Каюсь. Том Второй (СИ) - Раевская Полина (книга бесплатный формат .TXT) 📗
ГЛАВА 24
Тик-так- тик-так- монотонно изводили меня стоящие на комоде часы. И так каждую, проклятую ночь. Меня раздражал любой звук, но тишина была еще невыносимей, ибо она была ветром, разжигающим пожар бесконечных мыслей и бесконтрольного страха. Я заживо горела в этом пекле, задыхаясь от ужаса и понимания, что не в силах что-либо изменить. Попав в силки собственной лжи и ошибок, я отчаянно трепыхалась, ища безопасный выход, но запутывалась с каждым днем только сильней: одно вранье нагромождалось на другое, как цепная реакция, которая однажды должна была привести к взрыву. Я понимала, что все идет именно к этому, и была на грани нервного срыва. Подобно загнанному зверю, я готова была на все лишь бы только выжить. А моя жизнь заключалась в одном-единственном человеке - в Гладышеве. Вот только я не знала, просто не имела ни малейшего представления, как избавить его от моего предательства: как уберечь от боли, унижения и разочарования. Вы не поверите, но я дошла до того, что стала проклинать тот день, когда этот мужчина полюбил меня, ибо теперь всеми фибрами души желала, чтобы ему было все равно. чтобы если он узнал о моем падении, не почувствовал ничего, кроме закономерной ярости. но словно в насмешку именно сейчас я, наконец, прозрела и увидела, сколь безграничны его чувства ко мне: как сильно он любит меня, как безумно боится потерять, как отчаянно старается ради нас. Я убедилась в этом окончательно, когда ради моего спокойствия он отправил из дома родную дочь. Это стало для меня таким же ударом, как и для Олеси, ибо я не могла и представить такого. Я умирала, понимая, что Гладышев положил к моим ногам все, что у него было и есть, что он пожертвовал самым главным в своей жизни ради меня-женщины, которая не стоила и ломанного гроша. И это было страшно. Ибо если он узнает правду, никогда не простит мне свой неправильный выбор, никогда не забудет, что пока он на живую отрывал от себя свою плоть и кровь, я безбожно врала ему, предавая вновь и вновь каждой новой ложью. Понимание этого сводило с ума. Я загибалась от жалящей меня боли, ненавидела себя, проклинала за малодушие, ибо не могла ни на что решиться. Передо мной было два пути: уйти без объяснений: вот просто взять, собрать вещи и исчезнуть из жизни Олега или же придумать что-то такое, что позволило бы остаться с ним. О том, чтобы признаться во всем, я даже не думала. и не потому что за себя боялась. нет. Плевать мне уже было на себя, моя жизнь превратилась в такой кошмар, что я готова была на что угодно, лишь бы эта мука кончилась. но хоть я и превратилась в один сплошной комок нервов, все равно продолжала молить Бога, чтобы Олег ничего не узнал. Ибо понимала, что не переживу его боли, не вынесу, когда блеск моих любимых глаз угаснет. Поскольку могла со стопроцентной уверенностью утверждать; своя боль-ничто, агония начинается, когда больно твоему любимому человеку, когда ты не знаешь, как все исправить, как искупить свою вину. Я агонизировала уже сейчас, видя, как Олег переживает из-за Олеси. Конечно, он старался этого не показывать, но я то видела, какая тоска сжирает его, какая мука плещется в его невероятных глазах, когда он звонит дочери, а в ответ слышит лишь гудки. И напротив-как он загорается, стоит только поговорить с Верой Эдуардовной, ставшей посредником между ним и Олесей. Каждый вечер он выходил с моего аккаунта в инстаграм и с улыбкой просматривал обновления дочери. В эти мгновения у меня сжималось сердце, и мне хотелось поехать в Абботс Бромли(1), где находился элитный пансион, и привести эту девочку домой к отцу. Я всем своим существом желала, чтобы на душе у Олега было спокойно, а на сердце - легко, чтобы никакой груз не давил, чтобы он был счастлив. Его счастье-все, что стало иметь для меня значение, остальное-превратилось в прах и пепел. Я сама стала прахом, в который Олег, подобно богу вдыхал каждый вечер жизнь. Стоило только приехать домой, почувствовать родной запах, очутиться в любимых объятиях, и я, как феникс возрождалась. Он смотрел на меня с любовью и я хотела жить, он улыбался и я была готова воевать со всем миром ради этой улыбки, он просто спал рядом и я понимала, что за один этот миг буду убивать. И это не просто слова… Я готова была на все ради нашего с Гладышевым счастья, а потому решилась на страшную по своей сути вещь-я собиралась покончить с Пластининым и Лерочкой заодно, поскольку завтра они будут репетировать вместе. Мне было уже абсолютно все равно на последствия - я готова была даже отсидеть, если придется, но избавиться от этого больного ублюдка.
Он был настоящим маньяком, психологическим садистом, высасывающим все мои силы, доводя меня до помешательства и холодящего ужаса, не давая ни секунды передышки, ни мгновения покоя. Он давил и давил, давил и давил, ломая меня, прогибая под себя, заставляя подчиняться каждому своему слову. И я подчинялась. У меня выбора не было. Я панически боялась того, что этот стервятник может сделать, а потому каждый мой день был невыносимой пыткой, даже в воскресение Пластинин не позволял расслабиться: то присылая мне словно мозаику провокационные фото по частям, то просто звонил и невинным голосом интересовался, как дела, то мог с курьером прислать какую-нибудь ерунду, непременно напоминающую мне о той кошмарной ночи. У меня же от каждого его «подаркам сердце замирало в ужасе, а потом пускалось в пляс, как сумасшедшее, разгоняя по крови парализующее отчаянье. Меня колотило, как припадочную, все внутри переворачивалось, и я срывалась, начиная крушить все вокруг в припадке бессильной ярости. Если же рядом был Гладышев, то я показывала оскаровскую игру, ибо улыбаться в моем состоянии и делать вид, что ничего особенного не происходит - это надо быть гением актерского мастерства. Зато потом во мне словно что-то ломалось и закрывшись в ванной, я рыдала навзрыд, захлебываясь солью своих ошибок. Боже, как же я себя корила за все! В пору было удавиться и честно, порой возникали такие мысли. Но стоило приложить к запястью лезвие бритвы, как перед мысленным взором начинали мелькать мои самые счастливые мгновения, и я понимала, что не смогу от этого отказаться так легко, ведь у меня еще есть силы, чтобы бороться. Когда я успокаивалась, на меня накатывала дикая злость и я обещала, что Пластинин ответит за все!
И вот, наконец, я решилась, ибо больше не могла выносить его издевательства и бесконечно бояться. Платить ему было бессмысленно - с каждым разом он требовал все больше, да и делать это Гладышевскими деньгами было омерзительно, к тому же опасно, учитывая, что Олег, как оказалось, следит за всеми счетами. Я и так чуть не попалась, когда он потребовал отчет. От ужаса вновь нагородила кучу лжи и прикрылась Крис, создавая у Гладышева о ней неверное впечатление, что тоже меня очень сильно коробило. Я настолько завралась, что тошнило от самой себя. Поэтому хотела положить этому замкнутому кругу конец, хотя то, что я собиралась сделать вообще приравнивало меня к чудовищу, но я больше не могла так жить. Пластинин постоянно требовал денег, он упивался своей вседозволенностью и властью надо мной, позволяя себе все, что в голову взбредет. Все чаще его действия принимали сексуальное направление, и мне необходимо было что-то с этим делать. Решение проблемы пришло на одной из репетиций три недели назад. Поскольку премьера была уже не за горами, постановщик принял решение переходить на канаты, так как танцевать нам предстояло именно на них, тем самым показывая, что мы - бесплотные души, парящие над землей. до этого все наши репетиции проходили в обычном режиме. Необходимо было для начала опочить каждое движение на земле. Теперь задача усложнилась, нам предстояло выполнять настоящие цирковые трюки, что требовало огромных усилий и выносливости, а также определенной технологии сцены. Это-то и навело меня на мысль о несчастном случае, который мог бы случится с каждым из нас, если вдруг возникнут технические неполадки. Поскольку парить мы должны были на шестиметровой высоте, то резкое падение во время исполнения элемента гарантировало инвалидное кресло. Конечно, меня бы больше устроил летальный исход, но и такой был вполне приемлем, так как хотя бы избавлял от присутствия Пластинина в институте, но что приятней всего - лишал его всего самого дорогого в жизни, что являлось вполне справедливым для такого урода. Оставалось лишь придумать, как это все провернуть и найти исполнителя. За две недели, что ставили декорации и технически оснащали сцену, я нашла человека, готового воплотить мою идею в жизнь. В этом мне помог Стас. Казалось, сама судьба благоволит моим планам. Случайно встретив своего напарника в ресторане и разговорившись, я ненавязчиво прощупала почву насчет знакомых, которые не чураются любой работы. Стасик, не задавая лишних вопросов, дал мне один номерок, позвонив по которому, я получила информацию, как связаться с нужным мне человеком. На свой страх и риск я сняла последние деньги со своего счета и заплатила мужчине, чтобы он без следов оформил Пластинину путевку в ад. Это должно было произойти завтра, точнее уже сегодня, так как часы пробили четыре утра, у меня же по-прежнему сна не было ни в одном глазу. Совесть меня не мучила, лишь вполне закономерное волнение. Впрочем, совести-то у меня и не было. Была бы, я бы ушла давно, наверное. Хотя мне это себе сложно представить даже при наличии столь высоких качеств. Я посмотрела на спящего Олега, и внутри разлилось приятное тепло нежности. Осторожно коснувшись кончиками пальцев его волос, я наклонилась и прижалась губами к колючей щеке, закрыла глаза, наслаждаясь близостью. меня захлестнуло волной чувств к этому мужчине. Хотелось зацеловать каждую черточку его лица, прижаться и никогда не отпускать, закрыться в этой комнате и послать весь остальной мир к чертям. Как люди отпускают любимых? КАК? Что это за любовь такая? Я так не умею. Я только вот так: по уродски, может быть, неправильно, болезненно, эгоистично и собственнически. Но люблю! Всем своим бестолковым существом люблю. И пусть хоть всем миром кричат мне, что не любовь это, пусть судят, на кресте распнут, а я все равно буду повторять-люблю, люблю, люблю! Как там Лев Николаевич писал? «Если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви.» Почему нет? -малыш, сколько время? - сонно протянул Олег, зарываясь в подушки, разбуженный моими ласками. -Еще рано, любимый, - прошептала я, целуя его плечи. -Спи, - пробормотал он, закинув на меня руку, подминая под себя. Он был такой обжигающе горячий, что его жар передался мне. Кровь вскипела в венах от ощущения тяжести его тела. Я хотела его. Так безумно хотела, что не могла терпеть, а потому стала скользить вниз губами по его груди. Гладышев понял, чего я добиваюсь, перевернулся на спину, позволяя делать с собой все, что моей душе угодно. Большего мне и не требовалось. Я залезла под одеяло и уже через несколько минут, Олег забыл про сон. Его толчки и стоны, распаляли меня до неистовства, я была ненасытна, самозабвенно лаская его, кайфуя и изнывая от потребности, чтобы он вошел в меня. Словно прочитав мои мысли, Гладышев резко сжал мои волосы, останавливая и подняв, усадил на себя верхом. С этого момента весь мир для меня перестал существовать. были только я, мой любимый мужчина, наша любовь и это бешеное удовольствие, рвущее меня на части. Когда все кончилось, я впилась Гладышеву в губы, кусая их. Олег резко перевернулся со мной и сделал сильный толчок, все еще находясь во мне. Я задохнулась и вскрикнула от странного ощущения, так как после оргазма это уже явно было слишком. Гладышев ухмыльнулся, довольный своей местью за укус и чмокнул меня в нос. -Доброе утро, - улыбнулась я. -Несомненно, - подмигнул он и бодро поднявшись, отправился в душ. Я еще немного повалялась, а потом последовала за ним. Когда вошла в ванную, он брился. Обняв его со спины, поцеловала между лопаток. Гладышев улыбнулся мне в зеркале и продолжил свое занятие. -Ты чего так рано проснулась? - поинтересовался он, когда я встала у соседней раковины, дабы привести себя в порядок. -Не знаю, - пожала я плечами, глядя на свое отражение в зеркале: на лице красовалась искусно-изображенная невозмутимость, а в глазах-отвращение к самой себе. Быстро заморгав, я суетливо принялась за утренний туалет, гоня от себя неприятные мысли, хотя внутри все стянуло жгутом волнения и нетерпения. больше всего на сеете я мечтала, чтобы эта мука поскорее кончилась. Мне отчаянно хотелось, наконец-то, вздохнуть полной грудью, хоть и было до ужаса страшно, но жить так, я больше не могла, иначе просто свихнулась бы. Поэтому завтрак отсидела, как на иголках, впервые за последнее время горя желанием, оказаться побыстрее в академии. мне не хотелось пропустить эпическое падение Гельмс и Пластинина. Более того - я предвкушала момент собственного триумфа, когда эти твари сорвутся со своего олимпа и с перекошенными от боли рожами упадут к моим ногам. Но этим мечтам не суждено было сбыться из-за проклятой пробки. Пока я стояла в ней, меня едва не разорвало от бессилия, злости и страха. мне казалось, что если я не появлюсь вовремя на репетиции, все поймут, что это я причастна к произошедшему. Однозначно, мое отсутствие не пройдет незамеченным, а привлекать внимание-это последнее, что мне нужно было сейчас. Но, увы, я, как и все, была не властна над своим временем, когда дело касалось московских пробок. К институту я подъехала взвинченная до предела. Моя злость вкупе с волнением достигли апогея. Я выскочила из машины и поспешила к главному входу, надеясь, что еще успею. Но стоило завернуть за угол, как я тут же была остановлена, словно ударом под дых, картиной: у ворот стояла скорая помощь, вокруг которой суетилась толпа людей. меня прошиб пот, убойная доза адреналина ударила в кровь, сердце заколотилось, как бешеное. Я смотрела и не могла поверить. Неужели это все? Неужели свобода? В следующее мгновение бригада медбратьев, будто в ответ на мой вопрос вынесла кого-то на носилках. безжизненно свисающая с носилок рука отрезвила меня. Я впервые ужаснулась тому, что натворила. Боже, я ведь собиралась убить человека! и похоже, мне это удалось. У меня подкосились колени. Но если вы думаете, что это было раскаяние или сожаление, то ошибаетесь. Просто шок и абсолютнейшее осознание собственных действий, но я не жалела, ничуть! Убила и еще убью! Любого, кто посмеет встать между мной и Гладышевым. Стоит ли любовь того, чтобы брать на душу такой грех? мой ответ-да! ибо для чего вообще тогда душа, если не для любви? Любовь стоит любой цены, которую за нее платишь. По крайней мере, я за свою готова заплатить самую высокую. -Что, сука, пытаешься понять, выгорело дело или нет? - раздался за спиной ненавистный голос, от которого у меня внутри все оборвалось. Леденящий ужас сковал душу, вызывая мурашки. С колотящимся сердцем я повернулась и встретилась с безумным взглядом Пластинина. Он стоял передо мной в одной майке и тренировочных штанах, прижимая покрасневшую, видимо, после ушиба руку к ребрам. Весе его вид кричал о том, что план мой все-таки был приведен в исполнение, вот только что-то пошло не так. Но что, блядь? ЧТО?! Как этому гаденышу удалось отделаться легкими ушибами? Как, черт его дери?- хотелось вопить на всю улицу. Вот уж чего-чего, а такого поворота я не ожидала, как и того, что этот придурок сразу же свалит все на меня. Сейчас же, глядя в эти горящие бешенством глаза, я понимала, что это конец. Всему конец: планам, мечтам, свободе, спокойствию. Фатальный, оглушительный провал! И от понимания этого, у меня внутри все умирало, отчаянье захлестывало, как и сумасшедший страх, поэтому, когда Пластинин хромая, направился в мою сторону, я не долго думая, бросилась к своей машине. Мне удалось сесть за руль и даже завести двигатель, когда Макс настиг меня и на ходу запрыгнул в салон, несмотря на свое помятое состояние. Я резко затормозила, а в следующее мгновение задохнулась от боли. Пластинин схватив меня за волосы, впечатал лицом в руль, отчего у меня из носа фонтаном хлынула кровь. Я закричала, но уже через секунду последовал новый удар кулаком по голове, от которого у меня все поплыло перед глазами, и я отключилась. -Подъем!- вырвал меня из блаженного забытья злой голос, в следующее мгновение на разбитое лицо хлынула холодная вода, отчего боль вспыхнула огнем в каждой клеточке. Я застонала, отворачиваясь, но тут же вскрикнула, когда меня схватили за волосы, заставляя открыть глаза. Мне это удалось с большим трудом, поскольку меня тошнило, а голова раскалывалась на куски. Я ничего не понимала, поэтому превозмогая боль, со слезами открыла глаза и тут же зажмурилась. Все плыло и кружилось, как на карусели, тошнота подступила к самому горлу, и я прижала дрожащую ладонь ко рту. -Где я?- выдохнула, все еще не понимая, что происходит. -Там, где и должна быть. Со мной,- отрезал Пластинин и в следующее мгновение, схватив меня за руку, резко дернул на себя, отчего я кулем вывалилась из машины, сильно ударившись боком. Это падение отрезвило меня, и я захлебнулась паническим ужасом. Озираясь по сторонам, обнаружила, что мы находимся на какой-то пустоши. Вокруг не было ни людей, ни машин, ни дорог - ничего, кроме бескрайнего поля. Меня заколотило, стоило представить, для чего этот псих привез меня сюда. дрожа всем телом, я поднялась. -Что тебе нужно? - выдавила из себя, пятясь назад, сама не зная, куда побегу в случае чего. -Что мне нужно? - издевательски повторил он и тут же поморщился, схватившись за бок. - Ты чуть не убила меня, идиотка! - заорал он и, схватив за шею, впечатал меня в машину. - Если бы наши с Гельмс канаты не запутались, я бы, как и она сейчас, уехал в реанимацию. Ты этого хотела, тварь? Этого? -ДА! -заорала я, захлебываясь слезами, ибо больше не могла выносить все это. - Хотела, чтоб ты сдох, уро… Но договорить мне не удалось, хлесткая пощечина обожгла дикой болью, отчего мои коленки подкосились, но Пластинин не позволил мне упасть. -Тупая сука, - встряхивает он меня, как куклу и бьет снова, на сей раз кулаком прямо в солнечное сплетение, выбивая из меня дух. Я падаю, разбивая обо что-то колени, хватаю жадно ртом воздух, как рыба в предсмертной агонии. Изо рта льется кровь смешанная с пеной, а в ушах звенит. Такой раздирающей боли и ужаса я никогда не испытывала в своей жизни. Мне казалось, что время остановилось, что сама природа замерла, оглушенная моим безмолвным криком. Но валяться в ногах у этой скотины я не собиралась, поэтому собрав волю в кулак, превозмогая боль, кое -как поднялась. -Ну, что? Поубавилось гонору? - ехидно поинтересовался он и протянул руку, чтобы стереть кровь с уголка моего рта. Я отшатнулась. - Стой спокойно, - процедил он, обхватывая мое лицо, сдавливая щеки.
