Без взаимности (ЛП) - Сэффрон Кент А. (лучшие книги .TXT) 📗
Дрожащими руками я снимаю с себя свою белую шапку и встряхиваю волосами. Следом идет пушистый шарф, перчатки, фиолетовая шуба и черный кардиган, после чего я остаюсь в белой футболке с длинным рукавом и клетчатой красной юбке. Свалив все это в кучу на соседний стул, я делаю глубокий вдох.
Когда поднимаю голову, то встречаюсь взглядом с голубыми сгустками энергии. Профессор смотрит на меня, приподняв одну бровь и держа руки в карманах. Судя по всему, он — как и все присутствующие — пялился на меня все это время.
— Не дружу с холодной погодой, — бормочу я и резко пожимаю плечами.
Качнув головой, профессор переводит взгляд на остальных. Студенты сидят на краешках стульев, будто ждут, когда он заговорит. Я тоже подаюсь вперед. Что это за занятие, кстати?
— Итак… — начинает он, покачиваясь на пятках. — Я То…
— Мы знаем, кто вы, — перебивает его сидящая на первом ряду девушка, и все отвечают восторженным гулом.
Ага, но я-то нет. Как его зовут?
— Тогда ладно, — кажется, от их энтузиазма он немного опешил.
— Я обожаю ваш последний сборник, — радостно щебечет девушка. — То есть все мы. Мы даже организовали вечер, посвященный «Анестезии», после семестровых экзаменов. И прочитали абсолютно все. Я читала вступительное. Это лучшее стихотворение сборника.
Что-что? Он поэт?
Сидящий рядом с ней парень перебивает:
— Не согласен. Лично я лучшим считаю «Время ночи». В нем есть загадка. Начинается в одной манере, а потом — бам! — и полностью срывает крышу.
— Ну да. Но смотри, в чем дело. Я думаю, это обман читателя. А как читатель я терпеть не могу обманываться. Это такая дешевая тактика. Поэтому «Анестезия» и лучше. Там все просто, без прикрас и потому так убедительно.
— Вот именно — просто. А у «Времени ночи» есть… некая изюминка. Оно драматичней. И иногда драма просто необходима — знаешь, большой размах и все такое.
Они спорят еще какое-то время. Использую такие термины, как слог, ударный слог, поток, форма и ритм — ничего из этого я никогда не слышала. Тем временем профессор наблюдает за ними с нескрываемым удивлением. Это даже смешно. Устав наконец препираться, девушка обращается к нему:
— А вы что думаете, профессор?
Он качает головой, будто только что очнулся ото сна.
— О чем?
— Драма или простота. Как думаете, что лучше? — уточняет парень.
Профессор складывает руки на груди и прищуривается, будто обдумывает вопрос. Вспомнив вчерашний инцидент, я готова предположить, что он притворяется.
— Это сложный вопрос. Возможно, мне понадобится что-нибудь покрепче кофе, чтобы найти ответ. Но, к сожалению, идея выпивать во время занятий не будет встречена с одобрением. Почему бы нам тогда не начать с чего-нибудь попроще? Например, с имен, — кивком головы он показывает на девушку. — Не хочешь начать?
— Ну ладно, — девушка явно не ожидала такого поворота. — Я… Эмма. Эмма Уокер.
И вот так фокус внимания сместился с него на представляющихся студентов.
Профессор поправляет манжеты рубашки, теребя пуговицы крупными длинными пальцами. Я чувствую, как меня тянет к ним. Он поэт. Он много пишет — вот этими руками. Получается, их можно назвать маленькими богами. Они создают что-то новое: складывают слова в стихи. Для кого-то вроде меня это экстраординарная способность.
О поэзии я знаю ровным счетом ничего, но благодаря этому мужчине мне хочется открыть его книгу и прочитать. Ха! Никто и никогда не вдохновлял меня сделать что-нибудь настолько невинное, как чтение, при этом заставляя изнывать от желания напиться и кайфануть.
Кто этот мужчина?
Он как покрытый сладкой глазурью яд.
Я так глубоко погрузилась в собственные размышления, что не сразу заметила золотой блеск на его руке. На долю секунды он меня озадачил. А потом до меня дошло, что это обручальное кольцо.
Голубоглазый профессор женат.
На несколько секунд биение моего сердца замедляется, от чего я чувствую головокружение, а потом оно возобновляет свой бег. Громкий и стремительный. Мое сердце тревожится. Мне почти хочется поднести руку к груди и потереть то место, где оно суетно колотится. Так странно. Какое мне дело до того, что профессор женат?
Прикусив губу, я поднимаю голову и замечаю, что он смотрит на меня. Один из тех моментов, когда ты с кем-то случайно встречаешься взглядами. Это происходит не нарочно. И он смотрит не на то, как я разглядываю его руки. При этом мою кожу покалывает от электрического заряда, который оставил его взгляд, скользнувший по моему телу. Я ерзаю на стуле, скрещивая и разводя в стороны ноги.
Вскоре приходит мой черед говорить.
— Я Лейла. Лейла Робинсон.
Его внимательный взгляд задерживается на мне дольше, чем на остальных.
— Почему вы решили посещать Введение в поэзию, мисс Робинсон?
Просто потрясающе. Первый же его вопрос — про что я понятия не имею. Может, сказать, что мой психолог-консультант предложила мне попробовать что-нибудь новое? Но я не хочу, чтобы он считал меня сумасшедшей.
Мы не сумасшедшие, — вторит мое бесполезное сердце.
Сев ровнее, я покашливаю.
— Ну, потому что мне это интересно. Мне нравится поэзия.
— И что именно вам нравится?
Вдох формируется в грудной клетке, но до рта не поднимается. Я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, пока обдумываю его вопрос. Терпеть не могу оказываться под чьим-то пристальным вниманием. Я чувствую, как меня все оценивают, как готовы обсудить. Это настолько похоже на происходящее дома, что мне хочется исчезнуть.
Но как и всегда, я вздергиваю подбородок и не отвожу взгляд. Его вопрос крутится у меня в голове, и внезапно нахожусь с ответом.
— Слова! — восклицаю я.
— Правда? — с сарказмом интересуется он, приподняв одну бровь. Мудак.
— Я люблю слова песен без музыки, — говорю я, когда меня осеняет. — В ритме музыки можно запросто потеряться, а на слова можно опереться. Они как бы держат мозг активным. На них обращаешь внимание, слушаешь и переслушиваешь, вникаешь в смысл, читаешь между строк, — я киваю, соглашаясь с собственным анализом. — Да. Вот за это я и люблю поэзию. За слова. Они служат мне опорой.
Стоит абсолютная тишина. Кажется, никто даже не дышит. Или же не дышу я одна. До сих пор я еще никогда так не думала о словах в песнях, но, кажется, все так и есть. Слова. Тексты песен. Поэзия. Разве они не схожи?
На лице профессора сейчас то же выражение, какое было, когда он смотрел на сигарету и на книгу. Его самоконтроль сейчас работает в полную силу, а я боюсь. И… взволнована. Очень странная реакция.
Затем он отводит от меня взгляд.
— Предлагаю обсудить содержание этого курса.
Я громко и с облегчением выдыхаю. Если не брать в расчет курение, у этого мужчины впечатляющее самообладание. У него стоит поучиться. Надо записаться к нему на занятия. Кара будет только рада.
Подойдя к столу, профессор достает из ящика стопку листов бумаги. Там расписан учебный план. Оставив себе один, он отдает Эмме остальные. Аудитория тут же наполняется шорохом бумаги и тихими звуками пишущих ручек.
Один лист бумаги приходит ко мне, и я наконец вижу это. Его имя. В правом верхнем углу, рядом с номером его кабинета, рабочими часами и телефонным номером.
Томас Абрамс.
Томас.
Профессор Абрамс.
Наклонившись к сумке, достаю ручку и подчеркиваю имя. Сначала один раз. Потом еще. И еще. Три раза фиолетовыми чернилами с блестками. Потом обвожу его имя в кружок. Я прошу свою руку остановиться, но та не подчиняется. В ответ на мои требования она еще яростнее нажимает ручкой на бумагу.
Как только учебные планы оказались у каждого, профессор Абрамс зачитывает самое важное. Его занятия — частично мастерская, частично теория. Это означает, что каждый из нас напишет свое стихотворение, которое потом проанализируем; одновременно с этим мы будем читать стихи известных поэтов. Признаться честно, половины имен я даже не знаю: Данн, Плат, Байрон, По, Уилмот.
