Гамбит искусного противника (СИ) - Тес Ария (серия книг .TXT, .FB2) 📗

Такое сравнение мне по душе, и я улыбаюсь, подглядывая за его действиями, как двоечник, который списывает домашку. Но успешно списывает! Мои манты лишь немного косоватые, раньше было гораздо хуже, и Хан это подмечает, подбадривающе кивая. Наверно этот процесс отвлекает меня достаточно, чтобы не нервничать. Психовать я начинаю ближе к вечеру, когда вторая волна мант уже погружена в импровизированную мантышницу, а первая уже "уничтожена". Убираю со стола молча, наблюдая за процессом, сама погружаюсь в свои мысли. С Костей у нас неплохие отношения, но встречаться с ним я не люблю. Каждый раз чувствую ужасную тяжесть, не знаю куда себя деть, что говорить, а главное как говорить. Даже не смотря на то, что я с Элаем поссорилась на свое шестнадцатое день рождение, к Косте я все равно ездила, и с ним я все равно общалась. Там же Камилла… Конечно это было странное общение. Пока мне было двенадцать, тринадцать и даже четырнадцать, все проходило более-менее нормально, но потом, когда я уже начала соображать, все становилось натянутей с каждым годом. Проще говоря, напряг между нами рос с темпами роста моего чувства вины, а сейчас и вовсе достиг своего апогея.

Мне кажется, что мое состояние передается всем. Всего полчаса назад кухня взрывалась смехом, а теперь все молчат, поглядывают украдкой на меня, и даже Хан это делает. Бесит. Меня как будто оценивают, а я как будто не прохожу это оценку и валю ее снова и снова раз за разом.

Дзинь!

Короткий звонок в дверь заставляет всех резко повернуть головы, и я бы оценила комичность ситуации, если бы мое сердце не подскочило, забившись где-то в горле. Хан, бросив на меня взгляд, встает с места и кивает.

— Я открою, ты же не против, Кристина? Похозяйничаю немного.

— Нет, нет, конечно, — искренне улыбается подруга, — Как вам будет удобно.

— Кристина, на «ты». Не нравится мне чувствовать себя стариком.

— Вы тут обсуждайте местоимения, а я открою сама, — влезаю и выхожу из-за стола, фыркнув, — Будто ты его не знаешь.

Знает, конечно, это была лишь попытка защитить меня, потому что мы оба понимаем — сейчас мне влетит. Я затронула тему, которую нельзя касаться даже мыслями, и теперь мне точно влетит. Костя не моя мама, все, что касается того, что случилось — табу. Наверно сегодня будет первый раз за все долгие восемь лет, когда мы будем говорить о Розе открыто…Это осознание бьет меня наотмашь, и я замираю у двери, сжав до боли ручку. Мне нужен этот маленький отрезок времени, чтобы набраться сил и смелости встретиться с ним лицом к лицу, и когда я наконец решаюсь, распахнув дверь, пути назад уже нет.

Косят всегда был видным парнем, и это неудивительно. У него была очень привлекательная внешность: пухлые губы, четкие скулы, густые брови, но самое яркое — его глаза. Они настолько черные, что и зрачка не рассмотреть, а достались ему от отца — дяди Гриши. Он тоже, очевидно, не был моим родным дядей, а второй лучший друг моего отца, и я всю жизнь считала и его, и Костю своей семьей. Это не изменилось даже после Розы, хотя и ударило по всем нам очень сильно.

Вообще, не смотря на все его природные данные, он никогда не был «компанейским» или бабником, скорее волк-одиночка. У Кости был всего один хороший друг — мой брат, с которым они в огонь и в воду, а остальные по боку — он держался особняком. Роза была первой и единственной женщиной, которая смогла пробиться. После того, как она исчезла, Костя окончательно обнес себя и Камиллу толстой, ледяной стеной, за которую не пускал никого. Даже Элай по началу держал дистанцию, только потом все постепенно стало меняться, но в прежнее русло уже не вошло. А еще изменился его взгляд. Он и раньше был твердым и прямым, а сейчас будто потяжелел стократно. Это особенно ощущалось, когда он злился, как например сейчас. Стоит, смотрит на меня чуть ли не исподлобья, его лев на кадыке лишь подчеркивает всю серьезность ситуации и его намерений, от чего я сжимаюсь. Мне не по себе, хотя я его и не боюсь — это скорее психологическое: я представляю какого ему касаться темы Розы, а я взяла и безжалостно вытащила все это на свет, причиняя ему боль. Это меня больше всего парило. Я не хотела сделать ему больно.

— Ну привет, — тихо здороваюсь, пытаясь казаться невозмутимой, но в ответ ничего не получаю.

Костя просто разворачивается на пятках и уходит молча, а я закатываю глаза. Я знала, что он не захочет обсуждать что-то настолько личное в присутствии посторонних, поэтому заранее напялила свои шлепки и теперь иду следом. У меня плохое предчувствие, сосет под ложечкой, как говорится, а моя интуиция меня редко обманывает — разговор закончится для меня очень и очень плохо…

Но я не думала, что настолько. Пятнадцать минут назад я и не представляла, как больно мне будет по итогу, и сейчас, влетая в квартиру, я не могу дышать. Слезы катятся, как будто из шланга, я задыхаюсь, как будто мне врезали в солнечное сплетение, и ничего не слышу. Нет, серьезно, я вообще ничего не слышу, кроме биения своего сердца, а оно колотиться, как бешеное. И каждый удар — удар ножом изнутри.

— Амелия, подожди! — пробивается сквозь плотный туман голос, который я не сразу идентифицирую.

Я сама не знаю, куда бегу. Если честно, то вокруг ничего не вижу, у меня как будто паническая атака, и лишь когда меня резко хватают за локоть и разворачивают, до меня доходит, что это орал Костя. Но его я вообще не готова видеть…Хватаю резко за пальцы и со всей силы их выкручиваю, сама отлетая в стену. Удар пришелся на левую часть моего тела, но я не чувствую боли, только стук, который отражается внутри моей головы. Дышать становится еще сложней, пока я наблюдаю, как Костя согнулся, сжимая, видимо, ту руку, которой меня касался.

— Не…смей… — выталкиваю слова, ногтями вцепившись в стену, — Меня…трогать.

Он медленно поднимает на меня свои черные-черные дыры и сверлит-сверлит-сверлит. Злится, я это вижу, но еще отчетливей я вижу, что ему меня жаль, и за это я его прямо ненавижу.

— Я тебя ненавижу.

— Знаю.

— Ты…ты скрывал от меня… — закрываю глаза, собираясь с силами, а потом снова открываю и смотрю на Хана, который, как молчаливая статуя стоит у входа в гостиную.

Не смотрит на меня, в пол. Знает о чем речь — он с самого начала все знал, и вместо того, чтобы мне сказать, готовил манты!

— Вы все молчали…

— Амелия… — Хан почти шепчет, делает на меня шаг, но я, как испуганный, забитый котенок, дергаюсь в сторону, чтобы быть дальше.

Не хочу быть близко. Его я ненавижу тоже.

— Не подходи, — максимально четко выговариваю, вытираю слезы, — Ты такой же лжец, как все они.

— Я не хотел…

— Заткнись! — уже ору, громко всхлипываю, — Закрой рот! Я не желаю тебя больше слушать! У тебя был шанс говорить, но ты молчал, так что теперь закрой свой рот!

— Мы не хотели тебе говорить, потому что…твою мать! — рычит Костя, уперев руки в бока и уставившись в потолок.

Я молчу. Не знаю, что сказать. Наверно рациональной частью я понимаю почему они молчали, но…рациональная часть сейчас недоступна. Она сидит в шоке на скамейке запасных и даже не пытается поднять головы. Она — вне игры.

— Сколько раз я пытался с тобой поговорить?! И не только я! — взрывается Костя, делая на меня шаг, — Как ты всегда реагируешь?! Все в штыки и бежишь, как дура!

— Заткнись… — еле слышно выдыхаю, закрыв лицо руками, но он продолжает.

Кажется время моей добровольной слепоты действительно закончено и отнюдь не добровольно…Костя быстрым шагом подходит и резко разводит запястье так, чтобы я смотрела ему в глаза, и я смотрю. За столько лет я наконец смотрю на то, что так отчаянно пыталась не замечать, и это разбивает мое сердце, потому что на дне его глаз я вижу ужасную боль.

Все это правда…

— Думаешь, что мне легко, а?! Она была любовью всей моей жизни, черт возьми! Теперь ее нет, и я никогда ее больше не увижу, а у меня дома растет ее копия!

Его голос срывается хрипотцой, и он наконец меня отпускает. Отходит. Смотрит в пол невидящим взглядом, пока я задыхаюсь, ежусь, стараюсь даже сейчас отгородиться от действительности: Розы больше нет, и она никогда не вернется…