В огне аргентинского танго - Алюшина Татьяна Александровна (мир бесплатных книг .txt) 📗
– Это такое твое предложение, что ли? – не выказала она немедленной радости, а ровно наоборот. – То есть ты меня не спросил, ничего не сказал, не объяснил, а сразу привез дома с участками смотреть?
– Да, – подтвердил он. – А почему нет? Мы должны жить вместе, по-моему, это ясно без всяких объяснений.
– А вот я не знаю, – развела она руки в стороны, усиливая свои слова. – От тебя ни духу ни слуху не было целых четыре месяца, и вдруг появляется такой принц на птице-тройке джипе и с уверенностью носорога заявляет, что мы должны жить вместе. А почему, можно спросить?
– Лиза, это понятно нам обоим, непонятно только, к чему ты начала этот разговор… – он вдруг замолчал, подумав какую-то мысль, от которой изменился в лице и начал бледнеть, и сделал еще шаг к ней, севшим в мгновение голосом, внимательно всматриваясь в выражение ее лица, спросил: – Лиза, у тебя что-то случилось? Ты заболела? Что-то тяжелое? Ты об этом просила не говорить мне Кирилла?
– О, господи, нет, – уверила она его.
И в этот момент все ее сомнения, страхи и обиды, которые она и не осознавала, но испытывала все эти месяцы, перестали иметь какое бы то ни было значение! В тот момент, когда она увидела и поняла, как он испугался за нее. Как смертельно он испугался за нее.
– Я не больна, – повторила Лиза и, выдохнув, призналась: – Я беременна.
– Что? – переспросил Протасов, не осознав вот так сразу то, что она сказала.
– У меня будет ребенок, я беременна, – пояснила более основательно и доходчиво Лиза с нажимом на каждом слове и тяжело вдохнула-выдохнула.
– У тебя будет ребенок? – потрясенным шепотом переспросил Глеб.
Она кивнула. А он вдруг резко отвернулся, шагнул назад к окну, сунул руки в карманы, стоял и смотрел за окно. И молчал. А она ждала и смотрела в его спину. Протасов снова резко развернулся и прошагал стремительно к ней, взял в ладони ее лицо, заглянул в глаза, и она увидела в его взгляде мучительные чувства – мучительные!
Он вдруг опустился на одно колено перед ней, медленно поднял подол ее широкой блузы и смотрел на ее округлившийся живот, а потом медленно и осторожно накрыл его своими большими ладонями.
– Понятно, – констатировала Лиза, смиренно вздохнув. – Второй вариант.
И подхватив одной рукой края блузы, опустила на его голову вторую руку и погладила по голове. Он наклонился и поцеловал ее в живот, и еще раз, и принялся торопливо расстегивать ее бриджи.
– Глеб, ты что делаешь? – поинтересовалась Лиза.
Он бросил свое занятие, рывком поднялся с колена, взял ее лицо в ладони и поцеловал. И Лиза забыла, о чем спрашивала, и все на свете забыла, пропадая в этом его поцелуе, оказавшемся несправедливо коротким, – он оторвался от ее губ и ответил на позабытый уже ею вопрос:
– Я тебя хочу! – и принялся торопливо тянуть вверх с нее блузку.
– Сейчас, здесь? – с нажимом спросила Лиза.
– Да, здесь и сейчас, – подтвердил он, уже стянув через ее голову блузку и кидая, не глядя, куда-то на пол. – Сейчас!
И прекратил дальнейшие разговоры проникновенным, затянувшимся поцелуем, который довел их обоих до страсти, и, ни о чем уже не думая, не заботясь и не замечая ничего вокруг, они рвались навстречу друг другу, торопливо срывая одежду и соединились, словно в рай перепрыгнули, и утонули друг в друге.
И даже в лишающей разума страсти он был осторожен и бережен с ней, и они оба это чувствовали, и это придавало таких необыкновенных красок их близости, что у обоих наворачивались чувственные слезы на глаза…
…Глеб перекатился с нее, но руку свою с животика Лизы так и не убрал. Они лежали опустошенные и оба улыбались…
– Второй вариант, – прошептала Лиза, не открывая глаз, и улыбнулась. – Правда, с большим приятным бонусом.
– Так какой участок тебе больше понравился? – спросил Глеб.
– Шутишь? – поинтересовалась Лиза. – По-моему, тут нет никакого иного выбора.
– Этот, – понял Глеб и расплылся в широкой улыбке, лег на бок, подперев голову рукой. – Я, когда первый раз увидел этот дом, сразу понял – он! Прямо в голове так и щелкнуло, что это наш дом. Но мне было интересно, понравится ли он тебе. Я ведь тебе еще не показал участок и остальные постройки. А конюшню мы точно отстроим.
– Слушай, а откуда ты деньги возьмешь его купить? – спросила озабоченно Лиза. – Ты же хутор свой еще не продал?
– Нет, но на продажу выставил с условием проживания до поздней осени, – сказал Глеб и провел кончиками пальцев по ее щеке. – Мы же насажали там всего, так что пока урожай не соберем, команда останется на хуторе. А деньги занял у дядь Вани и еще кое у кого. Но по цене получается практически так же, как хутор, только участок поменьше будет. Но лошадям конюшню и выезд сделаем обязательно.
– А зачем тебе целая конюшня на две лошади? – поинтересовалась Лиза.
– Уже на три, скоро у нас жеребенок будет, но жизнь не останавливается, как ты пыталась неоднократно до меня донести, посмотрим, что там дальше сложится. Но все это надо быстро решать, и покупку, и начало строительства, у меня всего две недели на обустройство есть, а потом работа начинается.
– Послушай! – вдруг дошло до Лизы. – Мы лежим с тобой голые на грязном наверняка полу и ведем чуть ли не светскую беседу! А если кто-то зайдет?
– Ну, не такой уж он и грязный, к тому же из качественного дуба паркет, а голый на нем лежу только я, тебя мы пристроили на мои брюки и футболку, правда, не помню как.
– Так надо встать, – совершенно справедливо заметила Лиза и не сделала ни одного движения в поддержку своего призыва.
– А про какой ты там второй вариант говорила? – так же не двинувшись, спросил Глеб. – Я что-то не понял.
– О-ох, – вздохнула Лиза – Когда Кирилл спросил, понимаю ли я, что может значить для тебя этот ребенок, я ответила, что есть только два варианта: либо ты, напуганный своей трагедией, зарекся иметь детей и потребуешь, чтобы я от него избавилась, либо станешь носиться с ним, как сумасшедший, и трястись сверх всякой меры, и мамашу его станешь воспринимать лишь как объект, вынашивающий твоего ребенка. Ну, вот сейчас и выяснилось, что мы имеем вариант номер два. Правда, улучшенной модификации, с дополнением в виде потрясающего секса.
Он наклонился к ней и поцеловал ее в живот, погладил его и пообещал:
– Я буду трястись над твоей беременностью, и носиться с тобой, и переживать, и пугаться за тебя, в первую очередь. И трястись и носиться с ребенком, когда он родится, и ужасно за него бояться, и стану совершенно ненормальным папашей, это точно, и по-другому я не смогу, поэтому привыкай к этому сразу.
– В таком случае радует только одно, – усмехнулась Лиза. – Что большую часть времени ты будешь проводить на работе, а в жаркие ночи и выходные твою чрезмерную опеку я уж как-нибудь потерплю.
– Подожди, это значит, что ты на все согласна? – внимательно всмотрелся в выражение ее лица Глеб.
– Расшифруй, что значит «все», – потребовала, смеясь, Лизавета.
– Все – это все, – твердо заявил Протасов и пояснил: – Это значит – абсолютно все.
– Ну, тогда я согласна, – расхохоталась Лиза.
– Ум-м-м, – простонал он, поняв, какую закрутил фразу, перекатился, лег сверху на нее, опираясь на локти, уперся лбом в ее лоб и, перейдя на серьезный тон, шепотом признался ей: – Я ходил в церковь. В нашу, сельскую. И разговаривал с батюшкой. Все утверждают, что он очень хороший и настоящий батюшка. Несколько раз беседовал с ним. Поставил свечи, как ты говорила, и молебен заказал, и заупокойную службу. Я рассказал ему про Алису, и мы долго с ним говорили, он многое мне объяснил, правда, не со всем, что он сказал, я согласен, но мне стало легче и светлее на душе. Я все еще оплакиваю ее и горюю, ты должна знать.
– И будешь горевать всю жизнь, и помнить ее, – тоже шепотом сказала Лиза. – Это часть твоей души, жизни, часть тебя. Но постепенно твоя горесть превратится в светлое чувство, и, когда ты станешь ее вспоминать, это будут счастливые воспоминания, вызывающие улыбку и теплоту. Так и должно быть, это как чистый источник. Я знаю, я много лет не могла проститься с Павлушей, но я была маленькой испуганной девочкой, которая потеряла любимого братика, а повзрослев, кое-что поняла, отпустила и почувствовала облегчение.
