Молчаливый мужчина (ЛП) - Эшли Кристен (бесплатные серии книг TXT) 📗
Если не считать того факта, что я больше уже не волновалась, учитывая, что Смити позвонил мне и сказал, что у меня теперь будет телохранитель, хотя он и сказал, что объяснит все позже, я немного заволновалась все же, и до того, как вошел этот громила также немного продолжала волноваться.
Но теперь, вместо этого волнения, я боролась с желанием наброситься на него, запрыгнуть, как на дерево.
Я сдерживала свой порыв, спросив:
— Я должна быть напугана, что Смити приставил тебя ко мне?
— Хоук разберется с этим.
И все.
Волнение вернулось.
Я хочу сказать…
Хоук Дельгадо?
Смити не упоминал про Хоука Дельгадо.
Смити только упомянул, что при мне будет теперь телохранитель, не так давно в клубе произошли ужасные вещи. Ужасные, что буквально разрывали Смити пополам. Поэтому я списала телохранителя на то, что Смити решил подстраховаться на всякий случай, что было вполне нормально.
Хоук Дельгадо обычно вступал в игру, если какое-то дерьмо доходило до крайности, может и «подстраховаться» тоже теперь входило в его обязанности, либо дерьмо принимало серьезный оборот.
И я предполагала, что Смити не рассказал мне о Хоуке, потому что у него были плохие новости.
Вот черт.
— Точно. Ястреб, — сказала я. — А теперь ответь, должна ли я волноваться, что Смити привлек такого парня, как Хоук Дельгадо, к тому, что происходит?
Парень молчал.
Он просто продолжал смотреть мне в глаза.
— Мо…
— Хоук разберется, — повторил он.
Я вскинула руку.
— Послушай, я уверена, что здесь нет ничего страшного. Ничего необычного, парни постоянно зацикливаются на мне. Такое случалось и раньше. Обычно все эти мужчины безвредны.
На это Мо тоже нечего не ответил.
— Смити перекинется с ними парой слов или пошлет Джоакима, или Джейлен, и они успокоятся. Если бы у них хватило смелости, они бы просто подошли ко мне с самого начала.
Мо по-прежнему молчал.
— Но если Смити напуган и обратился к Хоуку, это говорит о том, что мне стоит серьезно чего-то бояться, — заметила я.
Но никакого ответа от Мо я не получила, что еще больше резануло по моему волнению, возможно, он не двигал губами, чтобы мне ответить, но его глаза говорили: «Да, тебе следует бояться».
Так что я перешла от волнения к серьезному испугу.
— О Боже, — прошептала я, моя рука скользнула к животу. — Это плохо.
Вот тогда-то все и случилось.
Именно в этот момент вся моя жизнь изменилась.
Его взгляд переместился за моей рукой на мой живот.
И его лицо из сурового и бесстрастного стало однозначно прекрасным.
Потому что выражение его лица смягчилось.
Что бы ни происходило там за пределами моего дома, он явно ненавидел происходящее.
Что бы ни взбесило Смити, меня, Хоука Дельгадо (всех людей), Мо не хотел, чтобы это происходило. Он не хотел, чтобы я чувствовала то, что сейчас чувствовала, что буду еще чувствовать, пока эта ситуация не закончится.
Он ненавидел, что я тоже это поняла.
Он находился здесь, выполняя за деньги свою работу, чтобы защитить меня от всего этого дерьма.
Но для него это была не просто работа.
Это было нечто большее.
Он не знал меня, а я была не просто великолепной парой сисек с фантастической шевелюрой, которую любой парень с членом хотел бы видеть и в дальнейшем живой и здоровой — невредимой.
Я была человеком, который почувствовал что-то отстойное, а он был тем человеком, которому не нравилось, когда люди чувствовали себя отстойно.
Он ненавидел это.
Вот каким он был парнем.
Да, вся моя жизнь просто изменилась.
— Мо, — тихо позвала я.
Его внимание вернулось к моему лицу.
— Все будет хорошо, — заверила я его.
Сильный подбородок снова опустился кивнув.
Хорошо.
Пойдем дальше.
— Хочешь чего-нибудь съесть? — Поинтересовалась я.
— Осмотр, — буркнул он, но сделал это, не оглядываясь.
Ему нужно было узнать, куда он приземлился.
Но теперь у меня была другая проблема.
Я нервничала.
На самом деле нервничала.
Я никогда не нервничала с парнями.
Красивыми. Уверенными. Фактурными. Успешными. Богатыми. Для меня это не имело значения.
Имелось ли у них чувство юмора?
Это для меня имело значение.
Были ли они умны?
Это тоже имело значение.
Были ли у них цели в жизни и не боялись ли они усердно трудиться для достижения своих целей?
Это совершенно не имело значения.
Но, если они видели во мне только стриптизершу, как принято считать во всем мире, и думали, что я действительно могу дать первому встречному парню, что обычно люди думают, чем я занимаюсь, чтобы зарабатывать себе (очень хорошо зарабатывать) на жизнь? И если мужчины думали, что я была не разборчива, легкой добычей и они могли легко залезть ко мне в трусики, а затем хвастаться, что поимели стриптизершу, даже не помня моего имени?
Это определенно имело для меня значение.
Я не могла вспомнить, когда в последний раз так нервничала рядом с парнем.
На самом деле, мне кажется такого времени никогда и не было, когда я нервничала рядом с парнем.
Но у меня было безумное желание взмахнуть своими волосами, я боялась, что не вовремя споткнусь, когда повернусь, показывая ему свой дом или еще чего хуже, поэтому я полностью сосредоточилась на том, чтобы ничего такого не сделать, что заставило бы его подумать, что я какая-то идиотка или совсем непривлекательная.
Вот черт.
Я успешно сделала поворот и провела его через недлинное фойе моего Денверского тюдоровского дома в гостиную и тут же пожалела, что моя гостиная была отделана в белых тонах.
Камин белым с серыми прожилками мрамором. Квадратный белый современный диван (хотя на нем были большие цветные подушки, но светлые деревянные ножки). Белые стены. Белые занавески (хотя они висели по бокам, а шторы в римском стиле были бамбуковыми). Даже ковер был в основном белым с серым геометрическим рисунком. Но полы были дубовые (впрочем, из белого дуба, черт!).
Нравились ли Мо свежие, чистые и яркие цвета?
Может, у него были проблемы с лососевым цветом?
Я имела в виду, мое кресло было лососевого цвета. Не слишком ли оно было женским?
А если он присядет на диван, не ударится ли головой о мою лампу от торшера, который выгибается дугой? (Слава Богу, торшер был черным.)
— Э-э, — я махнула рукой, мысленно отметив, что нужно поправить дугу торшера, и повернулась к нему, — это гостиная.
Он ничего не сказал.
Подошел к ближайшему окну, и мои жалюзи, опущенные только частично, потому что они хорошо смотрелись именно так на моих окнах, придавая комнате ощущение тепла, опустились, потому что он их просто опустил.
Затем он своей покачивающейся неуклюжей походкой подошел к другому окну и проделал то же самое.
— Ладно, значит, чтобы никто ничего не увидел, верно? — Догадалась я, почувствовав, как в комнате внезапно похолодало, и не потому, что больше она не наполнялась солнечным светом.
Он повернулся, и его подбородок качнулся вниз.
Затем он посмотрел на открытую столовую и кухню, которые насыщались энергией из гостиной, и двинулся туда.
Я последовала за ним.
Под (белым) обеденным столом лежал бирюзовый коврик.
Это было хорошо.
Но на кухне по всем стенам была огромная блестящая белая плитка. Совершенно белые столешницы. Хотя с одной стороны были белые шкафы, с другой — черные, и еще под стойкой находился темно-зеленый шкафчик с желтым отливом, чтобы добавить некоторый контраст. Перила лестницы, ведущей к задней двери, были белыми, но сама дверь — черной.
И бамбуковые шторы, никаких занавесок.
Пол был выложен изразцовой черно-белой керамической плиткой, а светильники — золотые.
И темно-зеленый шкафчик с желтым отливом под стойкой, сейчас казался мне смотрелся по-мужски.
Как мужчины относятся к белому?
Вообще-то?
Когда Мо закрыл жалюзи в столовой и на кухне, я поняла, что ему наплевать на искусственные полы или на мою широкую, но неглубокую деревянную вазу с фруктами и на то, была ли эта ваза женской или больше похожей на мужскую.
