Мы твои выходки терпеть больше не намерены. Не сейчас, не потом. И советую отнестись к моим словам серьезно. В следующий раз для тебя все закончится куда как плачевнее. Ты не на одного кого-то нападаешь. А на всех нас. Если ты одному пакость сделаешь, так другие десять тебя достанут и отомстят. Мы такого не прощаем. Поэтому, если ты еще остатки совести и здравого смысла не растерял, прими дружеский совет: завязывай со всем этим. Мы сейчас уйдем, а ты возьми-ка рацию, да сними с тангенты блокировку. Ну, как, последуешь совету, или будешь упорствовать?
— Да пошли вы все на хер! Советчик какой выискался! Я тебя, сука, век помнить буду! Думаешь, раз ввалился со своими амбалами, так я уже должен в штаны наложить от страха? Думаешь, твои кулаки тебе помогут? Да имел я тебя с твоими «советами»!
— Это вряд ли, — флегматично отозвался Лесничий, разом потеряв к Загребняку всякий интерес. — Да, а это тебе так, в качестве бонуса за излишне смелые предположения, — и он коротко, без замаха ударил Юрия. Тот согнулся пополам и сквозь зубы прошипел что-то маловразумительное. — Пошли, ребята, нам здесь делать больше нечего.
Из больницы компания отправилась пить чай в первое попавшееся кафе, расположенное в районе метро Текстильщики. «Статисты» Бегемот, Вереск и Семь-сорок принялись расспрашивать Ликвидатора, что именно он успел сделать, пока они выводили Загребняка из палаты. В целом, все сошлись на том, что идея была более чем хорошая. На первый взгляд у рации видимых повреждений нет, поэтому, если только Фредди не будет отдельно проверять ее работоспособность, то еще не скоро поймет, что теперь она годится только на выброс. Пробитые микросхемы восстановлению не подлежали. Легче было купить новую рацию, чем отремонтировать эту. Как признался Олег, вначале он хотел перерезать провод тангенты, потом просто выдернуть и забрать ее с собой, а уж только потом дошел до того, что лучше сделать так, как он сделал. Формально никто у Загребняка ничего не забрал, все его оборудование на месте, а то, что неработоспособное, так это другой вопрос. Сломалось. С кем не бывает.
— Ох, ребята. Думается мне, что на этом ваше общение с этим типом не закончится. Он злопамятный. У него это на лбу написано. Я таких засранцев столько перевидал, что и не упомнить, — сказал Вереск.
— По крайней мере, есть шанс, что он в конце концов поймет, что все его поползновения бессмысленны. Может быть, хоть тогда от нас отвяжется, — отозвался Ликвидатор, с наслаждением прихлебывая черный кофе такой кондиции, которую Ленка обычно называла «только заборы красить».
— Пока он поймет, сто лет пройдет. Он за это время еще столько гадостей сделает, что и не сосчитать.
— Слушай, а что ты ему в сумку положил? Ну, в качестве передачи? Мне еще в больнице страсть как захотелось спросить, но как-то неудобно было, сам понимаешь.
— Да три упаковки йогурта, открытку с чайником и надписью «не кипятись», плюс бутылку минералки. Чтоб свои больные нервы лечил и успокаивал.
— Добрый ты у нас, Олежка! А мог бы и адскую машинку подсунуть!
— Мог бы, да не было в закромах Родины подходящей. А абы что я своему крестнику не потащу. Только чтобы наверняка и без лишних жертв.
— Господа, господа! Не нужно полемики! Лучше скажите, когда в следующий раз собираемся? А то я вчера не до конца это понял, меня отвлекли.
— На следующей неделе. Тоже в среду. Как обычно.
Вечер, на который Кристина запланировала свою «отвальную», пришелся на субботу. Посоветовавшись с двести сорок восьмой, она решила, что это произойдет где-нибудь вне стен Теремка. Иначе бы не удалось нормально посидеть с девчонками, пришлось бы то и дело срываться на пост. Никакого удовольствия, одно сплошное расстройство.
