Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Я спешила, — улыбается она, краснея, словно впервые поцелованная школьница. Потом достает что-то из сумки, медлит немного и протягивает мне.
Это сероватый медицинский бланк, и вчитаться в каракули врача — задача на выживание. Но я выхватываю имя и фамилию своей принцессы. И что-то еще про какой-то уровень чего-то там, который соответствует двум неделям…
Двум неделям?
Наверное, у меня лицо идиота, раз Даниэла втягивает обе губы, чтобы спрятать улыбку.
Чувство такое, словно меня хорошенько огрели веслом по затылку. И все качается, булькает и дребезжит, как шкаф с посудой в мыльном пузыре. И стоит моргнуть — все это валится мне на голову с почти мультяшным «дзинь!»
— Принцесса, погоди… — Я перевожу дыхание, тянусь к ней обеими руками, обнимаю за талию и крепко, как будто она может исчезнуть, сжимаю бедрами.
И плевать, что больно, и слабость дает о себе знать. Я хватаюсь за мыльные шарики радужных мыслей, и из каждого на меня смотрит счастливая рожа здорового лба.
— Две недели, Принцесса, это очень хорошо. — Поучается так скупо, но иначе никак. Не умею красиво говорить, лучше бы показал: на руках на край света, за облака, на радугу. Куда угодно, чтобы только ни одна грязь больше не запачкала мою Принцессу. — Это нормально, что я чувствую себя неуклюжим медведем?
Даниэла пытается спрятать слезы, но у нее все равно глаза на мокром месте. И мне становится жутко стыдно за то, что в такой момент — пусть он хоть трижды сопливый и ванильный — я сижу тут заведенный до самого предела и думаю о том, что мы с ней сделали ребенка. Вот так: взяли и сделали маленькую жизнь. Наверное, это уже из области самообмана, но именно сейчас я отчетливо вспоминаю, как там, в теплой Америке, когда гуляли по пляжу, катались на роликах и сидели на краю пирса, скармливая чайкам кусочки пончиков, я чувствовал, что между нами не просто острые отношения на грани. Между нами нервущаяся нить.
Я обнимаю Принцессу, на этот раз нежнее, и проглатываю огненную судорогу, когда она случайно прижимается к забинтованному плечу. Больше никаких слабостей. Теперь на мне ответственность.
— Ты не неуклюжий медведь, — стараясь не выдать чувства дрожью в голосе, говорит моя Принцесса. — Ты теперь… папочка.
И хочется улыбаться так широко и от всей души, что пробирает опасение, как бы рожа не треснула. Ну и «красавчиком» я, наверное, буду, когда превращусь в китайскую подделку под Джокера.
А ведь не хотел детей. До Даниэлы жизнь была такой простой и скучной, что даже вспоминать неловко. Я был классическим придурком, здоровым лбом, который хотел развлечений и бежал от ответственности, а от слова «дети» шарахался, как черт от ладана.
— Ты все изменила, Принцесса, — озвучиваю общий итог моей бессмысленной жизни до нее. И кажется, если замереть и не дышать, смогу услышать стук маленького сердца у нее в животе, хоть я не настолько темный неуч, чтобы не понимать, что это просто моя фантазия.
Даниэла обнимает мое лицо руками, и ее ладони такие крохотные, а запястья такие тонкие, что страшно притронуться. Всего пара суток прошла, как касался ее в последний раз, но эти сорок восемь часов ощущаются, как пропасть, в которую я падал без ее глаз, поцелуев, ощущения теплого тела у меня под боком.
— Ты чего улыбаешься? — Принцесса смущенно убирает за ухо прядь.
— Вспомнил, что ты всегда ворочаешься, когда слишком сильно тебя обнимаю во сне, но никогда не убираешь мои руки.
— Вот еще, — деловито говорит она. И шепчет вместе с поцелуем: — Я так испугалась, Кай…
Мы жадно целуемся, цепляемся друг в друга, будто скобки из степлера. Можно бесконечно говорить о том, что там, когда я уже видел свет в конце тоннеля, я думал только о том, что родиться стоило хотя бы бля того, чтобы встретить свою Принцессу. И что я хотел сделать с ней миллион всяких бессмысленных ерундовин: гирлянды из цветной бумаги, чтобы украсить квартиру к Новому году, сводить кино и на двоих слопать самое большое ведро попкорна, покупать мебель и смотреть, как она сосредоточено рисует в своем планшете, закусывая кончик волос, когда нервничает.
Но это ведь просто слова. Куда важнее то, что она снова в моих легких: вдыхает жизнь, наполняет собой и больше не стесняется, хоть до сих пор краснеет, как девчонка.
Даниэла почти отскакивает, когда за нашими спинами слышится выразительное покашливание. Я понимаю, что мой доктор — мировой мужик, но сейчас он, мягко говоря, совсем не вовремя. Но он выразительно стучит по циферблату часов и мне остается только сцепить зубы.
— Я приеду вечером, — обещает Даниэла.
— У тебя все хорошо? — Я удерживаю ее за руку.
— Лучше не бывает, — отвечает она, но мы оба знаем, что это — ложь во благо, потому что я знаю, чем она пожертвовала ради меня.
Во второй половине дня ко мне приходит следователь, а вместе с ним адвокат, который чутко следит за тем, чтобы на меня не оказывали давление. Это человек Онегина, и я чувствую себя везучим засранцем, потому что этот мужик — Онегин — реально охеренный, и хочется если не быть таким, как он, то по крайней мере на него равняться.
Я во всех подробностях рассказываю все, что произошло. Мне ни к чему врать, поэтому и домысливать не нужно. Рассказываю, что Оля была не в себе все последнее время, что угрожала и до того, и не только мне. Следователю уже явно сделали внушение, потому что адвокат его все время «стопорит» на вопросах, которыми он меня провоцирует.
— Странно, что вы так хорошо все детали запомнили, — говорит «следак», и я снова напоминаю о своей службе, которая научила, что моя жизнь может зависеть от любой мелочи.
В конечном итоге он сваливает, но дает понять, что следствие рассматривает вариант шантажа и самообороны.
— Мне нечего скрывать, — зло бросаю ему в спину, уже когда эта продажная шавка стоит в дверях. — Дочка Никольского хотела меня убить, потому что окончательно свихнулась. Но ведь вы все там и так это знаете, да?
Глава сорок четвертая: Даниэла
— Беременность протекает благоприятно, — говорит гинеколог, к которой я стала на учет по совету Евы.
Замечательная чуткая женщина, точно знающа свое дело и не волнующая меня всякими мрачными предположениями. Только я переступила порог ее кабинета, как она твердо сказала: «Будем рожать!» Это что-то вроде ее установки на позитив для таких, как я, которые уже отчаялись забеременеть самостоятельно, но все-таки познали радость материнства.
Позади остались еще две недели. Две недели скандалов в прессе, вытащенного наружу грязного белья, в основном из моей прошлой жизни, в которой я к тридцати годам успела наделать ошибок. В основном тех, которые касаются моих не особо удачных долгоиграющих отношений. Я знаю, что Олег нарочно спустил всех собак. Это его мне «я тебя раздавлю». Этакий ультиматум, если я не перестану встречаться с журналистами и давать бесконечные интервью, он превратит мою жизнь в кошмар. Мне даже немного его жаль: не знает, что в жизни бывают вещи, которые невозможно предать даже с ножом у горла. Хотя за свою дочь Олег сражается не менее отчаянно, это все равно слишком странная и непонятная для меня любовь. Слепая? Или бездушная, когда ребенка хочется обелить любыми способами, лишь бы при этом не испачкаться самому.
Оля — единственный угол в нашей «квадратной» истории, который фигурирует в ней меньше всего, при этом являясь основным звеном. Подозреваю, что она в самом деле была невменяемой, когда заявилась к Каю, и судебный психиатр, который должен был ее осмотреть сразу после задержания, наверняка это подтвердил бы, но вряд ли Олег оставил в живых столь вопиющие факты ее вины. Но просто скрыть — мало. Куда важнее не спровоцировать ее истерику на публике, поэтому она заперта на семь замков от всех журналистов, и за нее говорит целый штат адвокатов.
Я в последний раз окидываю себя взлядом в зеркало: строгий черный костюм, классический «конский хвост», минимум косметики, сапоги на удобной платформе. Сегодня у меня еще одна мини-война под названием: развод. Понятное дело, что в нашем с Олегом случае в ЗАГСе даже не станут предлагать стандартный месяц для раздумий.
