Счастье среднего возраста (Девушка с проблемами) - Алюшина Татьяна Александровна (первая книга txt) 📗
— Если я правильно поняла, самих листов у него не было, только фотографии?
— Да. Где и как он мог их переснять?
— Только один вариант — в кабинете Германа Александровича.
— Все? Сань, он мог переснять все листы и формулу конечного продукта?
— Нет. Я получила синтез случайно. Ну, не совсем случайно, но работала я над другой задачей. Когда поняла, что немного не туда уехала и что может быть в результате, увлеклась и доделала. Это описание симптоматики и действия на человека предполагаемое, никаких, естественно, исследований на человеческом организме не проводилось, только на мышках. Я описала ожидаемую реакцию на основании других исследований.
— «Раздвоение личности и осознание себя в обеих состояниях одновременно: в действительности — подавляемая личность и в нереальности — доминирующая личность. Нереальность является более яркой, с любыми вариантами проявления подсознательного индивидуального скрытого и подавляемого человеком комплекса, стремления. Достижение безмерной радости, эйфории, гиперудовлетворения, полного физического ощущения свершаемых в нереальности действий». Правильно цитирую?
— Правильно. Хорошая память.
— «Мгновенное привыкание к препарату и длительное, многочасовое воздействие». И это только небольшие цитаты! Ты понимаешь, что за такой продукт тебя на том свете откопают?!
— А нечего копать! — проорала Сашка.
Вдохнула, выдохнула, успокаиваясь, взяла себя в руки.
— Я рассказала Герману Александровичу, принесла ему описание и первую часть эксперимента. Как раз в это время Митрохин уж очень активно стал что-то вынюхивать, соваться везде, мы все, не сговариваясь, прятали от него записи, даже реактивы, он все время отирался возле Кохнера, как я понимаю, готовился к увольнению, крал все, что мог, особенно чужие работы. Но ведь никто и подумать не мог, до какой степени шпионства он дойдет! На следующий день я пришла к Кохнеру со второй половиной описания синтеза, с конечной формулой. Он при мне просмотрел, похвалил за талант и спросил, что собираюсь с этим делать. Я ответила — уничтожить. Он согласился, снова похвалил, напомнил, чтобы помалкивала. Сказал: оставь вот эту интересную находку и эту, пригодится. Я оставила — в голове! И тут же, при нем, в тигле сожгла все бумаги, а реактивы раньше все нейтрализовала, уничтожила! Все!
— Черновики, промежуточные рабочие записи?
— В журнале исследования только те, что были в начале эксперимента, ну а когда я пошла дальше, уже ничего не записывала. Нет ничего!
— Есть, у тебя в голове! — не согласился он.
— И что? Ты хочешь предложить родной конторе использовать меня?!
— Саш, давай без бреда! Лады?
— Давай! А ты что пристал? Орешь как скаженный!
— Испугался за тебя! — продолжать орать Иван.
— С чего бы? — не поверила Сашка.
— С того бы! — огрызнулся он. — Приехали! Идем я тебя до квартиры доведу!
— Я инвалид?
— Нет! Я джентльмен!
— Что-то я не замечала, Ванечка!
— Значит, плохо смотрела! Идем!
«Ну, дамочка! — и восхищался и возмущался он. — Самого Бура провела, и меня, и этого Михаила Львовича! Не баба, а разведчик какой-то!»
Иван никак не мог успокоиться. Проводил ее до двери, чмокнул в щечку, сказал: «Пока!» — и всю обратную дорогу обдумывал услышанное. И поражался себе — с чего бы?
Нечто такое он от нее ожидал, не сомневался ни на грамм, что держит она туза козырного припрятанным в рукаве! Так чего завелся-то?
А вот все того же!
Он чувствовал ноющую, не дающую покоя вину за то, что ранил ее, хотя не должен был!
Он уловил, увидел тот момент, когда Юрик переступил черту. Да все увидели и поняли, что он впал в истерическую прострацию, когда у человека отключается разум и работает только панический, все подавляющий страх и ощущение безысходности — это кранты! Он перестал ориентироваться и соображать, мог просто пальнуть в нее! Видели все, но самая удобная позиция была у Ивана. В лоб не попасть, он не высовывал головы из-за Сашки. Иван не прострелил бы ей руку, задел бы, царапнув, но Юрик чуть-чуть сместился в момент выстрела, и Иван с ужасом представлял себе, что бы было, если бы сместился сильнее!
Но удивление, раздражение и чувство было следствие, а не причина.
С причиной все было понятно до прозрачности и мутно, как у черта в пруду!
Он не знал, что дальше!
Что ему с ней делать!
Она знала его и о нем, как не знала ни одна женщина! Она не давала ему спуску и не уступала ни в чем! Она рассуждала, язвила, говорила, балагурила с ним на равных. Раздражала своим аналитическим умом и восхищала. Она отдавалась ему так, что он чувствовал — на нем и их слиянии, здесь, сейчас, в эту минуту, заканчивается жизнь — вся, без сомнений и остатка. Она вывернула его наизнанку, единственная, кто мог достать конкретно, то и дело доводя до белого каления! И заставила смеяться так, как он уже давно смеяться разучился, ощутив себя живым, свободным!
«И что теперь делать с Александрой Владимировной Романовой, доктором наук, успешным предпринимателем, да еще создательницей нового наркотика? Отпустить? Отвалить в сторону — вроде поводов встречаться больше нет? Даже официальных — все протоколы она будет подписывать с ребятами из наркоотдела!»
Неделю спустя Александра сидела в кафе, с удовольствием потягивая капучино и без удовольствия просматривая бумаги. Она сбежала из офиса от кондиционеров, хорошей, но не освоившейся еще новой секретарши, от Филимонова, который собирался отбыть с семьей в отпуск и все время съезжал с обсуждаемых рабочих моментов на ожидаемый отпускной кайф.
Сашка злилась по-тихому — она тоже хотела в отпуск! Но отпустила Филимонова — теперь не уехать! Подумывала, может, съездить в выходные к Николаю, на хутор, посмотреть, как там Ирина, дети. По последним данным выходило: неплохо, можно сказать, отлично! Особенно дети! В баньку сходить, в лес за ягодами, в речке поплавать! Нет, туда она не поедет! Можно неожиданно столкнуться с Гуровым, а с данным господином общение они закончили.
Небрежное «пока!», чмок в щеку у двери ее квартиры и дальнейшее, все расставляющее на свои места, однозначное исчезновение с широт ее жизни.
Все ясно! Все понятно! Даже тупым!
Запел, сдвигаясь по столу от вибрации, ее сотовый. Номер незнакомый.
— Да!
— Как рука? Болит? — вместо приветствия спросил Иван.
Нет, ну надо же — помяни черта!
— Спасибо, болит! — холодно ответила она. И напряглась.
— Я тут в машине, возле кафе, где ты пьешь кофе. Смотрю на тебя.
Любой нормальный человек на ее месте закрутил бы головой, сунулся посмотреть в окно — где это он там сидит, что видит ее!
Другой — да, но не царица Александра!
Не дернулась даже!
— Обнаружил изменения в облике? — Все так же холодно.
— Компанию можно составить?
— Легко! — немного подумав, согласилась она.
— Иду.
Он промаялся неделю!
Измучился и, как ему казалось, нашел приемлемый вариант. Часа в четыре ночи нашел, а к восьми убедил себя в его идеальной и единственно приемлемой правильности.
И полдня дозревал.
А потом нашел Сашку, выяснив у новой секретарши, где она. Подъехал, сразу увидел сидящую у окна, погруженную в изучение документов, и смотрел, и не решался выйти из машины, и такое чувствовал…
— Привет!
Он наклонился, поцеловал в щечку и сунул маленький букетик цветов ей в руку.
— Симпатично, — оценила Санька.
Иван заказал кофе подоспевшему официанту и устроился напротив нее за столом.
— Как рука?
— Ты уже спрашивал. Нормально, почти зажила, болит, если долго за рулем сижу.
— Как твоя работа? — спросил он, чуть отклонившись, давая официанту, принесшему кофе, простор для маневра с чашкой.
— А как твоя? — светским тоном поинтересовалась Сашка. — И кстати, погода отличная, синоптики дождей не обещали.
Он засмеялся — отвык! Забыл, как она его осаживала, вычисляя все его заходцы.
