Танго с Бабочкой - Вуд Барбара (список книг .txt, .fb2) 📗
Кармелита.
Их взгляды встретились. Затем Беверли поднялась на ноги, в то время как Кармелита медленно шагнула вперед, нахмурив свое симпатичное лицо. Когда она подошла поближе, Беверли почувствовала, что у нее образовался ком в горле: воспоминания нахлынули на нее!
Кармелита остановилась на расстоянии нескольких футов от нее.
— Ты та, кто спрашивал обо мне в округе? — спросила она.
Беверли кивнула.
— Мои друзья сказали, что ты говорила им, что здесь Рейчел. Где она?
— Она перед тобой, Кармелита, — мягко произнесла Беверли. — Разве ты не узнаешь меня? Я Рейчел.
Кармелита склонила голову. Выражение замешательства застыло на ее лице.
— Ты не Рейчел.
— Я Рейчел, — повторила Беверли. Из дома Хейзел в Сан-Антонио. Мы последний раз видели друг друга девять лет назад, когда ты посадила меня на поезд, следующий в Калифорнию. И мы дали обещание обращаться друг к другу, если нам когда-либо понадобится помощь. Ты помнишь?
Кармелита сузила свои глаза.
— Ты разыгрываешь меня? Ты не Рейчел!
— Это я. Я учила тебя читать. А ты изобретала числовые головоломки. Ты, Белль и я — мы были троицей.
— Рейчел? — прошептала Кармелита, все еще сомневаясь.
— У меня есть татуировка на внутренней части бедра. Бабочка.
Темно-карие глаза Кармелиты распахнулись.
— Бабочка! — вскрикнула она. — Матерь Божья! Рейчел!
Она обвила руками Беверли, смеясь и плача одновременно, и обе девушки обнялись.
— Я не верю в это, — сказала Кармелита, вытирая глаза. — Рейчел, ты приехала. В точности, как ты говорила, что сделаешь это. Но… ты теперь такая красивая! Что случилось?
— Я хочу рассказать тебе обо всем этом. Но сначала, Кармелита, скажи, ты в порядке? Как сильно ранил тебя Мануэль? Твое письмо…
Кармелита оглядела вестибюль и тихо сказала:
— Мы можем пойти куда-нибудь выпить кофе?
Они пошли в маленький придорожный ресторан, где водители, занимающиеся перевозкой бензина и крупного рогатого скота, поедали хрустящего жареного цыпленка и бисквиты с медом.
Кармелита расправилась с порцией жареных ребрышек и горячей кукурузой, в то время как Беверли ковырялась в салате и прихлебывала черный кофе. Кармелита неохотно говорила о Мануэле, поэтому Беверли рассказала своей старой подруге все, что случилось с нею за время, которое прошло с тех пор, как они перестали переписываться. Когда Беверли рассказала о пластической операции, Кармелита изучила ее лицо с явным любопытством. Закончив с рассказом о себе, Беверли спросила:
— А как дела у тебя? Почему ты уехала от Хейзел?
— Понимаешь, у Мануэля возникли неприятности с полицией. Мы уехали быстро. В середине ночи. Я позвонила Хейзел, когда мы доехали до Далласа, сказала ей, где я была. Я просила ее пересылать мою почту. Она не сделала этого. А мне должно было прийти несколько чеков от журналов с головоломками, вот сука!
— Почему ты перестала отвечать на мои письма?
Кармелита помыла пальцы в стакане с водой и вытерла их бумажной салфеткой.
— Дело было так, amiga. Мы с тобой писали письма друг другу пару лет. Сначала все было хорошо. Мы все еще были подругами. Но затем я начала замечать, как расходятся наши миры. Ты жила приличной жизнью, работала, а я была по-прежнему проституткой. Мне больше не казалось правильным писать тебе.
— Но мы по-прежнему подруги, Кармелита, — мягко сказала Беверли. — Расскажи мне, что случилось.
Кармелита покрутила в руках бумажную салфетку. Она говорила тихо, из-за занавеса длинных черных волос, которые спадали вперед, закрывая ее лицо.
— Он действительно напугал меня на этот раз. Мы подрались. Мануэль связался с другой девушкой. Он говорит, что не может жить с одной женщиной. Я застала его с нею и приревновала. Я ударила его. Он достал нож…
Кармелита подняла глубокие карие глаза, которые Беверли помнила с тех давних пор, полные той же боли, замешательства и позора.
— Ты не поверишь, именно его подруга спасла меня. Она подскочила и остановила его. Он целился мне в сердце, но нож вошел сюда, — она положила руку ниже грудной клетки. — Я провела неделю в больнице. Приходили полицейские и разговаривали со мной. Они пугали меня, заставляли думать, что он собирается прийти и убить меня. Поэтому я попросила у медсестры бумагу и написала тебе то письмо.
— Я приехала сразу же, как получила его.
Кармелита опустила глаза под ее пристальным взглядом.
— Я даже не была уверена, что ты получишь это письмо. Я не знала, работаешь ли ты все еще в той закусочной. Теперь я сожалею, что послала его.
— Почему?
Кармелита испытывала застенчивость и неловкость. Она видела, что Рейчел слишком изменилась. Теперь она была уважаемой личностью с незапятнанной репутацией, принадлежала к высшему классу общества, поняла Кармелита, в то время как сама она принадлежала к отбросам общества. Даже имя у Рейчел было теперь другим. Она была Беверли Хайленд. Новое имя и новое лицо. Это была не та женщина, с которой у нее могло быть что-то общее. Кармелита внезапно поняла, что она сидит с незнакомкой.
Посетители поспешно стали покидать ресторан.
— Эй, куда все идут? — спросила Кармелита. Она посмотрела на часы. Был почти час. Затем она вспомнила: скоро должна проехать президентская автоколонна.
— Кармелита, — сказала Беверли. — Поедем со мной.
— Куда?
— В Калифорнию. Возвращайся со мной и начинай новую жизнь.
Кармелита удивленно посмотрела на нее.
— Ты хочешь сказать — уехать из Техаса?
— Да.
— О нет.
Голос Беверли стал тихим.
— Кармелита, ты действительно счастлива?
Девушка пожала плечами.
— А кто счастлив?
— Ты можешь быть счастлива, если возвратишься со мной. Я дам тебе хорошую работу. Ты будешь ходить в школу. Тебе понравится Калифорния.
Кармелита покачала головой.
Беверли накрыла своей ладонью руку подруги и сказала:
— Помнишь, как мы мечтали вместе? Ты хотела пойти в школу, а затем получить работу где-нибудь в офисе, с пишущей машинкой и телефоном. Ты можешь сделать это, если поедешь со мной. Кармелита, в Калифорнии фантазии сбываются!
Что-то возникло в глубине испанских глаз Кармелиты, что-то, что Беверли видела давно, в редких случаях. Это был взгляд кого-то, кто видел образы или мечту или пытался вообразить что-то. То, что испытывала Кармелита, был лучик надежды или короткая возможность надежды. И это случалось прежде, когда она училась читать первые слова, когда продала журналу свою первую числовую головоломку. На долю секунды появился образ надежды, мечтания о лучшей жизни, и ее темные глаза засияли.
Но потом блеск быстро исчез, так же, как это случалось раньше, потому что Кармелита не привыкла надеяться и мечтать, она слишком долго привыкала принимать ту ужасную участь, которая была ее жизнью. Надежда была просто навыком, в совершенствовании которого она никогда не практиковалась.
— Для меня это слишком поздно, amiga, — сказала она, глядя на скомканную салфетку в своих руках. — Я никогда не смогу уехать.
— Почему?
— Я слишком стара. Мне двадцать пять. И есть еще Мануэль…
— Но не может быть, чтобы ты теперь любила его!
Любила ли она Мануэля? Может быть, когда-то, много лет назад. Теперь это был просто человек, который защищал ее, который брал ее деньги и говорил ей, что делать. Он был добр к ней, когда ему хотелось, и наказывал ее, когда она этого заслуживала. Она не могла оставить Мануэля. Он принимал за нее все решения, он даже говорил ей, что носить. Она была с ним с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет. Он был частью ее.
Кармелита редко оценивала свою жизнь, она вообще редко задумывалась о своем собственном существовании. Жила день за днем, приводя мужчин в свою крошечную комнату и продавая свое тело, в какой-то бесперспективной пустоте. В конце концов, о чем там можно было думать? Мануэль все продумывал за нее. Например, как это было вчера вечером, когда она сказала ему, что опять беременна. Все, что он сказал: «У меня есть знакомый парень, который избавит тебя от этого». Несмотря на криминальный образ жизни, Кармелита Санчес была набожной католичкой и ходила исповедоваться каждую неделю. Теперь ей предстояло покаяться в действительно большом грехе — еще одном аборте. Но это было решение Мануэля. Кармелите никогда не приходило в голову подумать самой, противиться его желанию, противостоять ему и сказать: «Нет, больше никаких абортов. Я сохраню этого ребенка».
