Возьми меня с собой - Бочарова Татьяна (читать полную версию книги .TXT) 📗
Лера наблюдала за этой сценой, укрывшись за широким столбом ограды. Она так и не вошла на территорию больницы, остановившись сразу же, как только увидела даму в норке. Что ж, не судьба, очевидно, и Борис Трофимович оказался не совсем тем, за кого себя выдавал.
Во всяком случае, обращаться к нему за помощью Лере расхотелось. Она постояла еще пару минут и пошла к корпусу.
Едва Лера распахнула дверь в отделение, ее ошеломили царившие в коридоре шум и суета. Вокруг было полно незнакомого народу, причем молодежи. Прямо навстречу ей шел курчавый, светло-шоколадный негр. И улыбка его, и халат по контрасту с темной кожей казались ослепительно белоснежными.
— Батюшки-святы! — Стоявшая неподалеку от Леры Галина Михайловна перекрестилась. — Практикантов привезли. Договорились с тринадцатой больницей, что по соседству, а там карантин. Теперь сюда пожаловали.
Тут только до Леры дошло, что все эти веселые юноши и девушки в халатах — студенты, приехавшие в отделение на стажировку. Именно так она сама когда-то проходила практику в терапии пятьдесят седьмой больницы.
Из палаты выглянула Анна. Вид у нее был ошалелый, шапочка съехала набекрень, лицо горело.
— Дурдом, — коротко охарактеризовала она ситуацию. — Хоть бы предупредили. Их сорок человек, а руководитель один. Шеф приказал разбить их по двое-трое и водить по палатам.
— Нам водить? — удивилась Лера.
— А кому? Я ж говорю, с ними одна баба приехала, не разорваться же ей. Говорит, гриппует вся кафедра. Ты быстренько забирай себе троих и покажи им обход. Пусть вопросы задают.
— Да ты смеешься! — испугалась Лера. — Я же не преподаватель!
— А кто здесь преподаватель? — огрызнулась Анна. — Вон Полине Михайловне уже с сердцем плохо. Там у них такие молодцы, палец в рот не клади, прицепились к ней, что такое гемолитическая анемия, она, бедная, чуть не рыдает.
— Гемолитическая анемия наблюдается при приеме левомицитина, стрептомицина, сульфаниломидов, реже пенициллина, — машинально выдала Лера.
Анна замахала на нее руками:
— Иди-иди, ходячий справочник. Тебя-то им и нужно. Бери вон тех троих, что у кабинета шефа стоят. Видишь, девчонка и двое парней?
Лера кивнула.
— Ни пуха тебе, ни пера, — пожелала Анна и скрылась в палате.
Лера переоделась и подошла к троице, на которую указала Анна. Девушка оказалась симпатичной, худенькой шатенкой с распушенными по плечам волосами и приветливым, улыбчивым лицом. Оба юноши, стоявшие рядом с ней, были высокого роста, один — плотный и флегматичный на вид, а другой — костистый, с прилизанными, темными волосами и в очках. Лера про себя сразу же окрестила его Знайкой, уж очень он напоминал персонаж сказки Носова.
— Здравствуйте, — поздоровалась она со студентами. — Меня зовут Валерия Павловна. Я покажу вам своих больных. Пройдемте в пятую палату.
Девушка мило улыбнулась, а прилизанный с места в карьер поинтересовался:
— Тяжелые случаи есть?
— Есть всякие случаи. — Лера смерила парня насмешливым взглядом. — Не советую гоняться за тяжелыми, работать потом придется с разными больными. Иногда довольно легкие на первый взгляд болезни могут требовать повышенного внимания.
— По-моему, это ерунда, — авторитетно заявил Знайка, нехотя следуя за Лерой.
Девушка дернула его за рукав:
— Володя, как тебе не стыдно! Это же доктор!
— Просто я хочу провести здесь время с пользой, — спокойно пояснил очкастый Володя.
— Проведете, — успокоила его Лера и вошла в палату.
Через пару минут ей стало совершенно ясно, отчего у Полины Михайловны разболелось сердце. Знайка-Володя сыпал своими вопросами беспрестанно, цепляясь ко всякому сказанному Лерой слову, излагал свою точку зрения по каждому больному и вообще вел себя отвратительно и вызывающе. Толстяк-флегматик и девушка пытались его утихомирить, но он и их в грош не ставил.
Лера из чистого азарта сначала отвечала на его вопросы, но вскоре ей надоели бесплодные споры. К тому же парень своей болтовней мешал ей сосредоточиться на больных.
— Если не ошибаюсь, вас зовут Владимиром? — холодно спросила она Знайку.
Тот кивнул.
— Так вот, Владимир, вы не мой ученик, а я, слава богу, не ваш преподаватель, поэтому держите свой язык за зубами там, где это требуется. Я буду отвечать вам только на те вопросы, которые сочту уместными и грамотными.
— Нечестно, — возразил Знайка, ничуть не смутившись, — вы должны дать нам широкую картину, осветить все…
— Я не могу осветить все, — сухо перебила Лера, — я не лампочка, а лечащий врач. И меня больные ждут в соседних палатах.
Полный едва заметно улыбнулся.
— Ладно, — парень демонстративно засунул руки в карманы халата, — не знаете, как ответить, так и говорите.
Осмотр двух следующих палат прошел в относительной тишине и спокойствии. Девушка и полноватый парень, которого звали Дима, вежливо расспросили Леру о лечении язвы, сами обследовали больных с ее позволения и сделали кое-какие пометки в своих тетрадях. Знайка мрачно стоял за их спинами, всем своим видом показывая, что процесс не представляет для него ни малейшего интереса, и вообще, все это детские игрушки в сравнении с настоящей медициной.
Лера вздохнула с облегчением: ей совсем не хотелось вести ребят в восьмую палату; но, увидев, что нахальный парень ведет себя сносно, она решилась.
Однако решение ее оказалось опрометчивым. Едва зайдя к астматикам. Знайка невероятно оживился. Он попросил у Леры собственноручно прослушать Скворцова, долго тыкал трубкой в его тощую грудь, чем привел старика в бешенство. Лера отобрала у парня фонендоскоп, но Степаныч уже завелся на полную катушку. Раньше, когда с дедом случались подобные приступы острой мизантропии, на помощь всегда приходил Андрей. Он двумя фразами мог поставить того на место, при этом не задев его самолюбия.
Сейчас же Андрей молчал, с безучастным видом наблюдая за красным от гнева стариком и, пытающейся утихомирить его Лерой.
Наконец Степаныч замолчал, поднялся с постели и в знак протеста ушел в туалет. В палате наступила благодатная тишина.
— Хотите осмотреть другого пациента? — предложила Лера девушке.
— Хочу, — обрадовалась та.
— А можно взглянуть в его историю болезни? — тут же встрял Знайка.
Лера хотела сказать «нет», но, покосившись на Андрея, кивнула.
Пусть тот не думает, что она хочет что-то скрыть от студентов, тем более маловероятно, что парень заметит приписанный Настей препарат, скорей всего, он посмотрит в самый конец.
Однако Знайка заметил. Лицо его стало сосредоточенным, глаза заблестели, как у охотничьей собаки. Он долго изучал записи, потом перевел взгляд на Леру.
— Я правильно понял, ваш пациент месяц назад шел на выписку? — Знайкины глаза буравили Леру из-под стекол очков.
— Да, — коротко сказала та.
— И потом ему внезапно стало хуже? Остановка сердца, реанимация. Вы выписали ему обзидан?
Лера молчала. Что она могла сказать этому нахальному, дотошному мальчишке, думающему, что вся работа врача заключается в штудировании наизусть глав из учебника по терапии? Объяснить ему, что он горько ошибается, что когда он перестанет быть студентом, получит диплом и придет в отделение, то поймет, что одних теоретических знаний слишком мало. Что бывают разные обстоятельства, которые делают врачей беспомощными, как и любых людей, что мало просто любить и выполнять свою работу, а иногда приходится еще и врать, выворачиваться, выкручиваться, принимать на свои плечи чужую вину.
Как она могла сказать все это здесь, сейчас, за несколько минут? Да он бы и не поверил ей, как когда-то она сама не поверила бы таким словам.
Знайка истолковал ее молчание как подтверждение собственной вины.
— Но ведь это вопиющая ошибка, — возмутился он. — Любой терапевт должен знать, что астматикам обзидан запрещен. А еще учите нас, как себя вести!
Лере показалось, что ей дали пощечину. Большего унижения она представить не могла. Что бы она сейчас ни предприняла, начала бы оправдываться или резко отбрила студента — все выглядело бы одинаково жалко и недостойно. Она продолжала молчать, чувствуя, как жар заливает лоб и щеки.
