Рассвет в ночи (СИ) - Крол Анна (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
- Что хоть кто-то здесь знает о моей душе?
Было заметно, что в разуме Светланы идет жесточайший бой, что борьба достигла самого пика, что через секунду определится победитель. Дрогнули искусанные губы, которые Он так жадно целовал всего несколько часов назад, блеснули глубокие глаза, в которых Он тонул, забывая обо всем на свете, сжались в кулачки руки, теплым шлейфом обвивавшие когда-то Его шею. Она безмолвно зашевелила губами, точно пробуя готовые вырваться слова на вкус, проверяя, не отравлены ли они... Или наоборот - желая подтвердить наличие в них яда?.. Тихо и печально, но всё же твердо ответила Ему:
- Я знаю, что она мертва. Что все это время ты трепетно дрожишь над истлевшими останками, тщетно стараясь вернуть им прежнюю молодость и красоту. Ты заботишься и оберегаешь свою душу так, словно она тяжело и неизлечимо больна... А между тем её уже нет, Константин. Ты убил её...
- Если бы она была мертва... - Оборвал Он еле-слышно. - Как бы я мог тебя любить?
- А ты и не можешь... - Взгляд серых глаз поблек и спрятался за окном в опустившейся на город ночи. - Тебе и не надо... Похорони свою душу, как похоронили все остальные в твоем мире. Не позволяй ей ничего... Пусть спит спокойно.
Время текло, огибая их напряженные тела, впервые за месяц оказавшиеся разделенными непреодолимой пропастью, разведенными жизнью по разные стороны высоченной стены, подпирающей грозовое небо. Он смотрел на свою Мышку, а она смотрела на Него. И взгляды их были пусты. Как когда-то их объединяла общая любовь, сейчас их разделила общая боль. И у Него вдруг не нашлось слов для своей любимой девочки. А у неё нашлись:
- Мне, наверное, лучше уйти.
В ушах звучали страдальческие переливы "Лунной сонаты", в темной комнате жалостливо разносились редкие всхлипы собирающей свои вещи Светланы. А Он стоял на том же месте, где Его настигли её последние слова. Стоял и не мог сдвинуться ни на шаг - одеревенели ноги. Какой же Он идиот, Боже Правый... Какой же болван... Что Он нес сейчас? О чем думал? Как позволил себе забыться? Как смел накричать на свою ненаглядную Мышку? Что теперь...
Щелкнули проворачиваемые в замке ключи, и звук этот вернул Ему самообладание - Он пулей вылетел из гостиной в коридор, успев поймать прощальный взгляд наполненных слезами серых глаз. Встал как вкопанный, зная, что не должен за нею идти, и в тоже время понимая, что не может отпустить её вот так... Вообще не может её отпустить! Кинулся к двери и полетел вниз по ступеням, догнал, развернул к себе резким движением руки, прижал к стене, зарываясь носом во встрепанные волосы:
- Вернись, Света, вернись...
Сдавленный шелест, и близко не стоящий к Его голосу, терялся в её рыданиях, их губы сливались и размыкались в быстрых поцелуях, пальцы сплетались в крепкие замки и тут же разжимались, подрагивая. Незастегнутая сумка с ворохом в спешке смятых вещей валялась на ступенях. Тукался в плафон горящей под потолком лампы залетевший в подъезд ночной мотылек.
Его не станет, просто не станет. Только пустая оболочка - змеиная кожа, лопнувший кокон, полая скорлупа. Ничего не значащие слова, ничего не видящие глаза, ничего не слышащие уши. Если Он похоронит душу, то лишится последней надежды вернуть себя к жизни. И пусть сейчас эта надежда - стопроцентный самообман, пусть... Эта надежда Ему нужна. Он не может закопать душу, даже точно зная, что Светлана права в своей догадке... Не может Он!
- Мне надо идти. - Светлана юркой змейкой выскользнула из объятий, подхватила сумку и побежала вниз по ступеням, остановившись лишь на Его окрик:
- Я подвезу тебя!.. Пожалуйста... Я только подвезу тебя.
Нервные пальцы стиснуты были на руле, ветер, проскальзывающий в открытое окно, заунывно гудел в ушах, взгляд обнимающей огромную сумку Светланы не окрашивала ни одна эмоция, только слезинки запутались в длинных ресницах. Где-то Он такое уже видел. Что-то до дрожи знакомое было во всём происходящем... А ведь она молодец, Его храбрая Мышка. Какая же умница. Сильная, решительная, мудрая девочка Его... Откуда только взялись такие силы в столь хрупком создании, в нежной лесной фиалке, в затравленном мышонке, в пугливой лани на тонких дрожащих копытцах? Откуда столько сил? Вот сидит Он, расчетливый делец, дери вас черти, и боится рот открыть, ведь с предателя-языка сорвется лишь отчаянный стон, мольба о помощи, крик о спасении... А она все делает правильно. Бабочкой бьется в Его жестоких пальцах, рвется на волю, спасается от Него... И Его спасает.
- Сверни здесь. - Оборвала Светлана Его внутренний монолог, хотя непонятно было, зачем давать подобные указания, ведь Он прекрасно знал дорогу.
По узенькой освещенной всего парочкой фонарей улочке до самого конца, через глубокую арку в густо засаженный деревьями двор, мимо беседки и детской площадки до трехэтажного домика под черепичной крышей, притормозить у подъезда, поцеловать на прощание. Прощание...
- Я хочу, чтобы ты знал, как я благодарна...
Голосок быстро сошел на нет, хотя быстрый взгляд в серые глаза не подтвердил опасения насчет возобновившихся рыданий. Светлана была спокойна, даже умиротворена, сомкнутые на сумке руки не тряслись, со щечек исчез истерический румянец, слезы высохли. Перед ним сидел уверенный в своих решениях человек. Еще не очень-то справляющийся с эмоциями, но все же твердо решивший стоять на своем до самого конца.
- Я знаю... - Ответил Он, убирая руки с руля и откидываясь в кресле. - Но не за что, собственно, благодарить.
- Есть! - Тонкие пальчики поймали и стиснули Его ладонь, поднесли к губам, чтобы наградить теплым поцелуем. - Ты самый лучший на свете человек, Константин! Ты истинное счастье в моей никчемной жизни! Ты как... как будто из сказки - таких людей больше нет! Ни в одном из миров!.. Я хочу, чтобы ты знал, как круто ты изменил мою жизнь, как много ты привнес в неё, как много мне открыл, показал, поведал...
- Остановись. - Он выдавил из себя улыбку, которая далась Его искривленным от муки губам с большим трудом, но получилась все же искренней, самой настоящей из всех Его улыбок. - Ты прости меня, Мышка...
- Не надо просить прощения. - Она отжала внутреннюю ручку, выдавливая наружу тяжелую дверь. - Мы просто... не понимаем друг друга. Мы из разных миров, Константин... Вот и всё.
Она шла к двери подъезда, волоча за собой тяжеленную сумку, неловко вскидывала её на плечо, освобождая руки для набора кода на замке, придерживала ногой тугую дверь, протискиваясь в тамбур... А Он смотрел ей вслед через открытое окно, и больше всего на свете Ему хотелось сейчас вылези в него, как Он уже сделал однажды, протянуть ей руку, крикнуть в спину: "Не уходи!". Но делать этого было нельзя - чем всё закончится, Ему было доподлинно известно... Один скандал уже остался за спиной, а Он станет срываться и впредь, терять контроль, сходить с ума от ярости. Она не будет понимать, в чем дело, а Он не будет понимать, почему она не понимает...
На весь салон орал иступленный голос солиста Линкин Парк, и Он одними губами повторял слова припева "In the end", на двухсот пятидесяти летя над ночной трассой. Проносились мимо черные стволы деревьев, в ночной тьме заметные только по белым полосам, прочерченным по коре на уровне глаз, и это опять же что-то напомнило, как напомнил и хлынувший с разверзнутого неба дождь. Крупные капли разбивались о лобовое стекло, застилая дорогу, дальний свет фар тух в сплошной пелене воды, сброшенной на землю, дворники не справлялись с потоками, омывающими машину. Но Ему было плевать на видимость - Он и до этого не смотрел на дорогу. Он просто гнал вперед, забыв о целях и направлениях своего движения, выпустив из головы все осторожности и страхи. Он гнал на седьмой передаче, выжимая из машины всех лошадей, ревом мотора заглушая и грохот дождя, и надрывающиеся динамики.
Но рев этот все равно не смог затмить плача Его души - живой, здоровой, полной сил и необузданной энергии, рвущей в клочья распроклятое тело, столько времени удерживающее её в ненавистном плену, топчущей и растирающей в кашу осточертевший разум, смевший покорить её своей корыстной воле, застилающей глаза пеленой кромешного горя и отчаяния, наполняющей горло надсадным криком.
