Таш любит Толстого (ЛП) - Ормсби Кэтрин (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

Я произношу последнюю фразу легко и почти небрежно, пытаясь как-то сгладить невероятную неловкость ситуации.

— Тебя никто не привлекает? — повторяет Фом. — Но ты же только и делаешь, что рассказываешь всему интернету про мужчин, которые тебе нравятся! Мистер Тилни, мистер Дарси...

Я трясу головой:

— Это другое. Да, они мне нравятся. Их характеры и их внешность. Ну, с эстетической точки зрения.

— То есть... с расстояния, как произведения искусства? — Фому с трудом даются слова. Похоже, он не может мне поверить.

— Наверно, не совсем. Просто... я ничего такого себе не представляю. Мне не хочется, чтобы кто-то из них страстно сорвал с меня корсет или что-то в этом духе.

Я пытаюсь шутить, чтобы вернуть этому вечеру хоть чуточку былого уюта. Но при взгляде на лицо Фома понимаю, что уже проиграла. Он не может понять.

— Ты говоришь, что асексуальна? — произносит он. — Слушай, тебе семнадцать. Никто не может назвать себя асексуалом в семнадцать! Ничего личного, Тэш, но, может быть, секс просто тебя пугает? Или ты просто пока не хочешь в это лезть? Потому что это нормально, но, согласись, сложно поверить, что...

— П-при чем тут вообще возраст? — запинаюсь я. — Я в состоянии понять, чего я хочу, а чего - нет. Секса мне никогда не хотелось. Ни-ко-гда. Я никогда не понимала, почему он всплывает в любой книге, фильме или телешоу. Я так и не поняла, в чем фишка порно. Я не буду жалеть, если ни один парень в мире ни разу не снимет передо мной футболку. Я просто этого не хочу!

Фом только головой качает:

— И почему же ты называешь себя асексуалом? Потому что так написано в интернете? Никто на целом свете не вешал на себя таких ярлыков, пока не появился интернет!

Меня бросает в жар. К черту попытки поднять настроение. К черту деликатность и хождение вокруг да около!

— Что ты хочешь сказать? — спрашиваю я. — Что такого не бывает? Что я тебя обманываю?

— Не знаю. Может, тебя пугает развитие событий. Или ты запуталась. Но, если тебе нравятся парни, ты не можешь называть себя асексуалом. Такого не бывает. И ни один парень на свете тебе не поверит. Либо одно, либо уж другое, третьего не дано.

Теперь мой черед изумляться:

— Мне не нужно, чтобы какой-то парень объяснял мне, что я чувствую и почему! Я рассказала тебе это только потому, что стараюсь быть честной. Твоего мнения, имею я право это чувствовать или нет, никто не спрашивал!

Фом тяжело вздыхает:

— О боже, только не феминистский бред... Мы так здорово провели вечер! Если я чем-то тебя напугал или разочаровал, могла бы так и сказать.

— Почему ты так поздно приехал?

Меня саму поражают мои слова. Их внезапность и резкость. Мой вопрос прорезает воздух между мной и Фомом, вынуждая ответить.

— В смысле?

Я повторяю вопрос холодно и уверенно:

— Почему ты так сильно опоздал? Мы договорились встретиться в полдень. Ты мне так ничего и не объяснил. Вылет, что ли, задержали?

Фом медленно мотает головой:

— Нет, просто... подвернулись кое-какие дела. Ладно, я встретил ребят, с которыми познакомился в прошлом году, и они предложили мне пообедать вместе. Я пытался отделаться от них как можно скорее, честно. Но, полагаю, это не совсем твое дело.

— Ясно, ты просто налаживал связи, — неживым голосом произношу я. — И это, конечно, куда важнее, чем сдержать слово!

— Ого, Тэш, ты знаешь толк в мелодрамах! Это было не обещание, а просто ничего не значащая предварительная договоренность.

— Отлично, — отвечаю я. — Значит, я для тебя - просто ничего не значащая договоренность?

— Знаешь что? Да, так, видимо, и есть.

Он направляется к двери, и я не могу пойти за ним. Я как будто окаменела, и стул подо мной окаменел тоже. Мы стали единой каменной статуей.

Фом берется за дверную ручку:

— Пойду отсюда. Ты ведь этого хочешь, да?

Можно броситься за ним. Можно даже поцеловать его. Я могу цепляться за Фома, как цеплялась за Джастина Рана, но я буду делать это не ради себя, а ради него. К черту. Нельзя до такой степени думать только о других.

К тому же, я приросла к стулу.

Я не отклеиваюсь от него очень, очень долгое время. Фом уже давно закрыл за собой дверь. Я уже давно отсидела ноги. И, кажется, успела разложиться и истлеть. Я не шевелюсь до тех пор, пока у меня не пересыхает в горле. Я открываю стоящий у кофе-машины пластиковый стаканчик с крышкой и наполняю его водой из-под крана. Я выпиваю три стакана, но жажда не уходит. Поэтому достаю кошелек и выхожу из комнаты. Где-то рядом с генератором льда стоял автомат с напитками, и я направляюсь к нему. Может быть, мое тело просто хочет сахара и газа.

Я изучаю выбор напитков, скармливаю машине две долларовых купюры и забираю бутылку «колы зеро» и пятьдесят центов сдачи. Когда я уже стою у своей двери и достаю ключ, меня окликают из-за спины. Я оборачиваюсь: в коридоре, в паре дверей от меня, стоит Джордж Коннор собственной персоной. У него тоже ключ в руках.

— Какое совпадение! — произносит он, поводя рукой в сторону наших дверей.

Я механически киваю:

— Ага.

Почему Джордж решил завести светскую беседу именно сейчас?

Он хмурится и подходит чуть ближе:

— Все в порядке?

Я громко шмыгаю носом и тру между пальцами два четвертака.

— Да, конечно.

— У тебя такой вид, как будто ты плакала.

С чего вдруг Джордж решил проявить заботу?

— Видимо, потому, что я плакала.

— Ты точно в порядке?

Раз уж сегодня я такая честная, я отвечаю:

— Нет.

Джордж убирает ключ в карман, подходит к моей двери и пристально всматривается в мое лицо, как будто я на его глазах превращаюсь в мутанта.

— Что случилось? — спрашивает он.

Я пытаюсь придумать такой ответ, после которого он тут же свернет разговор, и останавливаюсь на «меня обидел парень».

Но Джордж даже не морщится. Он любезно подтверждает:

— Да, парни идиоты.

Я смеюсь и плачу одновременно - выглядит, должно быть, отвратительно. Джордж предлагает:

— Давай ты присядешь? Тебе надо успокоиться.

Я опускаюсь на пол прямо у двери, Джордж садится рядом.

Через некоторое время я спрашиваю:

— Как ты думаешь, что важнее, честность или счастье?

— Честность, — немедленно отвечает Джордж, как будто всю жизнь готовился к этой экзистенциальной беседе.

— А почему?

— У меня такое актерское кредо: честность превыше всего. Даже если все ненавидят тебя за это, надо быть честным. Надо относиться к делу серьезно, вживаться в роль и делать что-то настоящее. О счастье никто даже не говорит.

Мне хочется рассмеяться ему в лицо.

— Надутый индюк! — отзываюсь я, хотя сейчас он ведет себя лучше, чем когда-либо на моей памяти.

— Знаю, — отвечает он. — Но такова уж цена хорошей актерской игры. Если ты честный и серьезно относишься к своему занятию, с тобой становится сложно иметь дело. Многим ты перестаешь нравиться.

— Кто сказал? — подначиваю его я.

— Да взгляни на любого великого человека! Марлон Брандо, Дастин Хоффман, Джеймс Дин...

— Кубрик, — задумчиво добавляю я. — Коппола...

— Думаю, большинство великих были теми еще гадами.

— Никогда не встречайся с кумирами, — тихо вспоминаю я.

— То есть ты меня понимаешь.

Я стараюсь не обращать внимания на то, что Джордж только что сравнил себя с Джеймсом Дином, и отвечаю:

— Кажется, понимаю.

— Это видно, — замечает он. — На съемках.

— Погоди, ты хочешь сказать, что я веду себя как сволочь?

— Нет, тебя просто очень заботит результат. Но ты слишком отвлекаешься на чужие чувства. «Несчастливые семьи» великолепны, но они были бы еще лучше, будь ты более безжалостной. Ну там знаешь, можно начинать вовремя, а не ждать, пока все придут. Или переснимать до упора, даже если все едва стоят на ногах. Ты слишком мягкая, Зеленка.

Я кидаю на него долгий изумленный взгляд.

— Не знаю, оскорбление это было или комплимент.