Рикошет (ЛП) - Лейк Кери (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗

Я никогда никому не рассказывал о том, что произошло. Даже Алеку.

— Майкл... сделал это с тобой, не так ли? Его люди убили твою семью? — Мягкий голос Обри пробил белый шум внутри моего черепа.

— Я очнулся и услышал, как один из них звонил по телефону. Он сказал остальным, что Каллин отдал приказ избавиться от нас. Сжечь все дотла. — Я поднял голову и провел лицом по бицепсу, вытирая слезы. — Так они и сделали. Они сожгли все дотла. Включая мою жену и сына.

— О, боже! Почему? — Агония управляет голосом Лены, заглушая звон внутри моей головы.

 Вкус металла обволакивает мой язык, а дым жжет в носу — столько дыма, что он наполняет мои легкие, как будто огонь полыхает где-то внутри дома. Я поднимаю голову из-под крови подо мной. Она моя? Я не знаю. Я ничего не помню. Так много черных пятен испещряют кошмар, который все еще разворачивается у меня на глазах.

Комната окрашена в кровь, и я разбираю длинную полосу, ведущую в коридор, куда моя жена как-то проползла к нашему сыну и скрутилась телом вокруг него, крепко сжимая. Ее нога вздрагивает, и это все, что мне нужно, чтобы встать на локти и потащиться к ним. Я не могу даже держать голову в вертикальном положении, и в ушах, не прекращаясь, слышится гребаный звон, ​​но я хватаюсь за окровавленную древесину, чтобы добраться до них. У меня нет другого выбора.

За исключением окружающей их лужи крови, они кажутся спокойными. Словно спят, повернувшись друг к другу. Неподвижно. Слезы стекали по щеке Лены, отразив в себе свет в комнате, когда она спрятала лицо в волосах нашего сына, запечатлев на них вечный поцелуй.

Мое сердце ноет в груди, но, когда я ложусь рядом с ними, страх исчезает. Я не боюсь сгореть вместе с ними, потому что я никогда не переживу этого.

Опустив голову на спину своего сына, я концентрируюсь на звуке его сердцебиения. Ищу любой признак того, что он все еще может быть жив. Слезы злости наполняют мои глаза, когда его тело остается неподвижным, таким неподвижным подо мной. Мое тело дрожит от ярости, зарывшейся глубоко в мои кости, ярости, которую я хочу выпустить на мир, на этих гнилых ублюдков.

Дрожащей, тяжелой рукой я глажу его по спине и ловлю влажность, которая скользит между моими пальцами и тканью его пижамы. Поднимая руку, вижу, что с кончиков моих пальцев капает кровь. Рыдание разрывает грудь, и я сжимаю руку в кулак, желая вколачивать ею в стены, пол, где лужей собралась его кровь, в лица людей, которые сделали это с ним. В каждого проклятого жизнью отморозка.

Напротив меня глаза Лены кажутся другими из-за слез, опустившихся на них завесой, но они опустошены. Не видят перед собой. Она кажется загнанной в ловушку внутри кошмара и не может вырваться на свободу.

Я наблюдаю, как из ее глаз ускользает последняя искра жизни. Прекрасная яркость, которую я любил так долго, угасает пред тусклым постоянством пустоты. Как дом, однажды наполненный весельем и детством, внезапно был брошен гнить?

Я протягиваю руку к нашему сыну и сжимаю запястье Лены, но, когда она даже не вздрагивает, вопль скорби сокрушает мою грудь.

Закрывая глаза, я целую сына в щеку, сжимаю руку Лены в своей руке и жду, пока пламя втянет меня в вечный сон рядом с ними.

Смех — злой, порочный смех — отголосками доносится откуда-то снизу. Он настигает меня во тьме, кружит над моими рыданиями и звоном в ушах. Он прокалывает дыры за моими веками и царапает позвоночник, словно нож, срезающий плоть с кости.

Я распахиваю глаза. Они все еще внутри дома. В другом конце комнаты я вижу выпавший у одного из них нож.

Напряженность тянет мышцы, и, прежде чем мой разум это осознает, я уже на полпути через этаж, влачась, следую за звуком смеха. Я не знаю, сколько их, но я умру, пытаясь забрать с собой стольких, сколько смогу. Нож ощущается неуместно в моей руке, кажется слишком большим, слишком тяжелым для моих запястий. Я роняю его и снова поднимаю. Прижавшись ладонью к стене рядом с собой, я отталкиваюсь, заставляя свои слабые ноги стоять вертикально, спотыкаясь о пол, пока направляюсь к двери.

Комната размыта, нет ни единой четкой линии. Звон усиливается. Я на автопилоте, скольжу по стенам, идя к лестнице.

Поверх треска и хлопков огня слышно бормотание голосов, после которого разливается смех.

Теперь я знаю. Я услышал ее голос. Она осталась с нашим сыном и вернула меня к жизни по единственной причине — отомстить за них.

— Меня преследует огонь. — Когда воспоминание ушло, я уставился перед собой, наблюдая, как лучи лунного света, пробившиеся через окно, пересекают темноту комнаты. — Не могу наблюдать за пламенем, не чувствуя палящего тепла на лице и вкуса крови на языке, не чувствуя запаха горящей плоти, удушающей мои легкие.

Слезы капали с щек Обри. Поднявшись на колени, она бросилась прямо мне на грудь, не сказав ни слова, и обняла меня за шею.

Часть меня хотела отбросить ее через комнату. Оттолкнуть. Впиться ногтями в ее кожу, которая коснулась моей. Вместо этого я обнял ее и прижал к своему телу. Я ощутил ее теплоту, частоту дыхания на своей шее, дрожь в ее мышцах, напоминающей мне мою, как два разряда электричества, соединившихся в одной мощной волне.

Мои мышцы напряглись вокруг нее, словно я мог выжать из нее всю жизнь, так как темная сторона моего мозга ухватилась за желание разбить ее на тысячи крошечных сломанных фрагментов, в которые превратились мои внутренности. Отгоняя эти мысли, я просто держал ее. Осторожно. Тихо. Эгоистично. Уткнувшись лицом в ее волосах, я наполнил свои чувства ее сладким, чистым запахом, пока, наконец, не успокоился. С долгими поверхностными вдохами напряжение в мышцах спало. Ярость скрылась обратно в темном уголке моего разума.

Наконец-то я смог выдохнуть.

Обри отстранилась, и тут же мое тело закричало, вновь жаждая ее тепла. Я хотел схватить ее и унести на свою кровать, украсть каждую унцию тепла внутри ее тела для себя, но я этого не сделал.

— Я — твое возмездие, — сказала она мрачно.

— Да.

— Ты собираешься убить меня ради мести?

— Нет.

Это правда. Я не мог убить такого ангела милосердия. Она дала мне власть контролировать единственную вещь, что заставляла меня терять контроль.

Обри склонила голову набок.

— Тогда почему ты меня удерживаешь?

Я посмотрел на размазанную кровь, засохшую на ладони.

— Потому что я не могу отпустить тебя.

Я даже не мог сказать почему, и, к счастью, она не спросила. Потребность оставить ее тянула внутри, как и голос в моей голове, говорящий, что этой женщине нужна моя помощь, независимо от того, просила она о ней или нет. Говорящий, что если я отпущу ее, то все разрушу.

Тот же внутренний голос обратился ко мне двумя словами, которые все изменили:

Спаси ее.

Глава 31

Ник

Дождь бил по ветровому стеклу «Мустанга», когда я поехал к пустынной площадке, где раньше находился мой дом. Не было и пяти часов утра, что означало в квартале будет тихо, темно, как и было всегда, когда я приходил к своей жене и сыну.

Я выскользнул с водительского места и прошагал по обуглившимся остаткам моего дома. Гнилое, почерневшее дерево лежало поверх раздробленных кирпичей и деревянных брусьев. Из-за того, что никто не вызвал пожарных, дом сгорел дотла, перебросив огонь и на соседний дом тоже. Искатели железа, без сомнений, украли все трубы и металл. Один из туалетов возвышался в центре развалины, пока «помойная яма» разворачивалась вокруг него.

То, что когда-то было моим домом, превратилось в останки и руины. Стало не более чем предметом насмешек прохожих.

Обри сидела в машине, когда я обогнул ее. В багажнике взял лопату, прежде чем пройти к вербе на заднем дворике. Она была не больше отростка, когда мы купили дом почти восемь лет назад, и выросла в величественное дерево, которое возвышалось примерно на девять метров ввысь. Джею нравилось качаться на ее свисающих вниз ветках, что он часто и делал с Блу, играя на своих маленьких, еще не окрепших ножках. Я вонзил лопату в подножье вербы, вырывая траву, что поросла там. Октябрьский дождь был холодным, как лед, и мои руки окоченели, пока я с трудом выполнял свой долг.