Соблазни меня - Уоррен Нэнси (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Они знали друг друга еще до оккупации Франции фашистами, — продолжал Дункан.
Губы Алекс дрогнули, ноздри затрепетали. Очевидно, ей известно то, о чем он упомянул. Может быть, рассказы о тех временах составляли целую кассету.
— Луи Вендом участвовал в Сопротивлении, был убит, а картина исчезла. Вообще-то во время войны они терялись сотнями — разграблены, сожжены или вывезены в фашистскую Германию, припрятаны владельцами, которым так и не довелось вернуться за своим достоянием. Время от времени их, бывает, обнаруживают на чердаке, в подвале, винном погребе…
— В Санкт-Петербурге…
— Ты раскопала на меня целое досье.
— Ты находился среди тех, кто вел поиски одной частной коллекции, вывезенной в Германию, во время войны «экспроприированной» русскими и снова вывезенной, теперь уже за «железный занавес». Она не увидела света до эпохи перестройки и гласности.
— Чем успешнее поиски, тем больше наследников хочет вернуть то, что им причитается. Иногда это удается, иногда нет — чаще всего нет. Вендомы из числа моих самых недавних клиентов. Я их честно предупредил, что шансы невелики. Лишь несколько месяцев назад удалось выяснить, что Луи имел друга-американца, Фрэнклина Форреста. Они вместе учились в Академии изящных искусств, и, уж конечно, он все знал о картине Ван Гога «Оливы и фермерский домик». Я надеялся, что он поможет мне в поисках.
— «Оливы и фермерский домик»? — Алекс заметно удивилась. — Как на той черно-белой фотографии, которую ты копировал в день, когда… я принесла тебе поесть?
— Ну да. Я приехал поговорить с твоим дедом, расспросить его, может, что прояснится, но большой надежды не питал, и основной причиной приезда все же оставалась работа над книгой… в такой местности, где можно еще и полазать по горам.
— Как здесь?
— Верно.
— Но почти сразу выяснилось, что Фрэнклин Форрест умер, не дождавшись возможности дать тебе интервью. Тогда ты решил уложить в постель его внучку — может, что прояснится?
Алекс сохраняла внешнее спокойствие, но глаза сверкали возмущением.
— Да нет, что ты!
— Нет? — Бровь ее иронически приподнялась. — С первого захода у тебя не вышло, но ты упорно добивался своего и добился.
— Я не утверждаю, что не имел тайного умысла, — заметил Дункан, ослабляя ворот (в комнате становилось чем дальше, тем жарче). — Имел. Больше того, не будь я уверен, что ты — моя последняя надежда разыскать пейзаж, я бы в Свифт-каренте не задержался. Но клянусь Богом, я старался затащить тебя в постель ради тебя самой, не ради картины! Не такая уж я свинья.
На лице ее читалось: в самом деле?
— Послушай, не я один думаю, что ты где-то прячешь Ван Гога или хотя бы знаешь, где он припрятан.
— О! — Сообразив, о чем речь, Алекс прижала ладонь ко рту. — Тот мертвец в библиотеке!
— Джерси Плотник работал на одного торговца антиквариатом из Лос-Анджелеса, из тех, чьи сделки по большей части закулисные.
— Да, но зачем покушаться на мою жизнь?
— Убивают обычно затем, чтобы вывести из игры. Здесь не тот вариант. Думаю, покушение было ненастоящее. Тебя опять пытались припугнуть.
Алекс помолчала. Бледная, но спокойная, она напряженно размышляла.
— Пожалуй, ты прав. Меня хотят запугать настолько, чтобы я сама отдала картину. Увы, ничего не выйдет — у меня ее нет и быть не могло. Дедушка не из тех, кто присваивает чужое имущество!
— Я его не знал, поэтому спорить не буду, но речь, быть может, идет не о воровстве. — Дункан принялся расхаживать по кабинету. — Сама посуди, нацисты начали отбирать у евреев ценности задолго до начала Второй мировой, а уж когда дорвались по-настоящему, стали вывозить их составами. Чуть не подчистую разграбили Польшу, Италию, Голландию, Францию, Бельгию. То, что с точки зрения Третьего рейха не подходило, сжигалось. Модернизм считался одним из самых ненавистных для нацизма течений. Лишь некоторым частным лицам и музеям удалось спасти свои коллекции, переправляя произведения искусства через границу. Возможно, твой дед, таким образом спас один из шедевров Ван Гога, уберег его от уничтожения.
— Но так и не собрался вернуть?
— Кому? Его друг погиб, а насчет других наследников он не имел сведений. Самый факт, что Ван Гог не появлялся на черном рынке, говорит в пользу Фрэнклина Форреста. Он не пытался нажиться на чужом наследстве.
— И все равно мне непонятно, почему он за столько лет ни словом не обмолвился о картине, если, в самом деле привез ее с собой. Ведь тогда… — запнулась и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу. — Боже мой, ну конечно! Как я сразу не догадалась! Он упоминал о каком-то особо ценном имуществе, которое хотел оставить нам с Джиллиан в наследство. Собирался все обговорить в письме, а письмо приложить к завещанию. Но когда после его смерти завещание вскрыли, никакого письма там не оказалось.
— Выкрадено.
— Кем? — с опаской спросила Алекс.
— Хороший вопрос. Примерно на десять миллионов.
Глава 23
Позже в тот же день Алекс постучала в дверь коттеджа. Отворив, Дункан заметил, что она плакала.
— Заходи, — пригласил он, тактично делая вид, что не замечает мокрых щек и покрасневших глаз. — Давай помогу снять пальто.
— Не нужно. Я не собираюсь долго здесь оставаться. — Алекс обхватила себя руками, словно боялась, что он насильно сорвет с нее одежду.
— Как дела? — спросил Дункан.
Более глупое начало разговора трудно было придумать. Весь ее вид говорил, что дела — хуже некуда.
— Если интересует, могу ответить. — Алекс прошла в жилую комнату и остановилась так, что неровное зеркало в спальне отразило ее в искаженном виде. — Дела на редкость хороши! Думаешь, приятно в тридцать лет вдруг узнать, что твой дедушка — вор?
Прикинув, Дункан согласился. Тридцать лет — это поздновато для подобных откровений.
— Да уж, неприятно. То есть я думаю, что неприятно. Лично я знал, что мой дед ворует чуть не с пеленок.
— Что?! — Алекс повернулась к нему с откровенным недоверием на лице. — Твой дед ворует?
— Вороват, от рождения и до смерти. — Дункан выудил из холодильника бутылку вина, не спеша откупорил и разлил по стаканам. — У нас отменное генеалогическое древо потомственных воров и разбойников. Прапрадед грабил на большой дороге и дограбился до того, что его вздернули. Часть родни живет в Австралии — потомки каторжан, попавших туда в корабельном трюме в кандалах. — Он подмигнул. — Не пугайся, в конце концов, они остепенились и занялись скотоводством.
— Думаешь, я поверю?
— Остепенились, но не все, — благодушно продолжал он. — К примеру, дядя Саймон так и остался черной овцой, каких у нас в родне целое стадо. Он скупает краденое. А вот я предпочел честно зарабатывать на жизнь и тем нарушил семейную традицию.
— А ваши женщины тоже воруют?
— Конечно, нет. Женщинам не положено.
— Представляю, как ты обогатил семейный бизнес! Они крадут ценности, прячут в условленном месте, и все, что тебе остается, — только их «разыскать». Признайся, так ты и прославился?
— Ничего подобного. У нас договоренность совсем другого рода: я не касаюсь семейного бизнеса и держу насчет него язык за зубами, а они снабжают меня информацией, которая может пригодиться в поисках. — Встретив выразительный взгляд, Дункан пожал плечами. — Мы не самое порочное семейство, бывает и хуже. Гораздо хуже.
Он припомнил, как относятся в семье к его стремлению соблюдать закон и порядок. «Ну, парень, доложу я тебе, скатился ты на самое дно, — не раз говаривал дядя Патрик. — Не думал я, что доживу до такого!»
— Ты рассказываешь, чтобы я не слишком расстраивалась!
— Правильно, но к тому же я говорю правду.
У нее вырвался странный звук, нечто среднее между смешком и всхлипыванием. Ее реакция несколько успокоила Дункана. По-прежнему оставаясь в пальто, она взяла бокал вина.
— Если дедушка, в самом деле имел отношение к этому пейзажу, я сделаю все, чтобы помочь тебе найти его. Чем скорее он попадет к законным наследникам, тем лучше.
