Подарок - Каммингс Мери (бесплатные полные книги txt) 📗
На улице светило солнце — не обжигая, как было для него привычно, а мягко лаская теплыми лучами.
У случайно встреченного прохожего Дел спросил дорогу и нашел небольшую церковь, а за ней — кладбище, которое существовало здесь с основания города. Медленно пошел по дорожке, читая имена и даты. Вскоре он увидел то, что предполагал найти здесь.
Плита из белого мрамора. Надпись — только имя: «Кэролайн Тери». Даты — вторая через шестнадцать лет после первой. И цветы, совсем свежие — маленький букетик на ослепительно белом мраморе.
Как на самом деле звали девушку, покоившуюся под этой плитой? Этого уже никто никогда не узнает. Но цветы на могиле лежали — возможно, как просьба о прощении.
Вскоре после рождения дочери молодой муж стал поколачивать жену. Она ухитрялась скрывать это от всех, пока не попала в больницу — муж чересчур увлекся и сломал ей челюсть. Городок был маленький, отец узнал об этом сразу — не поверил, что она опять «упала с лестницы» и заставил обратиться в полицию.
На суде муж каялся, бил себя в грудь, просил у жены прощения— и получил всего три месяца. Но, выйдя из тюрьмы, домой не поехал, заявив, что «сыт всем этим по горло»— очевидно, под «всем этим» подразумевалось то, что жена снова была беременна.
Вернулся он, когда его второй дочке — Трейси — исполнилось уже два года, вернулся — и вымолил прощение. Пообещал начать новую жизнь, клялся в любви, и жена поверила ему— ради девочек, чтобы у девочек был папа.
Поначалу он действительно перестал пить и даже устроился на работу— фотографом. Где он получил эту специальность, никто не знал — правда, после его смерти в одной из газетных статей утверждалось, что фотографировать он научился в тюрьме, где отсидел полгода за то, что ранил случайного собутыльника в пьяной драке. Возможно...
Когда он узнал, что жена опять беременна, то снова исчез, прихватив все деньги из кассы ресторана. На этот раз— почти на шесть лет. Главным человеком в жизни этой семьи был дедушка. Он растил внучек с любовью, как когда-то дочь— покупал девочкам подарки, возил их в Диснейленд, а старшую из девочек, до смешного похожую на него и характером и внешностью, уже понемножку учил готовить. Кэролайн оказалась способной ученицей, и дедушка очень гордился ее успехами — всего в десять лет она научилась делать знаменитые шоколадные пирожные по его собственному рецепту.
Все это кончилось, когда Кэролайн было одиннадцать лет. Ее дедушка — самый добрый, самый любимый— погиб в случайной и глупой автомобильной катастрофе, потеряв управление на скользком шоссе.
Через полгода после этого в осиротевшую семью вернулся отец. Никто не мог больше их защитить — и дом, где все раньше были так счастливы, превратился в ад.
Муж избивал жену ежедневно, за любую самую мелкую провинность — или просто так. Она была смертельно запугана и боялась даже слово сказать в его присутствии.
Он снова стал работать фотографом, от случая к случаю. Даже оборудовал себе лабораторию— в пристройке около дома.
Именно в этой лаборатории он как-то вечером изнасиловал Кэролайн, которой тогда едва исполнилось двенадцать лет.
С тех пор это повторялось регулярно — два-три раза в неделю. Ее сопротивление только возбуждало его — ему нравилось именно насилие. Но любая попытка дочери спрятаться или не прийти в назначенный час в лабораторию каралась без промедления— ее он не трогал, зато избивал мать и грозился сделать то же с младшими девочками. Девочки ничего не знали, но мать знала и молчала. Что это было — стыд, боязнь, что ей не поверят— или просто дикий животный страх? Однажды, когда Кэролайн не пришла вовремя, он влетел в дом и на ее глазах сломал матери руку — через колено, как сухую ветку. Больше Кэрри не опаздывала.
Внешне все было по-прежнему — хорошая американская семья— папа, мама и три дочки. Мама по-прежнему работала в ресторане, который теперь принадлежал ей, девочки ходили в школу, а папа печатал фотографии — за деньги и не только. Он очень любил фотографировать Кэролайн в лаборатории — точнее, себя с ней.
Так продолжалось три года — и никто не замечал, что творилось в этом доме. Ни то, что муж поколачивает жену, ни то, что Кэрри стала замкнутой и плохо училась, не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Три года...
У входа на кладбище появились люди. Дел не хотел ненужных вопросов и быстро направился по дорожке в сторону церкви. Обойдя ее, снова вышел на улицу и пошел в сторону ресторана — тот был уже закрыт.
«Вот и пришло время», — подумал он, подходя к дому — двухэтажному, с палисадником, справа от ресторана. Тому самому дому. Пристройки уже не было — очевидно, мать не хотела видеть ее перед глазами каждый день. Именно в этой пристройке Кэролайн убила своего отца — ножом, который она взяла на кухне ресторана.
Однажды, воскресным утром, он сказал ей: — Что-то ты мне поднадоела — пора, пожалуй, переходить на новую модель, — и кивнул на Трейси, которая вместе с самой младшей сестрой — Кэти— играла на крыльце. Добавил со смехом: — А там, глядишь, и еще одна подоспеет...
О событиях того вечера рассказала Делу сама Карен, месяца три назад. Она, как всегда, старалась уберечь его от боли и говорила очень коротко, без подробностей. Впрочем, подробности он прочел в материалах дознания: восемнадцать ножевых ранений, одно из которых было смертельным.
Залитая кровью, она прошла в дом — мать сидела на кухне и плакала, положив голову на руки. Кэролайн знала, что мама не спит— возвращаясь из пристройки, она почти всегда видела ее именно в этой позе.
Подойдя к матери, она дотронулась до ее плеча и сказала:
— Он больше никого из нас не обидит. Помоги мне собраться— я не хочу, чтобы меня посадили в тюрьму.
Та медленно подняла голову, увидела кровь и сразу поняла, что произошло. Не было ни споров, ни слез— на все это не оставалось времени. Она собрала небольшую сумку с одеждой, взяла в кассе ресторана все деньги и отдала Кэролайн. Больше они никогда не виделись...
Мать опознала труп, предъявленный ей — тело какой-то девушки, найденной в Верхнем озере и подходящей по возрасту и цвету волос. Именно эта девушка и лежала теперь в могиле у церкви. Дел видел фотографии трупа и понимал, что мать не могла знать, кто это — но таким образом пыталась защитить свою дочь, которую не спасла от боли и унижения, хотя бы от преследования полиции.
Он подошел к двери и позвонил. Услышал шаги за дверью и вопрос:
— Кто там? — в этом доме не привыкли сразу открывать дверь.
— Откройте, пожалуйста.
Дверь открылась — на цепочку.
Дел увидел бледное лицо женщины и понял, что она узнала его.
— Что вы хотите?
— Я хочу поговорить о вашей дочери — о Кэролайн.
Она резко закрыла дверь, чуть не прищемив ему пальцы. Из-за двери донеслось:
— Я не разговариваю с газетчиками!
— Но я... — начал Дел — и услышал за дверью удаляющиеся шаги.
Он прекрасно понимал эту женщину — история «новой Лиззи Борден» несколько дней мелькала на первых полосах местных газет. Приезжали даже журналисты из Миннеаполиса, жаждущие сенсации. Пытались говорить с ней, с девочками, с полицией — и с грязными преувеличенными подробностями выплескивали все факты на страницы газет. Газетчики даже утверждали, что Кэролайн ревновала отца к матери и к сестрам, рассуждали о «комплексе Электры».
Дел знал, как это больно, и понимал, почему перед ним захлопнули дверь — на ее месте он сделал бы то же самое.
Но все-таки разговор должен был состояться — поэтому он решил подождать и присел на крыльце, надеясь, что женщина рано или поздно выйдет. Он был уверен, что полицию она не вызовет — у нее не было оснований доверять полиции. Во время бесконечных допросов следователям нужно было только одно — доказать и ее вину, как соучастницы.