Изнанка мести (СИ) - Великанова Наталия Александровна (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Дура!
Когда Ярослав встал и его глаза равнодушно скользнули в стороне от неё, она заново испытала те признаки неловкости, которые ощутила после их первого занятия любовью, и которых в помине не было в те дни, когда она была невестой и женой. Он отвернулся, давая Вике время оправить платье. Щеки её пылали от стыда, когда она натягивала бархат. Слабая и дрожащая она села и наблюдала за ним. Ярослав оделся. Теми же неторопливыми движениями, как если б они всё ещё оставались супругами: уверенными, флегматичными и спокойными.
– Сколько? – голос его тоже был медленный.
– Сколько… чего? – Вика сначала переспросила, а потом с ужасающей быстротой догадалась, что он скажет. Нет!
Ярослав уже поднял двумя пальцами её подбородок:
– Сколько я тебе должен?
От недоверия Вика закрыла глаза. Слезы мгновенно набухли под веками. Это было в его манере: сделать ей больно, а потом ещё больнее. Как жаль, что её не тренировали давать колкие и быстрые ответы. Сквозь серую пелену она видела, как неторопясь, он достал бумажник. Её охватил ужас, но ещё с большей силой – ярость. Ей хотелось кричать, исцарапать ему лицо. Из всех мужчин, которые сегодня лапали её, он был самым мерзким. Именно это она и должна сказать. Она должна выгнать его, она должна ненавидеть его!
Но она не сделала ничего подобного. Она не хотела играть в его войну. Нет! Она давно уже проиграла. Она стиснула зубы, чтобы он не увидел дрожащих губ, чтобы слезы не посмели показаться на глазах. Опустила веки.
Он убрал бумажник в карман:
– Извини. Нет наличных.
Она даже не встала, когда он захлопнул дверь.
Она пролежала несколько часов, глядя в потолок и ничего не видя. Она не плакала.
Это не он использовал её и её тело. Это она сама позволила ему использовать себя. Она хотела его силы и тепла. Его ласк, ревности, жадных взглядов. Прикосновений. Она не сопротивлялась, не сказала «нет» - наоборот выгибалась ему навстречу, с готовностью принимая в себя. Она заглушила голос разума, позволяя неудержимым страстным рукам насладиться собой. Она принадлежала ему, и он брал её, когда и как ему хотелось. Он не любил её никогда. Может быть, ему нравилось её тело. Даже, вполне могло такое быть, что их тела обоюдно скучали друг по другу. Но даже они не в силах были изменить прошлого. Их прошлого и прошлого их предков.
Сердце её готово было выпрыгнуть из груди: боль, гнев, обида раздирали душу. Она не могла вдохнуть. «Нет, – поправила себя Вика, – она должна быть откровенной хотя бы сама с собой: это не её тело тянулось к нему – это рвалось её сердце. Она была влюблена в Выгорского! Она не должна была этого делать, но… делала».
Скользя взглядом по неровной стене, Вика проследила за рисунком трещинок. Давно застывшие часы блестели матовым стеклом. Узорные стрелки показывали без двух минут четыре. Медные римские цифры выделялись на темном фоне. Под часами замер маятник, похожий на шишку. Вике захотелось разреветься. Чудовищность происходящего становилось все прозрачнее и прозрачнее. На Вику нахлынула паника – настоящая нестерпимая мука, которую она не могла выразить ни движением, ни словом, вообще нечем, потому что бездна, внезапно открытая её душе, грозила превратиться в конкретную и ощутимую реальность. Каждая клетка её крови и плоти покрылась льдом. И душа. Она завернулась в одеяло. Она ведь знала, что теперешний момент настанет, знала, что от холода сожмется сердце, так что же теперь горевать?
Глава 18. Неожиданность.
И шарфом ноги мне обматывал
там, в Александровском саду,
и руки грел, а все обманывал,
все думал, что и я солгу.
Б.А. Ахмадулина
Новый год Вика встретила дома, прямо заявив Ольге, что не собирается тратить последние силы на бессонную, пусть и новогоднюю ночь. Легла спать и проснулась в следующем году. Просто, и хвастаться нечем. Если б не израненная, кровоточащая душа, эту ночь можно было бы смело отнести к лучшей за последние полгода. Вика изо всех сил старалась не думать о причинах внезапной страсти Ярослава и не ругать себя за отклик на неё. Она велела себе принимать жизнь такой, какой она была.
За окном, да и внутри лачуги, стояла невообразимая стужа. Вике приходилось закутываться в десять одеял и отходить на боковую в спортивном костюме, хотя печь она топила по вечерам, и частенько подкладывала дрова в голландку ночью. Теперь Вика понимала, почему был так романтизирован камин в европейской культуре: единственное место, пригодное для существования в бесконечной, семимесячной зиме.
Раньше она любила это время года: снег, лыжи, веселый хруст мороза под каблуками; ловила языком снежинки, летящие с неба, строила снежных баб, каталась с ледяных горок. Теперь же каждый божий день Вика пыталась заткнуть дыры в избе, подобной решету. Она перебралась спать на печку, пусть не очень удобно, но тепло всю ночь. Сначала, правда, только придвинула ближе койку, беспокоясь, что на жестких кирпичах узенькой лежанки будет неудобно. Куда там! Настывающая к полночи кровать ни в какое сравнение не шла с обволакивающим уютом печи. Вика втащила на неё перину, подушки, одеяла. Соорудив гнездышко, она наконец-то стала почивать глубоко: оставляла терзания дню и проваливалась в дремоту, как только ложилась.
Вика пыталась конопатить прорехи старой одеждой, тряпками, но жилище оставалось негостеприимным и промозглым. К январю она смирилась с этим, как смирилась и с тем, что приходилось носить по обледенелым тропинкам воду из колодца, готовить на допотопной плите, которая жара почти не давала, купаться в металлическом корыте. Что ж, это было лучше, чем искать прибежище у знакомых, чувствовать вечное неудобство за то, что занимаешь не свое место.
Не тяжелый быт и мороз на дворе и в халупе пугал Вику. Её истощал иней на собственном сердце. Вечный озноб, не позволяющий согреться даже во сне на теплой лежанке. Как бы ни было жарко, рядом с сердцем пульсировала опостылевшая холодная точка, готовая в любой момент облить внутренности ледяной водой. Облить и заморозить.
Порой Вика топила так сильно, что кислорода в комнатах не оставалось. Но и тогда внутренний лёд не таял. Вечно холодные руки и ноги раздражали, вызывали бессильную злобу, потому что спасения от них она не находила.
Второго января к ней вдруг снова явился Ярослав. Она увидела свет его машины сквозь маленькое отверстие, согретое дыханием меж узоров на стекле. Затем услышала мягкий хлопок калитки и его знакомый силуэт на дорожке. Сердце истошно завопило, но она приказала ему заткнуться и сделала вид, что не одна. Она была так растеряна его приездом, что целый час просидела, застыв, словно в коме. Он искалечил и истерзал её, и собирался делать это ещё столько раз, сколько взбрело бы в лихую голову.
Нет, она не готова была взойти на гильотину, ещё хотела дожить до лета, увидеть чистое небо, смеяться беззаботно. Поэтому и заставила себя не оставаться дома в каникулы: сходила на пару шумных, совершенно не интересных вечеринок, покаталась с ребятами на коньках, поддалась на уговоры Ольги встретить Рождество у неё, когда родители уехали в деревню. Ольга обещала, что будет старая теплая компания, никто не посмотрит на Вику косо и не задаст глупого вопроса.
Компания-то была тёплая, однако присутствовала Вика не в качестве участника, а, скорее, в качестве наблюдателя. Не смеялась с девчонками, не флиртовала с парнями, почти не разговаривала. К угощениям она давно стала равнодушной. Салатик такой, салатик сякой, аккуратные суши, красная рыбка, жаренная с яблоками утка, маленькие пирожные с кремом и шоколадом, бананы, апельсины, клубника, белое вино, мартини, ликеры, водка – все это стояло плотными рядами на столе и вызывало лишь мысль об излишней расточительности. Вика положила в рот всего две виноградины. Музыка гремела, заглушая шумный разговор. Неяркий свет рассеивался над головами нетвердо стоящих на ногах одноклассников, смешивался с сигаретным дымом. Смог проникал с то и дело распахиваемого балкона вместе со скрипучим сквозняком и тянулся по потолку. Открываемая каждую секунду дверь, в которую устремлялось тепло, тоже казалась Вике расточительностью. Она подумала о своем доме, попытках продать и его, и участок, купить квартиру. Она перерыла весь интернет, зачитала до дыр все газеты по недвижимости, которые только смогла раздобыть бесплатно. Несколько недель бредила идеей найти хоть что-нибудь. Ничего. Участок был слишком маленьким – всего четыре сотки, а дом слишком ветхим. За эти деньги предлагали купить только комнату, и то за пятьдесят километров от Москвы. Ездить оттуда на работу было нереально. Да и жить в комнате? Иметь общую с чужими людьми ванную, кухню, туалет? Брр! На это Вика решиться не могла. Уж лучше бегать на улицу.
