Бог Ярости (ЛП) - Кент Рина (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
Любым возможным способом.
За последние две недели я видел свою кровь чаще, чем когда-либо. На днях я позволил ей течь и течь, пока не потерял сознание в ванной. Какая-то часть меня хотела, чтобы я никогда не проснулся.
Часть меня молилась об этом, пока я лежал на полу в ванной, глаза были затуманены влагой, а сердце слишком устало, чтобы продолжать качать кровь в моем бесполезном теле.
Мой мозг отключился, и мысли пришли к пониманию того, как я чертовски сильно устал.
От себя.
От всего.
И я все еще уставший.
Моя кисть скользит по холсту, добавляя мазки теплых цветов, переплетая и смешивая их, пока они не совпадут с моими полыми внутренностями.
Искусство — это единственное, что помогает мне оставаться на плаву. Я даже перестал ходить на тренировки после того, как намеренно вывихнул лодыжку.
Я перестаю общаться с людьми под разными предлогами. Учеба. Работа. Учебные дедлайны.
Сейчас у меня просто нет сил ни на кого и ни на что. Но больше времени, проведенного в одиночестве, только подталкивает меня к вредным привычкам.
Причинение себе вреда, кровь и гребаная ненависть к себе.
Я кручусь по спирали и не могу остановиться.
Падаю и не могу дотянуться до дна.
Моя рука дрожит, и пластырь, который я прикрыл своими толстыми часами горит. Рану покалывает, а кровь приливает к едва заживающему порезу.
Ощущение конца света будоражит мой мозг, и слюна заливает внутреннюю поверхность рта.
Тик.
Ты так чертовски слаб.
Тик.
Позорище.
Тик.
Чертовски бесполезен.
Кисть выпадает из моих трясущихся пальцев и падает на пол, оставляя оранжевый мазок.
Я открываю ящик справа от себя и почти на автопилоте достаю свой швейцарский армейский нож. Если я просто воспользуюсь им еще один раз, никто не узнает.
Если я просто очищу себя от черных чернил, окружающих меня, то не буду чувствовать себя запертым в собственной шкуре, и все закончится.
За исключением того, что я повторял те же самые слова последние пять гребаных раз, когда это делал. Пять раз за две недели. Пять.
Черт возьми. Я теряю контроль.
И все же мои пальцы обхватывают рукоять, я снимаю часы и затем кладу их на стол. Сдираю пластырь и смотрю на темно-красную кожу. Когда я делал это в последний раз, порез был таким глубоким, что я потерял много крови. Я думал, что он никогда не заживет и мне придется накладывать швы.
Кожа снова срослась сама по себе, бесплодно надеясь на завершение, на исцеление, как гребаный мазохист.
Первый раз я порезался случайно, когда брился в семнадцать лет. Я наблюдал, как крошечная капелька крови скатилась по моей челюсти и шее, и испытал огромное облегчение.
Это был первый раз, когда я смотрел на свое отражение целую минуту, не испытывая потребности разбить зеркало.
Поэтому я стал немного небрежен при бритье и резал себя то тут, то там, чтобы увидеть больше крови. Чем сильнее текла кровь, тем больше исчезали черные чернила.
Но я делал это редко. Был предельно осторожен, чтобы не вызвать подозрений у родителей. Поэтому, когда папа пошутил, что, возможно, ему стоит снова научить меня бриться, я перестал делать эти маленькие порезы на лице и шее.
И начал бриться там, внизу, делая порезы между бедер, где никто не мог их увидеть. Я сидел в ванне и смотрел, как из ран сочится кровь, закрывал глаза и вдыхал чистый воздух.
После поступления в университет я начал резать свое запястье, но только в одном и том же месте, делая три пореза, которые можно будет спрятать под часами.
Но их я тоже делал достаточно редко. Не чаще раза в месяц, может быть. Когда тошнота сжимала мне горло, и я не мог дышать, не захлебываясь черными чернилами.
Когда было больно до такой степени, что я не мог существовать в своей гребаной шкуре.
Но за последние пару недель это до такой степени участилось, что я уже не могу это контролировать.
Когда я был с Николаем, я не делал этого, потому что он был ужасно проницательным. Он чувствовал, что с моей рукой что-то не так, и продолжал спрашивать об этом в течение нескольких недель. Я не шучу, он говорил:
— Кстати, как ты повредил руку? Рана выглядит серьезной.
Учитывая, что мы занимались сексом, я не решался резать себя между бедер, и самое странное, что меня не переполняло желание увидеть свою кровь.
Я мог справляться с этим желанием, пока оно не стало невозможным.
До сегодняшнего дня, когда я фантазирую о том, как отрежу себе гребаное запястье.
— Милый… пожалуйста. Я так волнуюсь за тебя. Пожалуйста, поговори со мной. Скажи что-нибудь. Что угодно.
Мамины слова, сказанные ранее, проносятся как в тумане, и я издаю дрожащий выдох. Я сказал ей, что люблю ее, а затем повесил трубку, потому что не мог справиться с болью в ее голосе.
Папа звонил мне, но я не брал трубку, потому что, услышав беспокойство в его голосе, я бы не выдержал. Меня пугает, что я — разочарование, которое ни в чем на него не похоже. Может, он и был строг с Лэном, но на самом деле это потому, что он напоминает ему его самого.
Я — гребаная аномалия, которая вызывала беспокойство только у моих родителей. Гребаный ураган разочарований и несостоявшегося потенциала.
Вибрация выводит меня из транса, и я дважды моргаю, а затем тянусь к телефону раненой рукой, слегка дрожа, сердце замирает в горле.
В последние пару недель, чтобы справиться с бесконечной ломкой, я писал себе сообщения, как будто переписываюсь с Николаем.
У меня достаточно гордости, чтобы не связываться с ним после того, как он меня бросил, но мне было не больно отправлять эти сообщения самому себе. Представляя, что это он. По крайней мере, так я мог выразить свои чувства словами.
Такие глупые смс как:
Зачем ты появился в моей жизни, если собирался уйти?
Зачем ты сделал меня зависимым от тебя, если не собирался оставаться?
Если я попрошу прощения, ты вернешься?
Ты никогда не был какой-то шлюхой. Я даже не интересуюсь подобным. И я, блять, здесь игрушка, а не ты.
Мне даже бегать больше не нравится. Ты испортил это, как и все остальное. Чертов ублюдок. Пошел ты.
Я запутался, Николай. Очень сильно. Ты должен радоваться, что уклонился от пули.
Я ненавижу себя. Почему бы и тебе ненавидеть меня?
А, ну да. Теперь ты тоже меня ненавидишь. Наконец-то. Поздравляю с пробуждением. Лучше поздно, чем никогда.
Ты вернулся к Саймону и другим своим приятелям по сексу? Уже нашел мне замену?
Эта последняя мысль часто затягивает меня в черную дыру моего разума, и я не могу избавиться от нее, как бы ни старался.
Я видел Николая в бойцовском клубе пару раз, в основном потому, что не мог больше не видеть его, но всегда уходил раньше, чем он обращал на меня внимание.
Точно так же, как я писал эти сообщения себе, а не ему.
Но вот в чем дело.
Вчера вечером я напился с Реми и, вернувшись в комнату, был не в себе. Поэтому я просмотрел хаотичный Instagram Николая, в который он выкладывает самую случайную ерунду.
Это привычка, которой я придерживаюсь в последнее время, и она помогает усмирить моих демонов. По крайней мере, на некоторое время.
Около десяти тридцати, когда я обычно ухожу в пентхаус, он выложил фотографию телевизора со сценой из вечернего сериала о тайнах убийств с хэштегами: #Смотрю #В одиночестве.
В этот момент мое сердце возродилось из пепла, но лишь на долю секунды, прежде чем я увидел все комментарии от мужчин и женщин, жаждущих его и предлагающих составить ему компанию. В том числе и от гребаного Саймона.
Ты можешь смотреть на меня, папочка;)
Помните ту часть, где я напился? Я плохо соображал, поэтому написал ему сообщение.
Брэндон: Ты скучаешь по мне?
