Внебрачный контракт - Богданова Анна Владимировна (книга регистрации .txt) 📗
– Уже отдохнула? Не понравилось?
– Нет.
– Ты что, выходит, сбежала с курорта?
– Да.
– А я вот приехала цветочки полить и приятно удивилась, когда увидела квартиру почти в идеальном порядке.
– Вы что, с Юрой поругались?
– С чего ты взяла?! Мы с ним никогда не ругаемся. Просто разлука укрепляет отношения – вот я и решила в твое отсутствие тут пожить.
– А-а, – протянула я.
До шести вечера я просидела в своей отремонтированной квартире, думая только о том, что у меня осталась лишь единственная зацепка, дабы найти свою любовь, – это Марат, который сейчас живет в Питере. Мама, закончив с цветами, принялась отдраивать раковину на кухне.
– Нужно ехать туда и искать Марата! – говорил тот внутренний мой голос, который всегда поддерживал любые (даже самые бредовые) мои идеи.
– Ты уже съездила – и чего добилась? Чего? Что тебя едва не прикончила Хатшепсут! И ей ничего бы не было, потому что она сумасшедшая! – настаивал тот мерзкий голос души, что на корню браковал все мои начинания.
С полчаса я, уставившись в одну точку, прислушивалась к голосам внутри себя, потом они надоели мне до невозможности, голова уже раскалывалась. Я вскочила с пола, приняла душ, оделась и решила съездить на дачу в Хаврюшкино.
– Ты куда? – встрепенулась мамаша.
– Съезжу на дачу, проверю, все ли там в порядке.
– Когда приедешь обратно?
– Завтра, а может, послезавтра.
Была суббота, и я надеялась застать там Людку. «Лучше как следует излить ей душу, чем слушать внутренние голоса и сойти с ума, как Хатшепсут!» – так решила я. Рассказывать всю эту печальную историю маме я сочла неблагоразумным, поскольку знала, как она отреагирует на это – скажет, что у меня отсутствует чувство собственного достоинства, что я сама за мужиками бегаю.
Спустя час я уже миновала плакучую иву у пруда, и сам пруд, и два дома – один с недостроенным крыльцом, другой совсем перекосившийся, вот-вот готовый развалиться; бросила взгляд на свой, с треугольной крышей, бледно-зеленый, и, убедившись, что с ним все в порядке, постучала в Людкину калитку. Навстречу мне вылетела ее десятилетняя дочь – Ленка.
– Тетя Дуня приехала! Тетя Дуня приехала! – завопила она и с недоумением посмотрела на мою маленькую сумочку.
– Здравствуй, Леночка! Я так торопилась, что забыла купить тебе гостинец! Мама дома?
– Дуська! Ты откуда? Уже наотдыхалась?! Я что-то не пойму ничего! – кричала Людка с крыльца, широко раскрыв и без того огромные свои глаза.
– Мне надо с тобой очень серьезно поговорить, – шепнула я ей на ухо, вспорхнув по крутым ступеням.
– Лена! Возьми книжку, которую вам задали прочитать по внеклассному чтению, и займись делом! Совсем ничего за лето не прочла! – раздраженно воскликнула подруга. – Такая же бестолочь, как и ее папаша-изменник! И на мальчиков уже заглядывается! Ужас! Чует мое сердце, принесет она мне подарок годка эдак через два в подоле. Так что у тебя случилось-то? И почему ты не на море? Ты вообще не уезжала, что ли?
О том, что у меня случилось и почему в данный момент я не кручу на море курортный роман, я рассказывала почти с семи до одиннадцати часов вечера.
Я поведала Людке все: напомнив ей о своей первой любви, плавно перешла к причине, по которой я отправилась на поиски этой самой первой любви своей, не упустила сломанное кресло в самолете, «пятизвездочную» гостиницу «Восьмое чудо Апшерона», встречу с Мирой. Сообщила и о том, как меня едва не убила Хатшепсут, которую я приняла поначалу за Марата, выложила сведения, которые узнала от соседа с омегообразными ногами и длинным носом, и, заключив длинное свое повествование тем, что Варфика я не нашла и не имею ни малейшего представления, где он сейчас может находиться, заревела белугой.
Подруга слушала меня, затаив дыхание, лишь изредка с уст ее срывалось: «Да что ты!», «Ну и ну!», «А ты что?». Порой она сдавленно ахала – в основном, в той части моего рассказа, где речь шла о намерении Хатшепсут прикончить меня молотком.
С одиннадцати до десяти минут двенадцатого подруга утешала меня, как могла, говорила – мол, завтра мы обязательно что-нибудь придумаем, ведь мы знаем, что брат Варфика живет в Питере:
– Поедем туда и узнаем адрес в справочном бюро! Ты только успокойся, не плачь!
– Да никто теперь справок не дает! Это раньше давали, а сейчас нет! – захлебываясь соплями, утверждала я.
В десять минут двенадцатого Людка не выдержала и тоже заревела.
– А какая у меня жизнь? Собачья у меня жизнь! – хлюпала она. – Воспитываю одна Ленку! И даже искать некого-о-о!
Поплакали мы с ней очень душевно, а без двадцати двенадцать я пошла к себе, в дом напротив – бледно-зеленого цвета, несмотря на то, что подруга предложила заночевать у нее.
– Нет, я пойду, хоть дом проверю.
– Ну, до завтра.
Я шла по влажной пожухлой августовской траве, полная луна, словно прожектор, вмонтированный в небо, ярко освещала деревянные домики, белые стволы берез, даже плакучую иву у пруда на окраине, как вдруг прямо посреди автотрассы, что разделяет нашу деревню Хаврюшкино, я увидела крупного ежа. Во что бы то ни стало я решила спасти его и – спасала почти до полуночи. Что я только ни делала, чтобы убрать его с проезжей части! И прыгала возле него, будто слон, надеясь, что он испугается и убежит, и тщетно пыталась ухватить его подолом длинной юбки, и, найдя в овражке длинную разлапистую ветку липы, принялась выметать его, словно веником, с дороги. Все бесполезно!
Я посмотрела на часы – они показывали 23.55, и все-таки пошла на крайнюю меру: извинившись перед животным, я ударила по нему, как по футбольному мячу. И в это мгновение мне было суждено распрощаться с жизнью. Свет фар, визг тормозов...
Вжик! Трррр! Тсззззззззз!
Мой полет вдруг прервался, я перевернулась пару раз в воздухе (если там, где я находилась, действительно имелся воздух) и оказалась рядом с кругом яркого теплого света. Этих кругов там было множество, и в каждом стоял кто-то полупрозрачный, струящийся. Не могу сказать, что передо мной были существа бестелесные, но и доказать обратное мне сложно.
Ближе всех ко мне в круге стояла молодая женщина с невероятно густыми и длинными золотистыми косами.
– Накулечка, – ее голос звучал ровно, спокойно, как музыка. – Возвращайся назад – твое время еще не пришло.
– Бабушка! – Мне казалось, что я кричу – на самом деле я даже рта не раскрыла, но, несмотря на это, она понимала меня. – Так ты не умерла тогда во сне?!
– Придет время, и ты все узнаешь... возвращайся назад. Тебя там ждут.
– Никто меня там не ждет! – возмутилась я и хотела было войти в пустой круг света.
– Этот круг не для тебя. Никогда не занимай чужого места. – Она пригрозила мне пальцем, и я полетела кубарем вниз, по черному тоннелю – очень быстро, казалось, быстрее звука.
Все ниже и ниже... Наконец я повисла над трассой, над деревней, над плакучей ивой у пруда на окраине, над полями, над нашим с мамой домом и домом своей лучшей подруги Люды... Увидела темную длинную иномарку... Себя, лежащую на земле, и мужчину – моего, наверное, ровесника, хорошо сложенного – он делал мне искусственное дыхание, загородив мое тело своим.
Последнее, что я увидела с высоты птичьего полета, – как, раздвигая лапками осоку, торопился в сторону леса крупный ежик...
Я глубоко вздохнула – такое ощущение, что я долгое время провела под водой и легкие мои были ею заполнены.
Я раскрыла глаза и увидела перед собой знакомое лицо: в миндалевидных изумрудных глазах застыл ужас. Римский нос – крупный, правильной формы, с горбинкой. Дугообразные брови, приподнятые в удивлении, и левая – выше правой. Чуть припухлые, четко очерченные губы – не то что какие-нибудь размазанные под носом, какие можно наблюдать у людей слабовольных и упрямых; волнами набегающие на чистый округлый лоб каштановые волосы с сединой на висках. «Какое красивое лицо, – подумала я. – Все в нем, в этом лице, гармонично. И все-таки римским носом обладать куда лучше, чем греческим, который будто перепрыгнул на мою физиономию с лица эллинки, которая жила двадцать два века назад, и с наслаждением вдыхал в себя пары маринованного чеснока, коим пропитался воздух в границах Пергамского театра».
