Папа есть, нужна Любовь (СИ) - Любимая Татьяна (читать полную версию книги TXT, FB2) 📗

Предплечья коснулся ветерок или перышко, пощекотал, погладил. Смахиваю, чувствую чьи-то пальчики. Отнимаю руки от лица полностью.

Маленькая девочка стоит напротив, в лицо мне заглядывает, бровки свои светлые хмурит по-взрослому, а глаза с длинными ресничками ясные, голубые, кристально-чистые. И круглые, открытые миру, как у всех детей в этом возрасте. Сколько ей — четыре, пять?

— Не надо плакать, — говорит четко.

Волосы у нее длинные, пшеничного цвета, собраны в конский хвост. Джинсовый костюмчик из штанишек и расстегнутой курточки, ярко — желтая маечка с забавным смайликом на животе. На ножках сандалики. К запястью привязан такой же желтый шарик. Со смешной рожицей.

— Я чуть-чуть, — шмыгаю носом и пытаюсь улыбнуться. — А ты с кем? Где твои родители? — ищу взглядом в толпе ее мать.

— Папа там, — машет назад, не глядя. — Не надо плакать, — повторяет, протягивает ручку, стирает с моей щеки слезы. Пальчики у нее маленькие, нежные, теплые. — Папа говолит, плакать надо, если сильно — сильно больно, а если с кем-то полугались, значит, у него было плохое настлоение, потому что он не с той ноги встал.

Мне сильно-сильно больно, а Боря действительно встал не с той ноги. Он вообще в последнее время плохо спит. А потом весь день раздраженный, рычит.

Любуюсь девочкой. Красивая, как ангелочек. Солнечные зайчики скачут по личику. Оно будто светится.

Непроизвольно начинаю улыбаться. Такая рассудительная малышка, очень серьезная.

Повезло же родителям с хорошенькой девочкой. А как вкусно она пахнет! Как сливочное мороженое! Где таких делают? Дайте две!

— Я больше не буду плакать, — обещаю, смахиваю с другой щеки остатки слез.

Девочка протягивает мне ручку, к которой привязан воздушный шар.

— Надо лазвязать.

— Уверена? — с сомнением поглядываю на веселый шарик.

— Да, — встряхивает волосами.

Берусь развязывать. Кое — как справляюсь с узелками.

— Все. Держи только крепко, а то улетит.

— Нет. Это тебе, — машет ладошками.

— Мне? — растерявшись, перебираю веревочку пальцами. — Почему? За что? А как же ты? Он же твой… Папа ругаться будет…

— Не будет. Это доблое дело, за доблые дела не лугают.

— Надо же… — растроганно хлопаю глазами.

— Его Петлюшей зовут.

— Петрушей? — уточняю. Кивает. — Здорово… Спасибо тебе. А я… — спохватываюсь, — я тоже тебе хочу сделать подарок. Подожди секунду.

Зажав ленточку от шарика, открываю сумочку, шарю в ней. Где же она, где? Ведь была.

Вот!

— Держи, это тебе. Подарок, — раскрываю ладошку.

— Ух ты-ы! — тянет восхищенно, округлив глаза. — Это мне? — улыбаясь ее неподдельному восторгу, моргаю. — Класивая… — несмело дотрагивается пальчиком.

Эту заколку я покупала себе сама. Два блестящих позолоченных листика влево, два вправо. Оба густо украшены розовыми стразами. Между ними волна из розового жемчуга. Увидела ее и влюбилась с первого взгляда, взяла не раздумывая. И сейчас от всего сердца дарю ее маленькой доброй девочке. На счастье.

— Она твоя. Хочешь, я тебе ее приколю?

— Хочу.

Подставляет мне голову и кажется, не дышит, пока я осторожно прикалываю заколку сбоку от резиночки.

— Класиво? — спрашивает довольная, крутя головой.

— Очень! Тебе идет. Как тебя зовут, солнышко?

— Тая.

— Тая, Таечка… Какое красивое имя. А меня…

— Тася! Таисия!

Над головой у меня как гром среди ясного неба прогремел встревоженный мужской голос.

— Я тебя потерял! Ты почему убежала? Я же просил не отходить далеко!

Мужчина бросил на лавку рядом со мной мороженое в упаковке, сам стремительно опустился на корточки перед дочкой. Сурово сдвинув к переносице брови, начал вертеть малышку в разные стороны, проверяя на целостность. Руки как крылья коршуна — укрывают, защищают дочь ото всех. Еще бы, при таких — то габаритах. А дочь дюймовочка.

Они похожи. Мимика один в один.

— Папочка, я делала доблое дело! — растопырив пальчики, с детской непосредственностью громко объясняет ему Тая.

— Это не повод убегать от меня! — выговаривает ей строго.

Вижу, еле сдерживает эмоции. Внутри его колотит.

— Не ругайте, пожалуйста, девочку, — заступаюсь за нее, — она…

Но меня не слушают и не слышат. Мужчина, бросив на меня короткий недобрый взгляд, подхватывает дочь на руки и быстрыми шагами удаляется. Очень скоро его высокая крепкая фигура теряется в толпе.

Нет, ну вообще уже! Как-то по-хамски. Ни здрассте вам, ни до свидания, ни спасибо, что за девочкой приглядела.

— Невоспитанный папаша, да, Петруша? — жалуюсь шарику. — И в кого только у него дочка.

Петруша улыбается мне широкой улыбкой, скачет и подмигивает.

Рядом лежит забытое мороженое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 5

— Вот, посмотри, я поседел, пока тебя искал! — наклоняю голову к дочери, раздвигаю пальцами волосы.

— Так и было, — косится, надув губешки. Ручки на груди сложила, характер показывает.

А меня колотит внутри, накрывает кошмарными сюжетами, где один ужаснее другого. Финал у всех один — я ее потерял! Мою малышку. Смысл жизни. Самое дорогое, что у меня есть.

Вся жизнь перед глазами промелькнула — от узкой коробочки с бантиком, которую мне вручила Вита, в ней оказался тест с двумя полосками. До первых невнятных звуков моей доченьки, в которых я пытался уловить слово «папа». И даже сегодняшнее утро с ее петухами и отпадным нарядом.

Первый порыв был, когда я ее нашел, — наорать, дать хоть раз в жизни по жопе, чтобы запомнила на всю жизнь, что так делать нельзя. Еле как взял в себя руки, приглушил страх, злость, сделал лайтовое внушение, а она, понимаешь ли, делала доброе дело! Ревущую женщину успокаивала! Ту самую, из серой машины. Замужнюю.

Я ее узнал, но жалости не испытал, все потому, что мысли были заняты Таськой. Схватил дочь в охапку, полетел в машину. Это сейчас до меня дошло, как по — идиотски выглядел мой побег со стороны, а в тот момент ни о чем не думал, только о том, что дочь со мной и я ее от себя не отпущу.

Вообще какие были мысли у той женщины, вдруг она причастна к киднеппингу и специально втиралась в доверие моей малышки? Мне становится дурно, давление подскакивает.

— Тася, нельзя убегать от родителей! — взрывает меня от эмоций. — А если бы эта тетя тебя куда-нибудь увела?

— Куда?

— Ну не знаю. К себе.

По глазам вижу — не боится. Не знает мой ребенок, что под красивыми оболочками запросто могут скрываться маньяки.

— Она плакала, я ее утешала. Петлюшу ей подалила.

Дожили. Воздушным шарам имена даем.

— Помогло? Утешилась?

— Да.

Ладно. Дыши, Тимур, дыши, все обошлось. Дочь с тобой, жива, здорова, в меру весела. Медленно считаю до десяти, пульс успокаивается, я стабилен.

Во всей этой суматохе я забыл про мороженое. Бросил его на лавке возле той женщины, там оно и осталось. Но хоть Таська о нем не вспоминает, а то побежала бы забирать.

— Папочка, я класивая? — задрав нос, дочь крутит головой.

Мельком глянув на источник моих нервов, вставляю ключ в замок зажигания, хочу завести машину. Программа минимум выполнена, можно ехать домой.

— Очень красивая. Ты самая красивая девочка, которую я когда — либо видел, — стараюсь, чтобы голос звучал спокойно, без тех всполохов, что еще нагоняет мое воображение.

— Не-ет, ты получше посмотли, — требовательно.

Оставляю ключ в покое, внимательно рассматриваю дочь. В волосах блестят стразы!

— Откуда у тебя это украшение? — наклоняюсь, рассматривая. Дома отродясь таких заколок не было.

— Та тетя подалила. Она доблая.

— Точно подарила? Или ты выпросила в обмен на Петрушу?

— Подалила! Она сказала, что ей она не нужна.

— Хм. Ладно. Ты спасибо той тете хоть сказала?

— Ой… — мгновенно расстроилась, — забыла! Папа, пойдем сколее, она, навелное, ещё там, на лавочке в палке, моложеное наше ест. Только ты на нее за моложеное не лугайся, пусть ест.