Молчи обо мне (СИ) - Субботина Айя (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Кажется, да.
Глава сорок вторая: VIP
О том, что Евгения родила и находится в больнице, я узнаю совершенно случайно.
Заявляюсь в главный офис, собираюсь провести экстренное совещание, а бойкая помощница моей Правой руки заявляет, что ее начальницы нет — и она никак не может появиться в офисе в требуемый мною ближайший час. Я интересуюсь, не приболела ли она, а в ответ получаю выпученные глаза и справедливое обвинение в том, что даже я должен хоть иногда интересоваться жизнью своих сотрудников.
Так я узнаю, что несколько дней назад Евгения стала матерью здорового крепкого малыша.
И почему-то, хоть я прекрасно знал, что срок ее родов будет примерно в этих числах, эта новость меня «укрывает». Настолько сильно, что я впервые пренебрегаю работой из-за нахлынувших воспоминаний. Пытаюсь в них не бултыхаться, но образы снова и снова вылезают из могил. И картинка перед глазами сменяется на обшарпанные кафельные стены морга, куда я спускаюсь, словно в замерзший ад.
Поэтому я снова тормошу помощницу Левитской и в лоб интересуюсь, когда Евгения собирается выписываться, и кто за ней приедет. Раз эта девушка была единственной, кого она оставила возле себя, значит, доверяет ей целиком и полностью и должна хотя бы отчасти посвящать в личные вопросы. Так часто бывает с помощницами: моя Анжела, кажется, даже в курсе, когда и с кем у меня в последний раз был секс.
— Ее некому забирать, насколько я знаю, — неуверенно говорит обычно бойкая девчушка. — Сестра Евгении Александровны отдыхает где-то в тропиках — я что-то такое слышала… краем уха!
За все время, что Евгения работает на меня, она ни разу не жаловалась, не просила поблажек, прикрываясь беременностью, не прогуливала и порой даже слишком самоотверженно уходила в работу с головой. А я слишком хорошо помню наш последний разговор, после которого, сам не знаю почему, начал ее избегать.
И думаю, что должен забрать ее из больницы в качестве моих извинений за то, что выместил на нее собственные прошлые обиды.
— Детская там, — все еще настороженно говорит она, когда мы заходим в квартиру.
— Я справлюсь с ребенком, а вы займитесь кофе. И приведите себя в порядок: у вас вид — краше в гроб кладут.
Я ничуть не сгущаю краски: Евгения очень бледная, пару раз в больнице мне казалось, что она близка к обмороку. Понятно, что ребенок и недавние роды отняли много сил, но даже у моей несгибаемой Правой руки есть предел возможного, а она его давно превысила. Даже не знаю, как ей сказать, что собираюсь остаться на ночь, а утром лично выписать круглосуточную няньку для ребенка.
— Лука, вы точно…
— Я точно, — перебиваю очередную попытку сомнения.
— Можно хотя бы узнать, откуда у вас опыт в обращении с новорожденными младенцами? — Она явно не собирается верить мне на слово. И тут же расшифровывает: — Не обижайтесь, но сейчас вы на моей территории, а не на работе, поэтому я не собираюсь исполнять приказы, которые не имеют никакого отношения к нашим деловым отношениям.
Я укладываю ребенка на пеленальный столик и вместо тысячи слов провожу наглядную демонстрацию: снимаю комбинезон и пару теплых одежек, избавляю малыша от одной из двух шапок, а потом прикладываю его к плечу.
Меня заедает боль, но я лучше сдохну, чем покажу свою слабость. Пусть думает, что у ее авторитарного босса случился приступ сантиментов.
— Младшая сестра, — поясняю свой опыт. — Мать вышла замуж во второй раз, когда мне было восемнадцать. Ее мужу было тридцать — и через год у меня появилась кукла, о которой я не просил.
Еще одна темная часть прошлого, о котором я стараюсь не упоминать, потому что до сих пор понятия не имею, куда после скоропалительной смерти моей матери ее нерадивый муж увез ребенка.
Евгения минуту колеблется, но все-таки признает мою правоту и быстро уходит.
Пока Евгения в душе, я позволяю себе вольность попутешествовать по ее квартире с ребенком на руках. Меня совершенно не пугает присутствие младенца, разве что немного выбивает из колеи его запах. Потому что море моей памяти снова неспокойно — и, если я срочно не отвлекусь на что-т более спокойное, в мое настоящее снова вернутся те дни, когда я был глупым, поспешным, слишком злым и категоричным. Даже если тогда мне было куда меньше лет, чем сейчас.
Мне нравится ее квартира: хороший вид из окна, удобная планировка, где каждый квадратный метр используется с пользой, не теряется в дизайнерских завихрениях коридоров. Красивая отделка комнат, стильный минимализм в светлых тонах и при этом все пропитано каким-то романтизмом. В винтажной глиняной вазе под старину — букет засушенных подсолнухов. На полочках — мелкий декор, сувениры, ракушки. И всего пара рамок с фото, на одной из которых Евгения в обнимку с сестрой, а на другой — мужчина и женщина в окружении своих дочерей-школьниц.
На кухне тоже полный порядок. Я заглядываю в холодильник и там действительно только то, что не могло быстро испортиться: благородный сыр, консервированные фрукты. А на кухонном столе — подсвечники с подтаявшими разноцветными свечами. Кто-то любит проводить вечера в атмосфере?
Я усмехаюсь своим мыслям, потому что всегда представлял Евгению именно такой: женщиной, которая умеет создавать себе уют, любит делать «красиво» не потому, что нужно, а просто так.
— Нашли что-то интересное в моем холодильнике? — слышу в спину знакомый голос и как только оборачиваюсь — Евгения тут же забирает у меня ребенка. Хоть он прекрасно и сладко уснул и не похоже, что собирается просыпаться в ближайшее время.
— Убедился, что могу доверять моей Правой руке, — отвечаю я и поглядываю на часы. — Я успею съездить в супермаркет за продуктами. У вас есть гастрономические пристрастия?
— Вам пора, Лука, — говорит она и освобождает проход к двери. — Я очень благодарна за то… — Запинается, хватает губами то ли воздух, то ли непроизнесенные слова. — За то, что вы позволили мне почувствовать этот день так. Как его чувствует любая нормальная женщина. Но сейчас я вполне в состоянии справиться сама. Это — моя территория, здесь не для кого разыгрывать спектакль.
Я вижу, как боль уродливыми подпалинами проступает сквозь ее счастье. Словно повисший над огнем лист, на котором постепенно появляются темные пятна и ожоги. Она боится оставаться одна.
— Когда мать родила мою сестру, ее молодой муж как раз делал вид что проходит курс от наркозависимости, — неожиданно даже для себя самого говорю я. Эта история — мое прошлое, и она болит так же сильно и уродливо, как сейчас болит Евгения. И не важно, что свеча подо мной давно погасла. — Поэтому забирать ее из роддома пришлось мне. Я привез их с сестрой домой. Мама ходила по комнатам — и у нее был такой же потерянный вид, как и у вас сейчас. И страх, что она останется совсем одна.
— Вы ошибаетесь, — пытается сопротивляться Левитская, но ее взгляд говорит, что я угадал.
— Сегодня я останусь с вами, — рублю я. — Ваше желание быть сильной и независимой не может не восхищать, но единственный человек в этой комнате, которого вы сможете обмануть таким липовым враньем — вы сама.
— Я… не понимаю, — окончательно теряется Евгения.
У нее мокрые после душа волосы и на мой вкус ей следовало бы подстричь их до линии подбородка, чтобы открывать тонкую шею и впадины над ключицами. В офисе она всегда в наглухо закрытых блузах, но сейчас я вижу каждую веснушку на сливочной коже. Почему она одна? Если отбросить тот факт, что эта женщина — совсем не мой типаж, то она могла бы стать украшением любого мужчины: аккуратная, маленькая, хорошо сложена. Даже сейчас, после родов, я не вижу ни единого намека на лишний вес. А уж о том, что женщина с ее достатком и устроенностью может претендовать даже на топ-менеджера уровня «Газпрома» можно и не заикаться. Но она одна и, не считая инцидента с Сабининым, я не припомню возле нее мужчин. Отец ребенка так сильно зацепил это маленькое несчастное сердце?
