Шторм. Отмеченный Судьбой (СИ) - Беспалова Екатерина (мир книг .TXT, .FB2) 📗
– Полный псих, да? – посмотрел на Катю Александр и улыбнулся.
– Дурачок, – покачала головой та.
– Вот и я о том же.
С этими словами он изобразил смешную рожицу и, схватив девушку, прижал к себе. На лице сияла улыбка, но в глазах всё также плескался страх от того, что увидел и пережил во сне. Всего лишь простой кошмар, но настолько реалистичный, что в собственные убеждения верилось с трудом.
– Мы должны вернуться в город, – проговорила Катя, удобно устроившись на его груди.
Тонкие пальцы скользили по линиям жизни на левой руке – длинные, ровные, прямые
– Должны, – согласился Шторм, – только давай вечером, ладно? Я хочу, чтобы ты увидела закат.
Она развернулась и с явным интересом посмотрела на него.
– Что, – смутился он.
– Закат?
Александр пожал плечами, а на губах заиграла улыбка:
– Не прокатило, да? – В глазах заблестели озорные искры. Судя потому, что снисходительное выражение не сходило с лица девушки, ответ был утвердительным. – Что, правда?
– Закат, значит.
– Чёрт! – Шторм склонился к её губам и сорвал короткий поцелуй. – Ладно, тогда давай так: я ещё немного хочу побыть с тобой наедине, потому что там вряд ли получится. Сомневаюсь, что наш папа так быстро смирится с образовавшейся вражеской коалицией на своей территории.
Катя негромко рассмеялась, оценив шутку.
– И я уверен, что даже самый большой голубь мира с огромным лавровым веником не сможет убедить его в благородстве моих мотивов.
Он покачал головой, понимая, что в каждой шутке присутствовала лишь доля шутки, а что до их ситуации, так тут вообще всё было насквозь пропитано правдой: горькой и до боли обидной.
– Он пытается принять то, что узнал, Саш. Ему тяжело, но папа уже не рубит сгоряча. Те события и факты, которые произошли и открылись сейчас, заставляют его по-другому смотреть на вещи.
Александр нежно касался её тонких пальцев, то переплетая их со своими, то вновь освобождая.
– Расскажи мне о нём, – вдруг тихо произнёс он. – Оба раза, которые мы виделись, генерал-майор был зол как чёрт. Оно и понятно: явился какой-то урод, сотворил такое с дочерью… Я бы на его месте сразу прикончил ублюдка. Не знаю, как он сдержался. – Шторм улыбнулся краешком губы. – Но я определённо чётко уяснил, что твой отец очень тебя любит. Настолько сильно, что понятие «честь офицера» отошло на второй план.
Катя едва заметно кивнула. То, что произошло и как поступили родители, было страшно. Самосуд всегда считался изощрённым наказанием, наверное, поэтому его и не принимали в современном обществе, но действия отца оправдывались тем, что он защищал единственного на тот момент ребёнка – дочь! – которую, по его мнению, обманули и которой низко воспользовались.
– Он хороший, – прошептала наконец Катя. – Может, кому-то генерал-майор Богданов и покажется лишённым эмоций и чувств, но я знаю его настоящего. Одно то, что женился на маме и принял её ребёнка, как своего, уже говорит о многом. Я ни разу за всю свою жизнь не почувствовала, что могу быть ему не родной. Они рассказали об этом вчера. Оказывается, после того как родила меня, у мамы больше не могло быть детей. Его не остановило даже это. Заботливый, нежный, внимательный дома, и совсем другой, когда дело касается работы. Однажды папа разговаривал по телефону с одним из офицеров. Это был совершенно другой человек: голос, речь, мимика – он излучал такую независимость и властность, заставляя испытывать уважение, а кого-то, наверное, даже страх.
– Да уж… – качнул головой Шторм. – Страх внушить – ему раз плюнуть.
– Когда пытались выжить в Чечне, ты вёл себя так же, как мой… наш отец, – посмотрела на него Катя. – Сначала был одним, а потом, едва появилась опасность, вмиг изменился, исключив эмоции из возможного списка чувств. Только логика, сосредоточенность и холодный расчёт.
В глазах Александра отразилось восхищение: неужели она успела заметить?
– Папа часто рассказывал военные байки, делился переживаниями, планами о предстоящих операциях с мамой, и я видела, что он по-настоящему любит то, чем занимается. Армия для него – всё. Афган, теперь Чечня – это не пугает его. Ни капли. Не представляю, как такое может быть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Катя скользила пальцами по руке Александра, вычерчивая на загорелой коже неясные фигуры.
– Мне иногда казалось несправедливым, что ему досталась я, а не сын, из которого можно было сделать отличного солдата.
– Что, генерал-майор даже не пытался провернуть это с тобой? – улыбнулся Шторм.
– Нет, – ответила на улыбку девушка. – Хотя, возможно, предложение отправить меня учиться в «мед»[1] как раз и стало первой попыткой. Причём удачной. Моя будущая профессия имеет хоть крошечную, но связь с армией. В остальном он баловал меня так же, как любой отец балует свою единственную дочь.
Она замолчала, и в гостиной стало тихо. Александр смотрел в окно, пытаясь представить то, о чём рассказывала Катя. Сложностей не возникло, ведь у него когда-то тоже была семья, были родители, их забота и любовь.
– В тот день, когда мы встретились с тобой у Сквера Комсомола, – снова заговорила Соколовская, – я впервые узнала, каким жестоким может быть мой папа. Вернувшись домой, услышала их разговор с мамой о том, что он отправил тебя туда, где тебе доходчиво объяснят, что такое «честь» и «достоинство». Сказал, что Чечня покажет, насколько ты гнилой и заставит пожалеть о содеянном. – Она медленно моргнула. – Он подписал тебе смертный приговор. Я вспылила, мы поругались, однако переубедить отца не удалось. Когда позже столкнулись с тобой на улице и я увидела твоё лицо – довольное и беспечное – поняла: ты ни капли не жалел о том, что произошло. Родители были правы, говоря, что ты – тот ещё расчётливый подонок. У меня в голове не укладывалось только одно: зачем сначала предупреждать, чтобы я держалась от тебя подальше, а потом нарочно тащить в постель, опаивая перед этим алкоголем?
В комнате образовалась тишина.
– Я до сих пор жалею, что произнесла те слова. Тогда они казались достаточно эффектными, чтобы разыграть драму, как в кино или книге. Но, увидев воочию, что там творится, ту жестокость и насмешки, отношение к людям… – Катя замотала головой. – Ты умер у меня на глазах, и единственным человеком, кого считала виновным в этом, была я. Не мой отец, не Арчи и его люди, а я… Именно я отправила тебя туда, я пожелала остаться там навсегда…
Она села и повернулась к Александру, желая заглянуть в его глаза. Что он испытывал теперь, когда узнал всю историю целиком? Однако, встретившись с серьёзным взглядом, ей не удалось найти ни ненависти, ни презрения, лишь задумчивость, печаль и всё то же обожание.
– Первый месяц я не могла смотреть на себя в зеркало, потому что видела в отражении убийцу, но время шло – таблетки, психологи, постоянные беседы с мамой, с отцом, когда он бывал дома, – и у меня получилось ослабить оковы самоуничижения. До конца избавиться от чувства вины не смогла, но я старалась жить. Что-то внутри не давало сломаться. Наверное, как раз то самое убеждение, что ты погиб, защищая меня. Я не имела права подводить тебя ещё и в этом. Тебя и Кирилла.
Катя опустила глаза на свои руки. Пальцы то сжимались, то разжимались, выдавая волнение.
– Когда увидела, что ты жив, не представляешь, что творилось у меня внутри. Я лишь в тот момент почувствовала, что такое искреннее счастье. Восприняла его на физическом уровне, а не как простое абстрактное понятие.
– И поделилась им со мной, – улыбнулся Александр, коснувшись ладонью её щеки, тем самым заставив посмотреть на себя. – Обняв и произнеся «Живой», ты подарила мне надежду. Когда прижимал к себе, я ощущал такое странное, невероятное чувство умиротворения, как будто обнимал Ангела, знаешь. – С его губ сорвался смешок. – Я нечасто играю в обнимашки с крылатыми, если что, просто это правда было нечто большее, чем простое объятие. Именно тогда я решил, что сделаю всё возможное, чтобы ты осталась рядом. Если не навсегда, то хотя бы до того момента, пока рассудок не покинет мой крошечный кусочек серого вещества.