Грешники, которыми мы стали (ЛП) - Хариан Сара (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Остальные кандидаты были освобождены досрочно, поэтому ПЦ может быть оценен.
– Кандидаты?
Она наклоняет голову направо.
На противоположной стороне коридора Валери сидит на кровати, ее колени прижаты к груди. Она смотрит на кружку зеленого желе в своих руках.
Она не заметила, что я проснулась, пока моя медсестра не выходит из комнаты. Мы реагируем одновременно, вырывая капельницы из наших рук, и выпрыгиваем из больничных коек. Я чуть не падаю лицом вперед, когда мои ноги касаются линолеума. Она спотыкается и хватается за стенку.
Пошатываясь, мы хромаем друг к другу, и, когда встречаемся, я обвиваю ее руками и начинаю рыдать у нее на плече, увлекая за собой на пол.
Ее кожа липкая, и она пахнет, как я: дешевым мылом и пластиком.
– Мы сделали это, – я произношу слова, утыкаясь лицом в ее волосы.
Ее пальцы сжимают мой больничный халат, комкая ткань. Она задает немой вопрос, и я понимаю его, как будто она говорила вслух.
Почему это чувствуется таким небезопасным до сих пор?
– Все мертвы. – Ее лицо морщится, как будто это новость. Она не может держать себя в вертикальном положении и падает передо мной. Я наклоняюсь над ее рухнувшим телом, ее сломанной душой, когда она плачет, лежа на линолеуме.
Я убила их.
Мы должны были остаться в лагере. Я так отчаянно цеплялась за идею, что мы должны выбраться из Передового Центра, что мне никогда не приходило в голову, какие последствия могли бы быть из– за моего быстро придуманного плана. В реальном мире я должна была быть мертва, в то время как у Джас должен был быть еще один шанс. Я была той, кто снова и снова доказывала в Передовом Центре, что является убийцей.
Джас…Джас наконец– то захотела жить.
Я забрала у нее эту возможность.
И Кейси. Кейси умер.
Я думаю, ты поражена трагедией сейчас, сказал бы он.
Я кладу голову на спину Валери. Я грешник в самом чистом виде. Я собрала надежду в самых темных местах, чтобы потом уничтожить ее.
Я думаю, ты поражена трагедией сейчас.
Кейси был прав, но он слишком рано сказал это. Теперь, думаю, это так.
– Это все моя вина, – шепчу я.
Я сажусь, когда чувствую, что она выпрямляется подо мной. Ее глаза покраснели, но, так или иначе, после всего я все еще вижу решимость.
– Нет, Эвелин, – она берет мои руки в свои, когда ее слезы катятся по щеке. – Единственная вещь, в которой ты виновата, это то, что заботилась о нас настолько, что не хотела видеть, как мы умираем. Обещай мне, что ты никогда не будешь винить себя за их смерти. Ты не убивала их.
Она настойчиво сжимает мои руки.
– Они сделали это.
***
Мне вернули одежду, в которой я попала в тюрьму – цветочную кофту на пуговицах и джинсы, которые слишком велики для меня. Но они скоро подойдут мне.
Федеральный агент надевает мне титановый браслет на запястье, который будет отслеживать мое местонахождение. Может быть, я и выбралась из Передового Центра, но обстановка накалена. Я на испытательном сроке, пока события, которые произошли в ПЦ, не будут тщательно изучены. Затем у меня будет повторное слушание.
Я не знаю, за что меня будут судить, и не узнаю, пока не встречусь с чиновником ПЦ. Я могла бы снова пройти через испытание стрельбой, но вместо ПЦ, мой приговор будет отличаться. Может быть, в лучшую сторону, а может, в худшую.
Или преступления, которые я совершила в Передовом Центре, станут верхушкой моего приговора.
Единственное, что теперь может спасти меня – это данные о мыслях и эмоциях, хранящихся в ПЦ. Если Передовой Центр решит, что я невиновна, возможно, я не буду приговорена к смерти.
Но шансы не в мою пользу. Особенно после того, как я убивала людей в том месте, где должны были судить мою нравственность.
Единственное, что я могу сейчас делать – это наслаждаться моментами свободы, которые у меня есть.
Федеральная больница в Лос– Анджелесе имеет строгую политику на посетителей, поэтому я не видела маму с тех пор, как освободилась.
Валери и я выходим бок о бок на лужайку, где ждет моя семья. В одной руке мама держит букет цветов, а в другой – извивающегося Тодда. Она не может удержать его, когда он видит меня, поэтому отпускает его. Я опускаюсь на колени, и он врезается в меня.
Он смеется. Тодд смеется.
– Я никогда не отпущу тебя снова, хорошо? – я целую его в пухлую щечку снова и снова. – Никогда– никогда.
Он дергает меня за волосы:
– Мороженое.
Я ухмыляюсь.
– Каждый день.
Когда я встаю, мама крепко обнимает меня. Я не хочу, чтобы она что– нибудь говорила, потому что этого достаточно. Когда она пропитала своими слезами ткань моей рубашки, я шепчу, утыкаясь в ее волосы:
– Я люблю тебя.
Хлопает дверь машины. Люди бегут по траве, и молодая женщина вскрикивает. Я отстраняюсь от мамы и поворачиваюсь лицом к суматохе, где девушка с золотистыми волосами и лицом, как у Валери, бежит по траве. Она прыгает в объятия Валери. Сестры смеются и плачут, и ее близнец говорит:
– Ты сделала это. Я знала, что ты никогда не оставишь меня.
Лысеющий человек терпеливо ждет, пока девочки не закончат. Он несет на своих руках ребенка.
Когда Валери видит его, она мгновенно приходит в себя. Ее сестра берет ребенка, и мужчина говорит то, чего я совсем не ожидаю:
– Ты в порядке?
Ее лицо морщится, и она моментально превращается из двадцатипятилетней девушки в маленькую девочку.
– Нет, пап.
Он тянется и прижимает к себе дочь, его губы прижимаются к ее лбу. Она сжимает заднюю часть его рубашки, пока костяшки не начинают белеть. Это, должно быть, очень трудно для них, потому что она не в лучших отношениях со своими родителями, и они сомневались в течение месяца и ждали, ждали, ждали, надеясь.
Молясь.
Валери поворачивается к маленькому мальчику и протягивает руки, чтобы забрать его у сестры.
– Скажи привет своей тете, Чарли.
Он обнимает ее за шею, и Валери говорит:
– Он прекрасен, – уткнувшись носом в его белокурые локоны.
Мама хлопает меня по плечу, чтобы я обратила на нее внимание. Она протягивает мне мой планшет.
– Я встречалась с агентом, прежде чем прийти к тебе. Он загрузил какую– то информацию. Сказал, что тебе будет интересно взглянуть.
Я открываю файл. Читаю заголовок. Это информация обо всех смертях в Передовом Центре.
Мои руки дрожат от ярости. Как это жестоко для агента думать, что я должна переживать смерти моих сокамерников еще раз. Салем Рамирез возглавляет список. «Казнен» написано рядом с его именем.
Эрити Лин: Казнена.
Блейз Вилсон: Казнен.
Стелла Девереукс: Казнена.
Мои пальцы сжимают планшет, когда слезы выступают на моих глазах.
– Лжецы, – шепчу я.
Таннер Саито: Казнен.
Гордон Остайм: Убит в Центре.
Джасинда Глейзер: Умерла в результате неисправности.
Я переворачиваю страницу. Планшет выскальзывает из моих рук.
– Эвелин? – спрашивает моя мама.
Ничто не могло подготовить меня к этому.
Я падаю на колени и ничего не держу в себе, ничего. Каждый момент, проведенный с ним, всплывает в моей памяти. Его губы на моих, его руки, обернутые вокруг меня. То, как он начал произносить мое имя, когда союзники превращаются в нечто большее.
То, как он держал меня, когда умерла Меган.
Его выражение лица, когда он сказал, что любит меня.
Рыдания ломают меня, и я падаю на траву.
Валери находит меня. Должно быть, она просмотрела документ. Она должна знать, потому что, когда обнимает меня, тихо говорит:
– Боже мой, Эв.
– Боже мой.
– Боже мой.
***
Я должна быть всегда в сопровождении охранника, куда бы ни пошла. По крайней мере, это бесплатный федеральный охранник, но ему кажется, что я заставляю везде ходить за мной.
Общественность не слишком обрадовалась нашей свободе. Средства массовой информации сделали из нас монстров, уродов, которые злоупотребили системой и вышли живыми. И мир поверил в это.