Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая" (книги онлайн полностью .txt) 📗
Я рычу, неистовствуя. Мои надежды рухнули, будущее разлетелось. Я никогда не изменял ей, я думал, что мы пойдем рука об руку до самой старости. Больше мне ничего не было нужно. Оказывается, все, о чем я мечтал, было для нее лишь грязью под ногами. Она переступила через мои мечты и пошла дальше.
Телефон замолчал. Но через мгновение зазвонил снова. Я схватил его и со всей силы бросил об стену. Осколки разлетелись по всему офису.
Глава 20
Горло обжигает, когда виски неспешно катится вниз огненным шаром. Напряжение трудового дня отпускает постепенно, но, вопреки моим ожиданиям, голова по прежнему остается тяжелой.
Рассеянный свет от уличных фонарей и рекламных вывесок освещает полутемную квартиру. Единственный источник света внутри — люминесцентные лампы над стойкой бара, где я сижу. Мое логово — пример холостяцкого жилища. Минимализм, большие площади для досуга, абсолютное отсутствие каких-то милых вещей, которые придают помещению мягкость, уют, которые дают понять, что для кого-то это дом.
Я всегда могу сорваться отсюда, переехать в другое место, подобное этому, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Так было всегда и по отношению ко всему, что меня окружало. Я легко менял квартиры, место работы, подружек.
Еще одна порция виски катится вниз по пищеводу. Наконец, голова становится немного легче.
Меня не покидает одна навязчивая мысль.
Что у меня было с Ирой?
Несколько жарких, ни к чему не обязывающих свиданий, чудесный отдых в красивом месте? Но когда все это закончилось, почему мне кажется, что я упустил что-то важное? Почему сейчас, потягивая любимый алкоголь, я смотрю на телефон и думаю, какого черта она не звонит?
Мне часто признавались в любви. Из корысти, в порыве страсти, или, скорее, похоти, от банальной глупости — нужно же что-то говорить после секса, чтобы заполнить неловкую тишину. Самые умные молчали, понимая, что все эти ничего не значащие признания меня только раздражают, заставляют быстрее бросать тех, кто их произносит. Но она … оказалась совсем не такой. Она сказала то, что думала, не требуя ответа, не стараясь разбавить мое молчание своим глупым щебетом.
Она призналась не сразу, только после того, как я рассказал ей о своей матери. По сути, показал ей, как мало меня любили в детстве и почему я так же поступаю, став взрослым.
Может быть, пожалела?
Нет, такая женщина, как она, может отличить откровенность от стремления слабого, пустого человека вызвать к себе жалость, тем самым завоевать внимание. Мне внимания всегда хватало, особенно женского. И она это прекрасно знает.
Почему тогда после всего она не сказала, что хочет продолжать видеться? Зачем подвела грань под нашими отношениями? Тем более, что я почти наверняка знаю, что мужа она отшила.
Закрываю глаза и откидываю голову назад. В самую первую ночь, когда она должна была его встретить, я вдруг сошел с ума. Да, я не привык делать первый шаг. К тому же, она сумела все так красиво закончить, как я ни разу не смог ни с одной из моих бывших подружек. И этот ее поступок явно свидетельствовал о том, что ей тоже не нужны дальнейшие отношения, что она понимает, что у нас нет будущего.
Невесело усмехаюсь. Слово-то какое — отношения. Это у меня с ней отношения? А я думал, просто секс. Конечно, она в постели просто нечто — откровенная и жадная до ласк, как грешница, и в то же время такая же наивная и открытая, как девственница. Да, именно прямота в ее взгляде всегда потрясала меня. Ни одна эмоция, промелькнувшей в ее глазах, не была прикрыта фальшью, наигранна. Я мог читать ее, как книгу, но не потому, что она не знала жизни и не умела скрывать своих мыслей, а потому, что она позволяла мне это делать, потому что ни в чем не притворялась.
За окном в какой-то молочной дымке центр города. Индустриальный, пыльный, совершенно равнодушный к людям, которые в нем живут. То ли дело Крит. Жаркое, умытое солнцем утро, еще не разбудившее владельцев кафе и магазинов, мирно отсыпающихся после бойкой ночной торговли, томный день на пляже, холодное вино в тени моей виллы и она, неспешно и изящно накалывающая на вилку салат из помидоров, оливок и феты, заправленный маслом из оливок, собранных в моем саду.
Она улыбается и смотрит на меня, снова отправляет в рот кусочек, на миг закрывая глаза, и опять ее лучистый взгляд прикован к моему лицу.
Солнечная женщина, сплетенная и света, порывов свежего ветра и морской лазури. Такой я запомню ее навсегда.
Да, она не смогла бы смолчать, она все рассказала мужу. А он ведь любит ее, даже сейчас это видно. Он сам придет к ней, потому что не сможет прожить без ее улыбки ни дня, потому что будет больным, если не услышит ее ласковый шепот, потому что не сможет забыть ее тихих вздохов в постели. Захочет ли она все вернуть, как было? Поцелует ли его при примирении так же, как целовала меня на прощание? Захочет ли отдаться ему в честь их воссоединения? Станет ли думать обо мне, когда его губы и его руки буду прикасаться к ее телу?
Очередной стакан виски делает картины более реалистичными и подробными. Я не хочу этого видеть, мне это не нужно.
Женщины никогда не занимали в моей жизни много места. Как и в жизни отца. Когда же Ира успела забраться под мою кожу? Поэтому меня лихорадит? Или это виски на голодный желудок?
Отбросив все мысли, пытаюсь отвлечься. Звоню отцу, долго разговариваю с ним о его больной печени, о воспалившемся коленном суставе. В его голосе слышу тревогу и нотки удивления. Он не понимает, что со мной. Не устал ли? Не заболел? Разговор начинает напрягать.
Я резковато прерываю все его попытки проявить заботу. Старик явно сдает. Раньше он не был таким сентиментальным и мягким. А мне сейчас его переживания только действуют на нервы.
Подхожу к окну и опять смотрю в ночь, будто смогу увидеть ее через километры, через груды бетона, через все те вещи, которые делают наше будущее невозможным.
И сейчас мне хочется вернуться в прошлое, когда я мог совершать безумные поступки ради любви, как мне тогда казалось. Это было глупо и одновременно прекрасно — я напоминал себе благородных рыцарей Средневековья, готовых на любой подвиг ради своей дамы. Как это было давно. Как я был молод и наивен. Как искренне еще верил в то, что один человек может дать другому так много, что душа будет рваться на клочки, и получить еще больше.
Внизу по тротуару идет женщина со светлыми волосами. Она разговаривает по телефону и замедляет шаг, подходя к моему подъезду. Я сжимаю стакан. Она поднимает голову и смотрит вверх. Она смотрит на меня? Ищет глазами мою квартиру? Ира?
Ноги становятся свинцовыми, а голова совсем легкой. Она пришла? Женщина опускает голову и начинает медленно идти дальше.
Я срываюсь и вылетаю в коридор. Не закрывая двери, опрометью бегу к лифту. Нажимаю кнопку миллион раз, прислушиваясь к почти неслышному шороху. Кабинка остановилась где-то на пять этажей ниже, потом двери неторопливо закрылись и, наконец, я еду вниз, вызывая недоуменные взгляды пожилой дамы.
Она пришла ко мне? Но не смогла найти в себе сил сделать первый шаг, так же как и я? Да, это трудно. Трудно первым признать, что готов рискнуть своим спокойствием, своим благополучием, своей сложившейся жизнью. В конце концов, трудно рискнуть своим сердцем, потому что я не признаю полумер. Если ты впускаешь кого-то в свою жизнь, то не проводишь его через черный вход, чтобы никто не видел, чтобы можно было делать вид, что все по-старому.
Это бесчестно, это умаляет важность этого человека для тебя и важность собственного поступка.
Хотя она же рискнула. Призналась в любви, изменила мужу, уехала со мной, несмотря ни на что. И ушла, не дождавшись ответных действий с моей стороны.
Выбегаю на улицу и ищу ее фигуру в призрачном свете уличных фонарей.
Да, я готов попробовать, черт его дери! Я не хочу делать вид и дальше, что она безразлична мне, что мне легко отпустить ее. Глупцы те, кто ради своей гордости не замечает того, что может сделать их счастливыми. Возможно, это мой последний шанс в жизни почувствовать себя живым, почувствовать, что я не одинок, что нужен ей.
