Сводные. Дилогия (СИ) - Майер Жасмин (читаем книги .txt) 📗
— Тебе больно? — спрашивает сиплым голосом.
Мне не хватает смелости говорить.
Трясу головой, слов больше нет. Впиваюсь в его шею зубами, чтобы загодя заглушить крик, который уже зреет в горле. Скоро. Очень скоро. Уже почти.
Я начинаю дрожать, зачем-то свожу вместе ноги, зажимая руку, но второй рукой Кай перехватывает мои бедра. Тяжелые удары костяшек о чувствительную плоть, ритмичные, точно выверенные прикосновения воспламеняют, и воздух в моих легких сгорает в два счета.
— О боже, боже… Да!
Кай накрывает мои губы через секунду, но все равно слишком поздно. Не знаю, слышали ли они меня или нет, потому что сами заняты.
В любом, случая не смогла быть тихой.
Меня колотит от накатывающего волнами удовольствия, я задыхаюсь и растворяюсь в его глубоких бесстыдных поцелуях, мечтая о большем, пока отголоски оргазма блуждают по телу.
После Кай отстраняется. Я слышу шорох одежды — он быстро раздевается.
Тянется куда-то в сторону и потом рвет зубами серебряный пакетик. Меня пронзает острой занозой и застревает где-то под сердцем вопрос Леи — а была ли защита в прошлый раз?
Я была слишком занята, а еще очень нервничала, чтобы заметить. Если Кай так быстро потянулся к презервативу сейчас, то наверное была?
А влага на моих бедрах? Я не знаю, сколько ее должно быть. По ощущениям, я и сейчас очень влажная. А тогда я просто боялась себя лишний раз коснуться. Сейчас я чувствую прикосновения прохладного воздуха к разгоряченным частям тела, а мои бедра даже в полумраке блестят от влаги.
Ну не спрашивать его, особенно сейчас?
Подожди, мол, нам надо поговорить.
— Все нормально? — Кай опускается на кровать рядом.
Киваю.
— Мне продолжать? Ответь голосом, Юль.
— Да… — голос скрипучий, как будто кто-то проводит наждаком по стеклу.
— Точно?
Он оглаживает свободной рукой мои ягодицы, и мои бедра сами подается к нему навстречу. Мое тело знает лучше меня, что мне сейчас надо.
— Расслабься…
Я снова ощущаю давление. Сильнее, чем раньше. Кай не спешит, но первое проникновение все равно не самый приятный процесс. Даю себе зарок, что если ничего не изменится, то попрошу его прекратить. Он об этом просил меня. О полном доверии. Надо просто дать этому шанс.
В конце концов, сейчас уже не так больно, как в первый. Просто… Немного необычно. Кладу руки на спину Каю, веду ниже и обвожу напряженные ягодицы.
— Не вздумай шлепать меня в ответ, — шепчет он.
Прыскаю и просто впиваюсь в его бедра пальцами. И тут же Кай погружается сильнее, глубже. Я охаю, но понимаю… Что оно того стоило. Другие ощущения. Мне точно не больно.
— Сделай так еще раз, — прошу.
— Так? — Кай вращает бедрами, и я вдруг вижу, как потолок начинает вращаться. — Или так?
А дальше я уже ничего не вижу. Мои глаза от всех вариантов «так» просто закатываются. Если раньше это было просто приятно и быстро, то теперь это как первый фильм с эффектом 3D. Ощущения вдруг становятся объемней, насыщенней, в его движениях я нуждаюсь, как в воздухе. Я царапаю его спину, кусаю плечи, выгибаюсь и скрещиваю лодыжки у него на талии. Я не могу контролировать себя, когда он снова делает очередное «так».
Быстрее.
Сильнее.
Продолжая целовать, любить всю. Не оставляя ни единый сантиметр моего тела без внимания. Я принадлежу ему вся, и в момент высшего наслаждения растворяюсь в нем без остатка.
Глава 13
— Хорошо, Дмитриева, — доносится из динамиков. — Еще раз!
Слышу ее легкие шаги по залу, и как она включает надоевшую мелодию с того же места, с которого начинала пять минут назад. Если бы Юля занималась под магнитофон, то лента давно бы стерлась до дыр от постоянной перемотки.
— Ее учителям хоть когда-нибудь бывает достаточно? — спрашиваю Платона, перехватив его взгляд.
Он тоже смотрит в сторону тренировочного зала, делая глоток обжигающе горячего черного кофе.
— Когда Юля была маленькая, я готов был дать ей целый мир… А оказалось, что ей ничего не нужно, кроме балета. В котором все к тому же целиком зависит только от нее самой.
Разве мой вопрос прозвучал настолько серьезно?
Понятия не имею, как поддержать такую тему. Я вообще не знаю, каково это, когда твой отец готов на все ради тебя. Поэтому произношу единственное, что приходит в голову:
— Юле повезло с отцом.
— Время покажет, — отзывается Платон. — Идем? Ты закончил?
Мы спускаемся на подвальный уровень жилого комплекса, где располагается бассейн и тренажерный зал. Но у дверей не протолкнуться от возмущенных жильцов, за стеклами темно, а сами выходные двери — заперты.
— Опечатано! — вопит женщина и колотит кулаками по двери. — Да что это такое! Это же наше здоровье! Откройте!
— Что случилось? — спрашивает Платон.
Мой взгляд скользит по приклеенной к обратной стороне двери бумаге. Выхватываю слова «нарушение условий карантина», «решением роспотребнадзора», «немедленно закрыть».
— Кто-то пожаловался, — весомо произносит бодрая бабушка с ковриком йоги под мышкой. — Точно вам говорю. Такое всегда происходит, если кто-то доносит. Иначе их бы не закрыли.
— Ну и что нам теперь делать? — вздыхает фигуристая блондинка в коротких шортах телесного цвета. — В парк идти заниматься по уши в сугробах?
Ткань такая тонкая, что я вижу куда больше интимных деталей ее тела, чем мне хотелось бы. И в парке в такой одежде она бы не продержалась и минуту. Кажется, шорты на ней называются велосипедки, однако велосипеда рядом нет.
С интересом слежу за реакцией Платона. Он тоже замечает блондинку и скользит по девице задумчивым взглядом — так в ресторане просматривают меню целиком, чтобы потом вчитаться в те позиции, что заинтересовали.
Но после Платон переводит взгляд на меня.
— Пошли, Костя. Бассейн отменяется.
Его голос твердый и холодный, как бетонный пол в сыром подвале. Это явно не похоже на возбуждение или интерес другой женщиной. К кому же мама ревнует, если сейчас он мог себя не сдерживать, но все равно ничего не сделал запретного?
Мысль о матери пронзает легкие тонкой иглой.
— Думаете, это она пожаловалась? — выдыхаю уже в лифте, который уносит нас обратно на двадцать первый этаж. — Ей ведь не нравилось, что бассейн работает…
На ум сразу приходит та стычка с моей мамой, произошедшая несколько дней назад. Ей не понравилось, что Платон пялится на соседок. И вот результат. Один звонок — и раздетые блондинки обезврежены.
Платон только передергивает плечами, глядя перед собой.
— Какая теперь разница.
У входа в квартиру мы натыкаемся на женщину в защитной маске с большим чемоданом и рюкзаком за спиной. Мама как раз открывает ей дверь, а при виде нас она выглядит искренне удивленной:
— Так быстро вернулись? Забыли что-то?
— Бассейн закрыт.
— Так ведь карантин, конечно! — бесцеремонно вставляет женщина в маске, заходя следом за нами в квартиру.
Хотя я, как и Платон, очень ждал первую реакцию моей матери.
— Такое ощущение, что мы на войне! — продолжает незнакомка, сбрасывая с плеч шубу и шапку, а следом и маску. — Даже покраска волос теперь вне закона! А что делать женщинам с ногтями? Они ведь отрастают!
Мне эти вопросы не понять, если мои волосы и ногти отрастают, я их просто стригу.
Глаза Платона снова становятся ядовито-зелеными, когда он переводит взгляд с незатыкающейся бесцеремонной мастерицы на мою маму. Та показывает на кухню и велит парикмахерше распаковываться там, потому что там светлее.
— Ужасные условия! Невозможно ведь работать! — замечает парикмахерша, явно продолжая тему карантина, но Платон почему-то принимает это на счет своей кухни и квартиры, и даже меняется в лице.
— Оксана? — цедит он.
— Я думала, вы будете в это время в бассейне! — шепчет мама. — Платон, я не могу сама, мне надо покраситься! А ногти? Это же ужас!
— Ты пригласила человека, который в эпидемию шатается по всему городу! При этом ты же настояла на том, чтобы Мишель отсидел дома карантин, а потом и вовсе отказалась от его услуг!
