Ложь, опасность и любовь - Гибсон Рэйчел (бесплатные полные книги .TXT) 📗
– На воскресной мессе я встретила Беатрис Гарнер, – говорила тем временем мама, а Куинн стряхивал перья на совок. Он уже знал, что дальше скажет его мать. – Ее дочь, Вики, работает в «Диллард». Она в отделе детской одежды. Она не замужем и посещает церковь Святой Марии на Стейт-стрит.
– И думать забудь, – сказал Куинн, снимая перья с джинсов.
Мать возблагодарила Господа, когда Куинн перевелся из отдела наркотиков в убойный отдел. Она считала, что это куда лучше, чем бегать за наркоманами и уворачиваться от пуль наркодилеров. С тех пор она спала и видела, как бы устроить личную жизнь сына. Ей казалось, что любовь хорошей женщины и регулярные визиты в исповедальню сделают его счастливым. На доводы Куинна о том, что именно «любовь хорошей женщины» сделала его несчастным, мать отвечала, что Аманда не была хорошей женщиной. Среди прочих грехов особо выделялась принадлежность к пресвитерианству. Куинн устал объяснять матери, что такой образ жизни его вполне устраивает и счастлив он не меньше, чем любой другой житель этой планеты.
Голос матери на автоответчике бормотал еще что-то о приходском священнике и дьяконе, но запал ее кончился, и вскоре она повесила трубку. Куинн поставил мусорное ведро на место, под мойку, а веник прислонил к стене. Совок он бросил на стол и достал из холодильника бутылку пива. Быть может, мать меньше беспокоилась бы за него, если б у нее самой была личная жизнь. Впрочем, он не знал, как отреагирует, если мать начнет встречаться с кем-нибудь так быстро после смерти отца. Хотя, если задуматься, прошло уже три года с тех пор, как отца хватил удар во время того, как он постригал мамину сирийскую розу. Куинн взял со стола ноутбук и досье, которое оставил там ранее, и выключил свет, когда выходил из кухни. Когда он вошел в гостиную, Милли встала и подошла к нему. Свободной рукой Куинн дотянулся до пульта и включил вечерние новости. Он сел на кожаный диван и положил ноутбук с досье на стеклянный журнальный столик перед собой. Милли села на пол у его колен, и Куинн потрепал ее за ухом.
В комнате было темно и уютно, свет из телевизора лился на пол и журнальный столик. Он смотрел прогноз погоды, который грозил очередным дождем. Пресса пока что не распространялась о деле «бездыханных». Широкая общественность знала только, что жертв было три, и все они были задушены у себя дома. Как именно жертв задушили, не разглашалось, равно, как и не разглашались подозрения полиции о том, что свидания жертвам назначались через Интернет. Пресса пошла на сотрудничество с органами. Пока что. Как только они решат, что могут сорвать большой куш, то тут же расторгнут соглашение.
Экран засветился ярче, когда пошла реклама страховой компании. Куинн глотнул пива. Он работал в полиции шестнадцать из своих тридцати семи лет. Первые шесть лет он провел на улице патрульным, пока не дослужился до детектива. Следующие шесть он провел в отделе наркотиков. В самом начале он был наивен, верил, что может спасти мир от наркотиков. Он вырос с четкими моральными принципами. В голове были ясные представления о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Добро и зло. Белое и черное. Ему хватило года работы под прикрытием, когда он вынужден был дружить с отребьем, у него даже мировоззрение изменилось. Границы между добром и злом размазались, а черное и белое стадо одинаково серым.
И чем больше он работал под прикрытием, тем больше менялся сам. А чем больше он менялся, тем проще принимал то, что раньше считал неприемлемым. И однажды, глядя утром в зеркало, он не узнал того человека, каким стал. Он увидел перед собой обросшего типа с косматой бородой. С жестокими глазами. И ему понравилось то, что он увидел. Полицейским из отдела наркотиков приходилось думать очень быстро и действовать жестко. Они были умны и самоуверенны и считали себя несокрушимыми. А Куинн был одним из лучших. Шесть лет он жил в мире наркотиков и насилия, и вкус побед не набил оскомину. Прижать к стенке крупных наркоторговцев – дело нешуточное. И ему нравилось выбивать из плохих парней душу. Адреналин неделями зашкаливал выше нормы. Трудно было найти этому замену. Работа и жизнь переплелись так крепко, что порой невозможно было сказать, где кончается одно и начинается другое. Перемены в нем пугали родных, и он редко появлялся на семейных праздниках, пока в один прекрасный день не перестал ходить на них вовсе. Он жил работой, дышал ею, и любовью его была все она же. Это и была его настоящая жизнь, и он наслаждался каждой секундой.
Пока все не развалилось.
Куинн сделал еще глоток пива. Ее звали Мэри, что подразумевало, что она должна быть легкого нрава, вот только в жизни ее не было ничего, что могло порадовать. Она была девятнадцатилетней проституткой и баловалась наркотиками. Ее любимым был черный героин, но Мэри какое-то время была без дозы, потому что ушла от парня-наркоторговца, который избил ее до беспамятства и изнасиловал. Первый раз, когда Куинн увидел Мэри, она была в синяках и кровоподтеках, глаза ее почти не открывались. На второй встрече она согласилась быть тайным осведомителем Куинна и познакомила его с дилером.
Следующие восемь месяцев Куинн занимался тем, в чем разбирался лучше всего. Он врал, заводя дружбу с отребьем. Затем посреди ночи раздался неожиданный звонок. Его словно холодной водой окатили. Тело Мэри нашли в продуктовой коляске на заднем дворе супермаркета. Он стоял под дождем, глядя на ее мертвое тело, на дешевые накладные ногти, и злость закипала в нем. Злость, которая, точно кислота, прожигала дыру в сердце. Восемь месяцев работы пошли псу под хвост.
Дьявол!
Он смотрел, как по ее лбу к носу стекают дождевые капли, и что-то в нем изменилось. Моральные устои, которыми он жил, рухнули. Убили девушку, почти ребенка, а он думал только о работе. С этой минуты, глядя в зеркало, он ненавидел жестокого ублюдка, что смотрел на него с той стороны. Он был противен сам себе.
Мэри доверилась ему, а он не смог уберечь ее. Он подвел ее и как полицейский, и как человек. По букве закона он был прав. Он сделал ровно столько, сколько требовала инструкция. Но он должен был сделать больше.
В короткой жизни Мэри он был последним мужчиной, в котором она тоже разочаровалась. Ее тело, кроме бабушки, опознать было некому. И несмотря на то что Куинн подвел ее при жизни, он мог сделать кое-что после ее смерти. Он оплатил похороны, купил лучший гроб и был одним из немногих, кто пришел на похороны Мэри. Каждый год в день ее смерти он приносил букет алых роз к ее надгробию. Он даже не знал, любит ли она алый цвет.
Мэри убили четыре года назад, а он все еще испытывал чувство вины. Скорее всего, это навсегда. История с Мэри помогла ему остаться человеком, хотя он общался с худшими из рода человеческого. Благодаря Мэри он не воспринимал это как войну и не делил мир на своих и чужих.
После того как он перевелся в криминальный отдел и надел костюм, он потратил много времени, чтобы вернуть себе себя самого. Ему пришлось долго выправлять свое представление о том, что такое хорошо и что такое плохо. О добре и зле. О черном и белом. Ему казалось, он преуспел в этом. Он даже начал задумываться о жизни вне работы. Он подумывал о жене, о детях. Но Аманда доказала ему, что чего-то в жизни просто не может быть. Во всяком случае, не в жизни Куинна. Что ж, он смирился с этим. Eго это даже устраивало.
Куинн глотнул еще пива и принялся щелкать пультом, переключая каналы. Экран мигал, а Куинн все пил, не отрывая горлышко от губ. Ему нравилось работать в убойном отделе. Он привык наблюдать разрозненные факты, собирать улики, казалось бы, не связанные друг с другом. Ему нравилось очищать улицы от людей, которые считали насилие нормой жизни. Но это не забирало ею целиком. Он научился дистанцироваться. Смог оставлять работу за дверями офиса. За исключением этого дела. Убийцу «бездыханных» нужно остановить прежде, чем она снова выйдет на охоту.
У Куинна был врожденный талант остановиться, сделать шаг назад, чтобы увидеть картинку целиком. Но на этот раз не на что было смотреть. Фактов почти не было, ниточки были ничтожны, а улики оставались не связанными друг с другом. Ничем.
