Самая шикарная свадьба - Богданова Анна Владимировна (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
– Ну, хватит, Эльвира Ананьевна! Что вы, в самом деле! Вы же меня задушите!
– Зови меня, Машенька, мамой! – трогательно проговорила она.
– Мама, отвезите меня домой!
– Зачем тебе домой, девочка моя? Тебе у нас не нравится? Скоро ужин тебе сюда принесу! Отдохнешь лучше, чем в санатории! – с огоньком сказала она и со скоростью света выбежала из свинарника.
Через час она явилась снова, принесла мне одеяло и подушку.
– Вот, Машенька, кроватка тебе, – с умилением проговорила «мама». – На сеновале-то, знаешь, как крепко спится! У вас-то в городе, поди, сеновалов нет.
– Эльвира Ананьевна, скажите мне прямо и честно, зачем вы идете на преступление? – со всей серьезностью спросила я. – Ведь еще не поздно все исправить.
– На какое преступление, доченька?! Мы к тебе со всей душой!
– Никакая я вам не доченька! – взорвалась я. – Говорите, зачем вы запихнули меня в грязный мешок из-под картошки и насильно приволокли сюда?
– Какой мешок? О чем ты говоришь? Это какое-то недоразумение. Я все выясню! Я приму меры! – грозно прокричала она и сахарным голоском добавила: – Сейчас ужин принесу.
– Стойте! – я успела схватить ее за подол трехъярусной юбки, не дав ей убежать.
– Что такое?
– Вы говорите, что я в гостях.
– Конечно! Как ты можешь сомневаться, Машенька! – укоризненно проговорила она.
– Я хочу пойти погулять, пустите меня во двор и покажите свой огород!
– Доченька, на улице что-то уж очень нехорошо, тучи сгустились, вот-вот дождь ливанет, – заявила она и снова убежала.
Минут через десять я отчетливо услышала за дверью следующий разговор.
– Внесешь ей тарелку, поставишь на стол, – говорила вдовица.
– Не хочу, – отвечал Шурик (я сразу узнала его голос – когда он говорил, мне всегда представлялся тупой-тупой бычок, которого подвели на веревочке к новым воротам, или этакий дурень, который обычно в русских народных сказках изрекал: «Не хочу учиться – хочу жениться», только Шурик, видимо, и жениться не желал).
– Что это значит, не хочу?! Не хочет он! А нефтяным магнатом ты стать хочешь?! – рассердилась «мама». – У Машки на участке богатейшие месторождения нефти! Станешь ее законным супругом – все приберем к рукам! Я что, зря стараюсь? Вон и нефтяная вышка уже готова, и бурильщиков наняла! Ты что, не хочешь в люди выбиться, олигархом стать?
Что за бред?! Какие могут быть месторождения нефти у нас на огороде?! Совсем ополоумела вдовица!
– Хочу, – твердо ответил Шурик.
Неужели они настолько глупы и верят, что в средней полосе России может быть нефть! И тут, вспомнив непонятное металлическое сооружение метра два с половиной высотой, похожее на пирамиду, стоящее во дворе, я поняла, что они действительно не сомневаются в наличии «черного золота» на нашем огороде. Это сооружение не что иное, как самодельная нефтяная вышка!
– Вот и слушай мать! – И она снова ласково заговорила: – Внесешь ее тарелку, поставишь на стол, потом подойдешь к ней и так нежно – ты меня слышишь? – нежно погладишь по головке, понял?
– Угу.
– Ну, иди, а то картошка совсем остыла. А я тут у двери постою, чтоб она, чего доброго, не сбежала.
И вошел Шурик. Он был точной копией Эльвиры Ананьевны (как, впрочем, и его одноименная сестрица), с вытянутым лошадиным лицом, маленькими, птичьими глазками, а носы… Такое впечатление, что однажды они все втроем уселись на лавку и кто-то прошелся по их носам молотком, свернув на одну сторону.
Он подошел ко мне, поставил тарелку на стол, как учила мать, потом попытался погладить меня по головке. И тут я неожиданно для себя схватила тарелку с картофельным пюре и размазала его по лицу Шурика – медленно так, спокойно, основательно.
– Гадюка! – прошипел он и со шлепками картофельного пюре (особенно много его было на свернутом носу) покинул сарай.
– Что?! – с беспокойством спросила «мама», как только Шурик вышел за дверь. – Не приняла? Ну, ничего, ничего. Мы ей крылышки-то пообломаем!
– Ма! А давай ее убьем и в лесу закопаем.
– Что ты такое говоришь-то, дурень?! Тебе надо на ней жениться!
– Не хочу.
– Не хочешь стать магнатом? Олигархом?
– Хочу.
– Вот и все. А я уж позабочусь. Договорюсь в райцентре, приедет сам Ван Ваныч и распишет вас прямо тут.
– Где?
– В сарае. Нельзя ее выпускать, пока у тебя в паспорте не будет печати о том, что она твоя жена по закону. Понял?
– Понял, – с грустью ответил он и, подумав, спросил: – Ма, а может, нам ее в речке потопить – камешек потежельше привяжем?..
– Дурень! – воскликнула вдовица и, судя по звуку, отвесила ему подзатыльник.
В эту ночь я не сомкнула глаз, размышляя над тем, что задумала Эльвира Ананьевна, удивлялась леденящим кровь предложениям «будущего супруга» и прикидывала, как это можно нас поженить без моего паспорта. В связи с этим мне пришла в голову одна бредовая мысль: «А что если моя мамаша в сговоре с вдовицей – ведь она тоже мечтала поженить нас с Шуриком?» Потом я себя стала ругать за столь глупые мысли, посещающие мою бедную голову. Добрую половину ночи я гадала, как мне отсюда выбраться, часа два проклинала себя за то, что снова притащилась в эту злосчастную деревню, в очередной раз поверив маме и польстившись на клубнику в конце августа, солнце, которое красным гигантским апельсином закатывается за горизонт, как глаз какой-нибудь исполинской рыбы, и тому подобную дребедень.
На рассвете я решила делать подкоп, но ложку вместе с тарелкой из-под картофельного пюре Шурик забрал с собой. Подкоп был отложен на завтра. А я, укутавшись в одеяло и закопавшись поглубже во влажное сено, уснула. Надо заметить, холод под утро наступил страшный – «не май месяц», как говорит Мисс Бесконечность, к тому же в сене обнаружились мыши, и я боялась, что они перегрызут мне сонную артерию.
Проснулась я… не знаю, в котором часу, но был день. Солнечные лучи пыльными нитями или широкими пластинами (это зависело от формы и размера щелей в стенах сарая) проникали внутрь. На столе стояла миска с овсянкой и ложка. Овсянка оказалась затхлой, будто Эльвира Ананьевна берегла ее лет сорок на случай массового голода в стране, а теперь, ради дорогой гостьи, решила все-таки пожертвовать овсяными хлопьями, достать из закромов и сварить ей кашку.
Но главным была не кашка, а ложка! Я немедленно схватила ее и кинулась рыть подкоп. Земля была твердая – просто так не подцепишь – приходилось круговыми движениями выскребать подобие воронки, а потом выгребать горстку земли. Когда мой подкоп находился на стадии размера двухсотпятидесятиграммовой чашки, хлипкая алюминиевая ложка сломалась. Однако я героически продолжала копать тем, что осталось от столового прибора.
Вечером Эльвира Ананьевна долго и вкрадчиво выведывала, куда же все-таки подевалась ложка, и так ничего от меня не добившись, принесла ужин, но без ложки.
– Интересно, мне что, руками есть? – возмутилась я.
– Ты знаешь, доченька, куда-то все столовые приборы подевались. Сороки, что ли, их таскают, ума не приложу. Вот и у тебя сегодня тоже ложка запропастилась.
– Принесите мне кошку! – потребовала я.
– Зачем? – удивилась вдовица.
– Тут мышей в вашем сене полно!
– Вот мыши-то ложки и воруют, – сказала она, но кота так и не принесла.
Сколько дней и ночей я просидела в сарае – не знаю. Нужно было с первого дня делать зарубки на стене, но я до этого не додумалась, потому что не ожидала, что похищение среди бела дня с центральной, и единственной, площади райцентра может обернуться для меня такими серьезными последствиями.
Все эти дни слились для меня в общий кошмарный поток, равноценный по продолжительности году, а то и двум.
Похитители кормили меня два раза в день – утром и поздно вечером. Весь день, наверное, они торговали тухлой рыбой, а моя мама, ничего не подозревая, покупала ее у них для своих кошариков.
Однажды утром я заметила, что нефтяная вышка куда-то исчезла.
