Идеальные незнакомцы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти (лучшие книги .TXT, .FB2) 📗

— Ребенок. — Я смеюсь, когда он расплакался. Всегда большие крутые парни самые мягкие внутри.

— Когда? — спрашивает он, взволнованно сжимая меня в объятиях. — Нам надо готовиться!

Мы на улице, в саду. Прекрасный осенний день: голубое небо, свежий воздух, герань в горшках цветет багровым цветом вокруг фонтана, который журчит. Я никогда не была счастливее.

— Еще рано, — бормочу я, обнимая его крепкие плечи. Я прижимаю поцелуй к его сильной шее — Я точно не знаю, какой у меня срок, но я запишусь на прием к врачу.

Он отстраняется и улыбается мне. Его глаза сияют. Щеки мокрые. Он такой красивый, что мне больно в груди.

— Давай посмотрим на календарь и попробуем разобраться!

— Я рада, что тебе это так нравится.

Он делает вид, что возмущен. — Ты думала, что я буду полным идиотом и спрошу, кто отец?

— Нет. Но... я не была уверена...

Весь его смех и дразнилки исчезают. Он спрашивает: — В чем ты не была уверена?

Избегая его взгляда, я расстегиваю верхнюю пуговицу на его рубашке. — Ну, если быть до конца честной... — Я поднимаю взгляд и вижу, что он смотрит на меня с неистовой интенсивностью. Мой голос понижается. — Я не была уверена, как ребенок впишется в твой образ жизни.

Он медленно выдыхает, затем притягивает меня ближе, обхватывая рукой мой затылок и кладя ее на свое плечо. — Если ты не заметила, дорогая, я был здесь с тобой каждый день.

Я хмурюсь. — И… что?

— Я не работал.

Он говорит это так, будто в его словах есть какой-то глубокий смысл. Если так, то я его не улавливаю. — Да, — говорю я осторожно, — было мило видеть тебя здесь.

Он откидывает голову назад и смеется, пугая меня. — Что тут смешного?

— Ты. — Все еще смеясь, он берет мое лицо в свои ладони. — Ты знаешь столько сложных слов, а мило — это то, что ты произносишь в девяти случаях из десяти.

Я сказала: — Мило — это хорошее слово.

Когда он улыбается, я хлопаю его по плечу. — Прекрати!

— Я уже прекратил. — Он нежно целует меня, растирая большими пальцами мои щеки.

— Прекратил что?

— Я прекратил.

— Прекратил что? — Когда он просто стоит и улыбается мне нежными глазами, я задыхаюсь от понимания. — Ты прекратил?

— Боже, ты такая медлительная. Ты уверена, что у тебя есть высшее образование?

Смотря на него с недоверием, я говорю: — Моя бабушка говорила мне, что я такая бестолковая, что умру с голоду с буханкой хлеба под мышкой.

Он скривился. — Похоже, она очаровательная женщина.

— Сицилийцы не выделываются. Вернемся к той штуке с прекратить.

Он снова целует меня, на этот раз чуть глубже. — Хм?

— Когда это случилось?

— Как только я понял, что хочу провести с тобой остаток своей жизни. После этого моя работа потеряла смысл. Если бы я был ответственным за то, чтобы заботиться о тебе, я не мог бы летать по всему миру, убивая плохих парней, которые иногда пытаются убить меня в ответ.

Я вспоминаю его разбитое лицо и рассеченную губу, когда он вернулся той ночью из Германии с кожаной сумкой, и вздрагиваю. — Так ты можешь просто уйти? Без всяких последствий?

Его лицо темнеет. Какое-то мгновение он просто молча смотрит на меня.

Я быстро говорю: — Просто скажи, буду ли я или ребенок в опасности.

— Нет, — мгновенно отвечает он, качая головой, — Но помнишь, я говорил тебе, что нарушу правила, чтобы ты была моей? Так вот, я их нарушил. Все правила. И за все в жизни надо платить цену. Однажды эта цена будет названа, и я не смогу от нее отказаться.

Черт, звучит плохо.

Он стоит и ждет, что я засыплю его вопросами, и я знаю, что он ответит на них, если я это сделаю. Но я научилась очень хорошо справляться с двусмысленностями. Теперь я эксперт по навигации в темных, опасных водах жизни, и я знаю, что когда бы ни была названа эта его цена, я с ней справлюсь.

Мы справимся с этим вместе.

Перейдя на более светлый тон, я говорю: — Надеюсь, ты не ждешь, что я тебя поддержу, Ромео. Тебе все равно придется разделить со мной эту ношу, наемный убийца ты или нет.

Медленно его лицо расплывается в улыбке. — А я думал, что ты феминистка.

— Какое отношение имеет то, что я феминистка, к тому, что ты не лентяй?

— Я думал, что феминизм — это про равенство.

— И?

— А что, если я хочу сидеть дома и присматривать за ребенком, пока ты работаешь?

Этот человек так хорошо умеет говорить, что я смотрю на него с открытым ртом. Серьезно, это мастерство уровня джедаев.

Он смеется и крепко сжимает меня. — Я собираюсь найти календарь, чтобы мы могли выяснить, когда прибывает Джеймс Младший. — Он разворачивается и направляется обратно в дом, оставляя меня кричать ему вслед: — А что, если ребенок будет девочкой, шовинист?

Когда он исчезает в открытой французской двери, я слышу его смех. — Тогда мы назовем ее Джейми.

Слабо смеясь, я сажусь в одно из мягких кованых кресел, окружающих квадратный деревянный стол, за которым мы любим ужинать по вечерам. Оливковые деревья оживают от птичьего пения. Солнце греет мне голову. Я играю пластиковым тестом на беременность, улыбаюсь, как сумасшедшая, и качаю головой над тем, как вселенная сговорилась, чтобы привести меня сюда, к этому моменту.

Затащить меня через канализацию и проверить на прочность, прежде чем наградить такими прекрасными подарками.

Когда Джеймс возвращается, держа в руках настенный календарь, я насмехаюсь.

— Что случилось с твоим супершпионским телефоном?

Он закатывает глаза. — Твоя бабушка была права. Разве ты не заметила? Я не пользовался этим телефоном уже несколько недель.

— Еще раз встанешь на сторону моей бабушки, и этот ребенок будет последним, которого ты сможешь сделать, мой друг.

Он бросает календарь на стол передо мной, целует меня в макушку, а затем направляется к овощным грядкам, буйно растущим вдоль стены с одной стороны внутреннего дворика. Я смотрю на его ягодицы — восьмое чудо света — когда он идет.

Когда я возвращаюсь к календарю, то замечаю, что его тема — осенние листья на Восточном побережье. — Красивые картинки, — кричу я Джеймсу, — Ты когда-нибудь видел, как меняются листья в Центральном парке в сентябре? Это волшебно.

Он говорит что-то, что я не могу разобрать из-за щебетания птиц, которое становится все громче. Без сомнения, они борются за последние дикие сливы в живой изгороди. В моих ушах тоже стоит далекое жужжание, механический шум, что-то далекое и немного раздражающее. Гадая, не пашет ли фермер одно из полей полбы неподалеку, я перелистываю календарь на страницу сентября.

Фотография месяца — яблоневый сад за пределами старинной деревни в Новой Англии. Деревья ярких оттенков красного, желтого и золотого. Под фотографией есть описание деревьев и места, где она была сделана, а также название группы, которая выступила спонсором календаря.

Психиатрический центр Рокленд в Оранжбурге, штат Нью-Йорк.

Дыхание выбивается из моих легких. Кожа по всему телу покрывается муравьями. Странный механический шум усиливается, пока я не слышу только его.

Я с ужасом шепчу: — Нет.

Когда я в панике поднимаю глаза, отчаянно ища Джеймса, он больше не наклоняется над грядками с овощами, собирая помидоры на ужин.

Он исчез.

Когда я оглядываюсь на деревянный стол, он тоже исчез. Как и стул, на котором я сидела, и дом, и внутренний дворик, и сад, и раскидистые поля лаванды, и вся красота и спокойствие Прованса. Все исчезло.

Остался лишь календарь в моей руке — календарь с большим красным кругом вокруг понедельника 23-го.

Первый день осени.

День, когда я должна была вернуться в Нью-Йорк после летних каникул в Париже.

Меня окружает белый свет, который становится все ярче и ярче, пока я не слепну. Я больше не вижу, но все еще чувствую, как моя кровь горячо пульсирует по венам, и все еще слышу странный, раздражающий механический шум, хотя он быстро заглушается чем-то гораздо более громким.