Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга (книги без сокращений TXT) 📗
Шон насыпал собаке корм и вопросительно уставился на меня.
— Я мокрой есть не буду.
И мы пошли обратно, но до дома не дошли. Шон вдруг остановился и схватил меня за плечи, как заговорщик.
— Ты уже все равно мокрая.
— Нет! — запротестовала я, прочитав его мысли по глазам. — Я не буду купаться! Не буду! Это дурь! — возмутилась я в голос, когда Шон нагло стащил с меня футболку.
— Так давай подурим, — сказал и стащил следом джинсы.
— Иди ты к черту!
Но куда там! Он уже и сам разделся. Не поднимать же одежду из грязи! И в трусах не побежишь. Никого нет, но все же. И я стащила с себя последние тряпочки, наслаждаясь смущением Шона.
— Даже так?! — И он тоже снял трусы.
Впереди ждало самое страшное — кувшинки. На моем лице явно отразился ужас перед встречей с ними, и Шон подхватил меня на руки.
— Я отпущу тебя на глубине.
Шон входил в воду, как в парное молоко, я же заорала, когда он швырнул меня. Брр… Аж зубы застучали, но я поплыла, страшась коснуться дна. В темной воде ничего не видать — зато круги от дождя такие красивые…
— Доплывешь до коттеджа?
Я глянула на бескрайнюю пузырящуюся темную гладь и задрожала сильнее, но поплыла. Всяко лучше илистого дна — там можно подтянуться на досках. Но дыхание быстро подвело меня, и я схватилась за заботливо подставленное плечо.
— Осталось совсем чуть-чуть, ты сможешь.
Я доплыла, но из воды вылезти не смогла. Вернее не успела, остановленная возгласом Шона:
— Что вы здесь делаете, О'Диа?!
Я увидела ботинки и мокрый плащ. Лица под капюшоном было не разглядеть.
— Зашел проведать скучающих дам и составить им в дождь компанию. Но ты, Шон Мур, вижу, меня опередил. Хорошо я вас заметил, а то ведь так бы и ушел, не найдя машины. А где, рискну поинтересоваться, мисс Брукнэлл?
— В Нью-Йорке, — ответил Шон. Я могла в тот момент только дрожать.
— Вот как? А по какому делу?
— Семейному.
— А…
Но тут Шон уже не выдержал:
— О'Диа, дайте нам уже вылезти из воды. Мы окоченеем здесь.
— Вылезайте, кто ж вам мешает?! — послышался из-под капюшона недовольный бубнеж.
— Вы нам мешаете, О'Диа! Вы милый!
В ответ послышалось недоуменное кряканье.
— О'Диа, ступайте к входной двери, — скомандовал Шон. — Мы вам откроем, когда оденемся.
Господин Гончар еще чуток потоптался в луже и ушел. Шон вылез сам и вытащил меня. К тому моменту мне стало по барабану, что у него между ног. Меня душил смех. Дикий, истерический, и я вся сжалась, чтобы не выпустить его наружу.
— Замерзла? — обнял меня Шон, хотя не знаю, как он думал согреть меня таким же мокрым и ледяным телом!
Французские двери со вчерашнего завтрака оставались незапертыми. Шон притащил из ванной три полотенца. Взял одно, вытерся и обмотал вокруг бедер. Вторым я закрутила мокрые волосы, а третьим попыталась согреться.
— О’Диа брехун, но не трепло. Я скажу ему, чтобы молчал.
— Не надо. Он же ничего не видел. Может, у нас в Сан-Франциско принято плавать голышом.
— Тогда я пойду открою.
И тут началось такое… Я поспешила одеться, чтобы мужики не перегрызлись у дверей. Бреннон О'Диа мог бы чуть уменьшить громкость
— Джеймс Джойс за озером явно услышала, каким нехорошим был ее хозяин, что заставил меня плавать в такую погоду. Речь у Господина Гончара была намного длиннее, но мой мозг ее, к счастью, резюмировал.
— Мур, ты когда-нибудь оденешься? — не выдержал мокрый гость созерцания голого торса своего водопроводчика.
Я к тому времени вышла в гостиную и смогла оценить наглую улыбку Шона.
— Оденусь, но не сейчас. Сейчас мне не во что одеться.
О’Диа остался с открытым ртом, не в силах переварить ответ.
— Я сюда приплыл, — помог ему Шон. — И, если б не вы, О’Диа, поплыл бы обратно.
— С мисс Донал?
— Если вы еще не заметили, она уже одета.
Ситуация из комической превратилась в жуткий фарс, а я не могла допустить, чтобы Шон поссорился с постоянным клиентом, и потому предложила гостю чаю, чтобы согреться. Прямо так, по-ирландски. Но Бреннон О'Диа, видимо, не готов был лицезреть голого Шона так долго и потому отказался. И напоследок поинтересовался, когда возвращается мисс Брукнэлл. Я в ответ пожала плечами.
— А я хочу чаю, — сказал Шон, затворив за незваным гостем дверь.
Я прошла на кухню. Отыскала хлеб и сыр. Достала банку с вареньем. И почувствовала на талии руки Шона.
— Вода оказалась недостаточно холодной, — прошептал он мне в ухо и потерся щекой о мою — колючий уже. но не так, чтобы сильно.
— А как же чай? — прошептала я, не узнавая собственный голос.
Рука Шона уже нагло проверяла, насколько мне жмут в талии штаны.
— Я потом сам его заварю.
— А если О’Диа вернется?
— Я ему не открою.
Но он открыл меня, стащив с таким трудом надетую одежду. Одна валялась под дождем в грязи, другая на полу кухни под мокрым полотенцем. Двумя. Шон раскрутил влажные волосы и зарылся в них носом.
— Они пахнут дождем.
— Тиной, — поправила я шепотом.
— Нет, дождем. Ирландским дождем. Моя русская девочка пахнет Ирландией, и я дурею от этого запаха.
Шон подхватил меня и усадил на столешницу, чуть не смахнув банку с вареньем.
— Здесь все открыто, — успела выдохнуть я до его поцелуя.
— Мы не запираемся в Ирландии, — ответил Шон не скоро. — Мы любим в открытую всем на зависть.
— Шон, я так не могу, — увернулась я от его губ, и на этот раз они впились мне в шею. За его руками я следить не успевала.
— Да ты никак не можешь! — его глаза вновь оказались рядом. — Так что не командуй. Я буду делать с тобой все, что захочу, и так, чтобы ты захотела повторить.
Он не дал мне выразить протест словами, но я могла без зазрения совести колотить его по спине. Она не была железной, и Шон наконец пожалел столешницу и перетащил меня в спальню, заставив по пути испугаться за коленки, но те не встретились с косяком — Шон хорошо знал размеры дверей и кроватей в доме, и моя голова приземлилась на самый край. Никуда не отползти, если только встать на полу на голову.
В Шоне вновь проснулся зверь. Он рычал у меня на груди, и я с трудом сдерживалась, чтобы не ответить ему тем же рыком. Мне помогал молчать страх. Страх, что Шон долго не выдержит и возьмет свое, оставив мне снова боль разочарования. Но пока он давал волю лишь губам и рукам, и те, и другие сдирали с меня кожу, обнажая нервы. Кровать стала маленькой — я пыталась ухватить покрывало, но находила лишь воздух. Мне не было холодно, мне было жарко, но мне надо было за что-то ухватиться, чтобы удержаться от соблазна обнять Шона — одно неверное движение, и он вернется к моим губам, и тогда все будет кончено — я не сумею сдержать его, и только сведу за его спиной ноги, как сразу потерплю фиаско. Полное и непоправимое.
Наконец я нащупала подушку и, бес в меня вселился, что ли, — швырнула ею в Шона. Он кинул ее обратно и попал мне в лицо. Я ухватилась за нее зубами и вовремя. Он оказался внутри. Сердце мое замерло, и он тоже замер. Потом отшвырнул подушку и притянул меня к себе. Чудом мы оказались на середине кровати. Лицо в лицо, грудь грудь, живот в живот.
— А теперь сама, — выдохнул он, сглатывая слюну. — Я ничего не буду делать. Почувствуй хоть что-нибудь.
Я уже чувствовала. Мы дрожали оба. Но это было бы и все, если бы рука Шона не скользнула по моему животу вниз. Я откинулась на его вторую руку, давая свободу первой, и замерла. Наверное, слишком надолго, потому что Шон со злостью схватил меня за талию и дернул на себя. Еще и еще. Быстрее и быстрее. Я закрыла глаза, чтобы не видеть ни его, ни потолок, чтобы чувствовать только себя. Но вот мир остановился, руки Шона исчезли, и я рухнула на самый край матраса. Мир встал с ног на голову, но я все равно увидела на полу телефон, который машинально схватила в гостиной, когда бежала одеваться, но так и не проверила сообщения…
— I’m so sorry. I actually need Rubber Johnny to do this. (Прости. У меня ничего не получится без резинового Джонни.)
