Беру тебя напрокат (СИ) - Трифоненко Елена (книги полностью txt) 📗
А потом эта травля. И следом страх, что если пожалуюсь куда-нибудь, меня поднимут на смех. Скажут: «Сама дура виновата. Разделась перед камерой до купальника — ешь домогательства полной ложкой и не вякай».
Первое время этим страхом я была буквально парализована, а потом спохватилась: «Буду вякать! Еще как буду!»
Я отчетливо помню тот день, когда решила, что если еще раз получу письмо с угрозами или оскорблениями, обязательно заявлю в полицию.
Но, как не странно, мерзкие письма больше не приходили. Хейтеры словно почувствовали, что я больше их не боюсь, и отстали. В принципе, я почти забыла об этой небольшой травле. Я бы и дальше о ней не вспоминала, если бы Петров вдруг не стал напрашиваться в «друзья» и предлагать сотрудничество. Видимо, совесть у него отсутствует, в принципе. Хотя это ожидаемо.
Говорят, он из богатенькой семьи, попал в телевизор по протекции. Такие обычно думают, что им все позволено, что у них особые права. А у Петрова еще и от популярности, наверное, выросла корона с дом.
У меня прямо кулаки сжимаются, когда я думаю об этом наглом товарище. Нет, неужели он правда верит, что я забуду о пережитом унижении и буду целовать ему ручки за проявленную милость в виде оплаты круиза? Вот же мерзкий тип! Хотя, может, он думает, что я не в курсе его выпадов.
Следующие пятнадцать минут я пытаюсь придумать какой-нибудь план мести. Может выложить нашу с ним переписку в «Инсту»? Только надо снабдить ее каким-нибудь обидным комментарием, например: «Как думаете: у Петрова так плохо с девушками, что приходится покупать внимание к себе? Или он просто предпочитает мальчиков, а «купленная» девочка нужна ему для отвода глаз?»
Из груди вырывается тяжелый вздох. Нет, вряд ли такое прокатит. Петров будет все отрицать. Объявит нашу переписку «Фотошопом». Социальный капитал у него больше, так что никакого удовлетворения я не получу, а вот очередную волну хейта словлю обязательно.
Хотя можно все-таки завтра встретиться с Петровым. Плесну ему в лицо кофе и сниму все на камеру. Тут уже ему будет сложней отвертеться.
Я рисую себе в красках процесс обливания, и мне почему-то становится ужасно весело. Эх, да к черту всякие видео! Я не такая подлая, как этот придурок. Снимать ничего не буду, обсуждать его в публичном пространстве тоже не стану. Выплесну капучино ему на тыкву и пойду домой. Этого мне более чем достаточно.
Утром я чуть ли не прыгаю в предвкушении реванша. Мне нужно монтировать влог про последнюю поездку в Турцию, а я не могу. Дурацкое волнение мешает сосредоточиться. Около часа я бестолково втыкаю в монитор, а потом отчаиваюсь. Иду на кухню, чтобы убить время чаепитием. Заслышав звон посуды, туда же подтягивается Женька. С несчастным видом. Она у нас, в принципе, всегда тихая и пытается слиться с местностью, но сегодня глаза у нее уж совсем какие-то потухшие.
Я наливаю сестре чаю, достаю из шкафчика ее любимую соломку и, как бы между прочим, интересуюсь:
— Чего нос повесила?
Она ковыряет пальцем щербинку на столе и вздыхает:
— Да так…
— Неужели влюбилась?
— Вот еще! — сестра смотрит на меня с ужасом. — Ни за что. Я не какая-нибудь ветреная идиотка: пока школу не закончу, влюбляться не стану.
Я с трудом прячу улыбку:
— А чего тогда кислая такая? Кто обидел? Ты это… только намекни — я ему от души накостыляю.
Она возводит глаза к потолку:
— Ника, не надо пытаться улучшить мир насилием. Это так не работает.
— Это мы еще посмотрим. Говори имя, адрес. Я уж разберусь с методами.
— Меня папа достал, — выдыхает она и с задумчивым видом смотрит в окно.
— А поподробней?
Сестра вздрагивает:
— Вот так да!
— Что?
— Бабочка такая красивая у окна пролетела! Ты видела? У нее на хвосте было две завитушки.
— Нет, я ничего не видела, — хмурюсь я. — Расскажи подробней, что у тебя за терки с папой?
Она смотрит сквозь меня и задумчиво улыбается:
— Эта бабочка похожа на ту, что я когда-то видела во сне. По-моему, она будет неплохо смотреться на вазе.
— О нет! — я невольно закатываю глаза. — Жень, нам твои вазы уже ставить негде. Распиши что-нибудь другое.
— Шторы?
Я оглядываю кухонные занавески, которые сестричка покрыла росписью еще в прошлом году.
— Э…
— Ой, да какая разница! — Сестра проворно достает из кармана кофты блокнот и карандаш. — Придумаю, куда ее пристроить. Сейчас главное, зарисовать эти ее завитушки, чтобы не забыть.
С моих губ срывается беззлобный смешок. Вот и поговорили — называется! Хотя в этом вся Женька. Поймала вдохновение — и забыла обо всем. Она, наверное, и спит в обнимку со своим блокнотом.
Пока сестра рисует, я опять думаю о Петрове, прикидываю, какой стакан капучино заказать, когда мы встретимся с ним в кафе. Ноль три мне будет, наверное, мало. Лучше потрачусь на пол-литра кофе, чтоб хорошенько этого гада окатить.
Минут через пять Женька удовлетворенно выдыхает и откладывает блокнот в сторону:
— О чем мы говорили?
— Ты жаловалась на папу.
— А, ну да! — мечтательное выражение с ее лица моментально пропадает, сменяется грустью. — Папа меня достал. Третий день ходит и гундит: Женя, подумай хорошенько, стоит ли тебе связывать жизнь с искусством.
— Так ты вроде уже подумала.
— Ага, я так ему и сказала, что уже вообще-то целый год готовлюсь к поступлению в выбранный вуз. А он все равно не отстает. Говорит, что с профессией учителя рисования много не заработать, и я уже через пару лет после окончания универа пожалею о том, что не пошла, например, на бухгалтера.
— Это он по себе судит, — констатирую я. — Он пожалел. А у тебя все будет по-другому. Ты обязательно добьешься успеха.
— А вдруг он все-таки прав? — Женька вздыхает. — Вдруг мне не повезет, и всю оставшуюся жизнь я буду питаться одними макаронами и ходить в старом пальто?
— Не придется, — почти серьезно говорю я. — Ты забыла, что у тебя сестрица — известный блогер? Я же вот-вот стану миллионершей.
— Обязательно станешь, — поддакивает она. — Но при чем здесь я?
— При том. Мы с тобой одной комплекции: когда я разбогатею, буду регулярно отдавать тебе вещи, которые мне надоели. И у тебя каждый год будет новое пальто. Правда, чуть-чуть поношенное.
Она смеется:
— Фух! Мне сразу полегчало. Надо еще привить тебе нормальный вкус, чтобы ты свои миллионы на всякую фигню не тратила.
— Это да! — соглашаюсь я. — Можешь уже начинать заниматься моим эстетическим развитием! И отращивай лапы, а то с обувью номер не прокатит. У меня нога почти на два размера больше.
— Ничего страшного, — веселится Женька. — Обувь мне тоже отдавай. Я буду туда вату напихивать. Бедные художники, они, знаешь ли, не привередливы. Кстати, против поношенной квартирки я тоже возражать не буду.
— Очень хорошо, — хмыкаю я. — А то я в последнее время волновалась, куда же буду наскучившую недвижимость девать.
— О! Кстати, насчет недвижимости! — Женька вдруг хлопает себя ладонью по лбу и подскакивает со стула. — Совсем забыла! Я же, когда недавно ездила в торговый центр за купальником, заскочила на небольшую ярмарку квартир. Целую кучу рекламных листовок для тебя набрала.
Она тут же убегает к себе в комнату, а через минуту возвращается оттуда уже с пакетом макулатуры:
— Вот! Изучай! Там прикольные варианты были.
— Спасибо, Жень, — я немедленно высыпаю листовки на стол и тщательно перебираю.
За последние месяцы мне удалось неплохо заработать на своих влогах. Когда я сменила концепцию канала и стала вести себя более раскованно, подписчики ко мне хлынули рекой. Еще чуть-чуть подкоплю и смогу позволить себе пусть крохотное, но свое жилье.
Один из рекламных проспектов вызывает у меня особый интерес. «Купи две квартиры-студии и получи скидку в полмиллиона!» — гласит яркая надпись. Ну прямо на больную мозоль! Я всегда мечтала купить сразу две квартиры: одну — себе, другую — Женьке.
