Bye-bye, baby!.. - Платова Виктория (бесплатные полные книги .TXT) 📗
– Привет, – буднично сказал Жегалыч и чмокнул меня в щеку: так, как будто мы расстались неделю назад и всю эту неделю ежедневно созванивались. – Хреново выглядишь.
– Хреново, – согласилась я.
– Болеешь?
– Смертельно.
– Что, правда?
– Правда. Я смертельно больна, Витюша.
Жегалыч дернул себя за нос и поскреб подбородок. Он поверил мне, сразу и безоговорочно.
– Беда, – только и смог выговорить он. – А у меня двойня родилась. Пацаны.
– Поздравляю, – сказала я без всякого выражения.
– Вот черт… Или дети для тебя больная тема?
– Для меня больше нет тем – ни больных, ни запретных. Ты… Ты все достал?
– Сделал, как просила.
Жегалыч никогда не задавал лишних вопросов, он вообще не задавал вопросов, за это я и любила его.
– Значится так. Номер для тебя заказан. И держи ключи от машины, она в твоем распоряжении. – Жегалыч пнул ногой по колесу устрашающего вида джипа. Не слишком нового, но добротного. – Присядем?..
Мы забрались в салон и несколько минут сидели молча.
– А остальное, Витюша?
– В бардачке.
– Господи ты боже мой… Как же тебе все удается?
– Что?
– Сплошная нелегальщина. Сплошной криминал.
– Ну дык… – Жегалыч усмехнулся и подмигнул мне левым глазом. – Это же Кавказ. И связи старого разведчика.
– Ты же в отставке!
– Бывших разведчиков не бывает, – выдал Жегалыч очаровательную банальность. – Слушай… А может, наплюешь на эту гребаную турбазу? Поедем ко мне… Я тебя с женой познакомлю, с пацанами моими… Водки треснем, поговорим по душам…Ты мне про Питер расскажешь, закрылись там рюмочные или нет. Русскому человеку на Кавказе смерть, русскому человеку всегда русского человека не хватает.
– Русскому человеку не хватает мозгов, – не согласилась я с Жегалычем. – И адекватного восприятия действительности. От Бориса ничего не слышно?
Борисом звали моего бывшего мужа. Я не вспоминала о нем тысячу лет, а теперь вот вспомнила.
– Последний раз видели в Париже, под мостом Аустерлиц, в обществе клошаров. Исполнял по просьбе японских туристов «В парке Чаир распускаются розы». А капелла.
– Да ладно тебе! – Жегалыч все-таки заставил меня улыбнуться. – Я серьезно.
– А если серьезно… Зачем тебе Бориска? У тебя молодой любовник…
– У меня больше нет любовника. Ни молодого, ни старого. Никакого.
– Эх… – Жегалыч наклонился и приобнял меня. – Люблю я русских женщин…
– Как будто нерусские по-другому устроены.
– А вот и представь себе, что по-другому… У меня ведь было много женщин, самых разных…
Сейчас Жегалыч начнет паять мне, как его ублажали дамочки из племени тутси, японские гейши, сальвадорские партизанки и как завкафедрой славистики Калифорнийского университета делала ему минет.
– Что, и вьетнамки были?
– А то… – Жегалыч раздул ноздри. – Как не быть? Были. Массаж ступней они делают потрясающе.
– Верю на слово.
– А Бориска где-то в Латинской Америке. Ты же знаешь, он всегда был авантюристом.
– Склонным к бродяжничеству авантюристом, заметь.
– Точно. Это ведь только я у печки сидеть люблю… Слушай… У меня есть его электронный адрес. Хочешь дам?
– Нет. Не нужно.
– А анекдот хочешь? Свежатинка. Смешной до жути. Чукча во время ловли нерпы отморозил себе жопу…
– Анекдот тоже не хочу. Тем более что я его знаю…
…Я остановила машину у первого же поворота. И открыла бардачок. Умница Жегалыч не подвел меня: в бардачке лежал плотный непрозрачный пакет, перетянутый шелковым шнуром: крест-накрест. Шнур был завязан на бантик, и этот бантик вызвал у меня умиление. Если внутри окажется еще и открытка «Желаю счастья» (белые хризантемы на красном фоне), я нисколько не удивлюсь.
Кажется, я рассмеялась. А потом вытащила из рюкзака диск «Night Light Jazz» и сунула его в магнитолу.
Вот так. Хорошо.
«My funny Valentine» Бена Вебстера. Пусть будет «My funny Valentine», не век же слушать «You don't know how much you can suffer». А «Мой забавный Валентин» подойдет. Он будет в жилу. Будет в струю.
Мой собственный забавный Валентин парился сейчас в Амстердаме, в обществе фриков и порноактрис, слушал деликатный европейский саксофон и сентенции говоруна Эрика на тему «йоб твойу мат». И он даже не знал, как сильно я люблю его. Как невыносимо, как болезненно, до содранных ногтей люблю. Последний раз я видела эти горы, этот снег его глазами, в этих ущельях еще можно было услышать эхо его поцелуев. Если прислушаться.
Но прислушиваться я не стала, я дернула за конец шнура.
В пакете лежал промасленный сверток, а в свертке – пистолет. Тускло блестевший «Макаров», восемь патронов в обойме, звездочка на рукояти. Стоило мне только взять пистолет в руки, как боль, все последние недели не отпускавшая меня ни на минуту, притихла, струсила, сжалась до размеров горошины. И сконцентрировалась в правом виске.
Искушение было так велико, что я на секунду прикрыла глаза. Почему бы И нет? Почему бы не покончить все разом? Прямо сейчас. Поднести дуло к виску и выпустить пулю прямо в очаг боли. Трасса здесь довольно оживленная, так что найдут меня быстро. Тело отправят в Питер первым же грузовым рейсом, мальчики из журнала и девочки из агентства встретят его, а затем и проводят: в последний путь. Впрочем, на многочисленность похоронного десанта я не рассчитывала, да и плевать мне было на всех. Кроме одного человека. И я вовсе не была уверена, что он не предпочтет поездку сюда стылому участию в моих похоронах. А если и останется, чтобы отдать мне последний долг, рядом с ним будет его девка. Шлюха, липучка, дешевка, дрянь.
Его бэби.
Нет, мой забавный Валентин. Такого счастья ты от меня не дождешься.
…За последние несколько лет курорт NN сильно изменился. Я добралась до него уже в сумерках, так что подлинный масштаб изменений мне предстояло оценить лишь наутро. Но кое-что было заметно и сейчас: новая парковка, забитая самыми разными машинами: от джипов до малолитражек; два новых крыла, пристроенных к старому корпусу, небольшой ресторанчик на месте бывшего пункта выдачи горнолыжного инвентаря. Ресторанчик назывался «X-files». И судя по всему, был главным центром вечернего досуга.
Зарегистрировавшись и получив ключи, я отправилась в номер.
По странному, почти мистическому стечению обстоятельств, это оказался тот самый номер, который мы снимали с Владом три года назад.
Я посчитала это знаком. Пока еще была в состоянии хоть что-то считать, хоть о чем-то думать, хоть что-то чувствовать. Воспоминания навалились на меня, едва я переступила порог, сбили с ног, лишили сил. Тот же силуэт сосны в окне, та же линия горных вершин. Безумная мысль заставила меня вздрогнуть: сейчас откроется дверь ванной, и в комнату войдет Влад, вытирая полотенцем мокрые волосы. Голый (он любил ходить по номеру голым), прекрасный, как античная статуя, до краев наполненный юностью и желанием.
– Влад, – тихонько позвала я. – Влад!.. Скажи мне… Скажи мне хоть что-нибудь…
Ответа не последовало.
Около часа я пролежала на кровати, глядя в потолок сухими, невидящими глазами. Тело мое ныло, все кости казались переломанными, все внутренности сбились в один бесформенный ком; куском мяса – вот чем я была. Куском бесполезного мяса, куском дерьма.
Если бы я действительно решила покончить с собой – я бы сделала это именно сейчас. Но я не сделала. Такого счастья ты от меня не дождешься, мой забавный Валентин. Мой смешной, потешный, забавный Валентин.
Через час я заставила себя подняться и принять душ. Мысль о бэби вела меня под уздцы, тащила на коротком поводке, подталкивала в спину. Если мои расчеты верны (а они не могут быть неверными), то бэби уже приехала сюда. Или приедет в самое ближайшее время. Значит, есть вероятность увидеть ее сегодня в «X-files», не будет же она сычом торчать в номере. Или в крайнем случае – завтра. Либо в холле, либо у подъемника, либо на одной из трасс. Меня совершенно не беспокоило то, что я никогда не видела ее раньше.
