Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала (онлайн книги бесплатно полные txt, fb2) 📗
И вместе с тем в груди зарождается несмелая надежда. А что, если?..
Я не перестала его любить и не переставала ни на одну секунду. И когда думала, что он заказал папу, тоже. Стыдилась, считала себя плохой и недостойной дочерью, но продолжала любить.
Демид считает, это я подбросила пистолет, оболгала его на допросе. Но что, если он, как и я, не смог разлюбить? Или сумел докопаться до правды. Или...
Откуда он мог узнать о ребенке? Рука привычно скользит вниз и нежно гладит живот.
Это твой папа приехал, малыш.
Я в свободной футболке, под которой живот не бросается в глаза. Но все равно инстинктивно придвигаюсь ближе к столу.
Мне нужно увидеть его лицо, встретиться глазами. И я сразу пойму. Я с самого начала умела считывать настроение Демида, и мне достаточно поймать его взгляд, чтобы все понять.
Ладони потеют, но я не рискую оторвать их от столешницы. Кажется, это самое важное сейчас — держаться. Цепляться.
Дверь распахивается, Демид заслоняет собой дверной проем. Впиваюсь глазами в его лицо, сердце несмело трепыхается где-то в районе гортани.
Он тоже на меня смотрит, и я вжимаюсь ребрами в столешницу.
В груди становится тесно, в висках стучат молоточки. Кровь стремительно несется по венам, отдаваясь пульсацией в затылке. И при этом до краев заполняет щемящая нежность.
С жадностью разглядываю каждую черточку, каждый изгиб, каждую морщинку.
Господи, как же я люблю его. Как же люблю...
Я думала, что хоть немного без него привыкла, немного смирилась, но стоило ему возникнуть на пороге, моя придуманная реальность рассыпалась в мелкую пыль.
— Ну, привет, — с ухмылкой говорит Демид и делает шаг в комнату. И у меня сердце срывается в пропасть.
Очередное нагромождение иллюзий с грохотом осыпается вокруг, грозясь придавить меня всем своим иллюзорным весом.
Мир — это иллюзия. Мой так точно.
Боль и страдания возникают из-за желаний и, чтобы освободиться от боли, нужно разорвать путы желаний. Сама привязанность к существованию это и есть страдание.
Если меня разбудить ночью, я повторю это без запинки. Долгие беседы с отчимом и мамой не прошли бесследно.
Почему тогда то, что хорошо понимаешь умом, так тяжело принять сердцем? Почему оно все еще способно ныть и кровоточить?
Я снова попала в собственную ловушку. Но оттого, что я это признаю и осознаю, нисколько не легче.
Воздух в один миг наполняется гремучей смесью запахов дорогого парфюма, табака и мужчины. Когда-то моего, а теперь совсем чужого. Который ногой отодвигает от стола табуретку и садится прямо напротив своего ребенка.
— Привет, говорю. Ты разговаривать разучилась? Или, может, не узнала? — я не ошиблась, Демид выбрал резкий уничижительный тон. Значит, я не могу рассчитывать ни на снисхождение, ни на прощение.
Молчу, еще сильнее вцепляясь в столешницу. Демид тоже упирается в стол, его руки оказываются совсем рядом. Прямо передо мной возвышаются рельефные мышцы, увитые крупными венами. Крепкие запястья, на одном из которых защелкнут браслет с часами заоблачной стоимости.
Накрывает мучительным желанием прикоснуться к нему хотя бы кончиками пальцев. До зуда в подушечках. Фантомно ощущаю ладонями его шероховатую кожу. Но в глубине черных глаз сверкает такой огонь, что я ясно понимаю, насколько это плохая идея.
— Ясно. Решила играть в молчанку. Или собираешься с мыслями, чтобы пореветь? Ты, как я помню, на большее не способна, — Демид роняет каждое слово, как будто делает одолжение. Окидывает взглядом комнату и хмыкает. — Что ж так скромно-то? Кинул тебя твой дружбан и даже не поделился?
Молчу, просто смотрю в черные зрачки, полностью поглотившие радужку.
Я люблю тебя. Просто люблю. Все равно люблю. Что бы ты ни говорил. И что бы ко мне ни чувствовал.
Мои надежды рассыпались прахом вместе с иллюзиями. Демид не просто меня ненавидит, он меня презирает. Представляю его лицо, если он увидит живот.
Наверное, его вывернет прямо на меня. Он и сейчас с трудом сдерживает ярость — я же вижу, как она рвется из него, как он прячет ее под маской пренебрежительного равнодушия. А когда поймет, что мы теперь навсегда связаны, точно не сможет удержать.
Он меня задавит как клопа. Надоедливого, вызывающего зуд отвратительного насекомого.
— Да блядь, Арина! — терпение мужчины лопается. Он меня и так задавит.
— П-п-прости, — выдавливаю через силу. — Прости меня, пожалуйста...
— Это все? — его глаза полыхают напротив как два ярких костра. — Это все, что ты мне можешь сказать?
— Я тебя люблю... — шепчу еле слышно, и это оказывается тем последним толчком, от которого начинается извержение.
Демид вскакивает и сметает со стола миски с рисом. Вся моя утренняя работа рассыпается по полу мелкими рисинками. Точно как моя жизнь. И иллюзии...
— Не смей, — рычит он, только мне это отчего-то напоминает рык раненого зверя, — не смей даже заикаться о любви. Я каждый день богу молюсь, что не успел на тебе жениться. Нахуй мне такая жена? Вот скажи, нахуя?
— Не нужна, — поворачиваю головой из стороны в сторону.
Я вижу, как его бесит моя заторможенность, но ничего не могу с собой поделать. Пространство вокруг кажется густым как вата. Каждый жест, каждое слово будто растягивается во времени.
— Дем, зачем ты приехал? — поднимаю на него глаза. Они сухие, я поэтому и задираю подбородок вверх. Боюсь чтобы не полилось то, что копилось внутри все это время. — Ты же обещал не искать...
— Не бойся, сама ты мне нахер не нужна. Вот зачем, — он раскрывает папку, достает оттуда документы и бросает на стол. Следом летит раскрытая папка.
Он не рассчитал силу, поэтому папка больно ударяет в грудь, а листы бумаги летят в лицо. Один плавно приземляется на пол, и Демид наклоняется, чтобы его поднять.
Его стриженый затылок оказывается прямо рядом с моим животом, и неожиданно я ощущаю сильный удар изнутри. Затем еще один. И еще.
Наш ребенок узнал своего отца и хочет обозначить свое присутствие. Разве Демид не слышит? Да он уже должен оглохнуть, так сильно малыш бьет по ребрам. Вместе с гулко стучащим сердцем.
Но Демид не слышит. Он выпрямляется и бросает лист на стол.
— Это уставные документы на компанию и купчие на землю и недвижимость Глеба. Я все вернул, ты можешь вступать в наследство. Еще он оставил тебе два миллиона долларов наличкой в сейфе, Виолетта была права насчет банковской ячейки. Я получил от Глеба письмо с ключом и договором на ячейку. Все оформлено на тебя, твой Циммерман в курсе.
Он нависает надо мной, но при этом подходит так близко, что мне достаточно протянуть руки, чтобы обвить его талию. Призываю на помощь все свои силы, чтобы не обнять и не прижаться щекой к твердому жилистому прессу.
Или забить на все и прижаться? А потом пусть что хочет делает, пусть убивает. Я просто дотронусь.
Щеку покалывает от ожидания. Я все еще помню, какой он на ощупь, достаточно сомкнуть руки. Внезапно накатывает волна страха, что он сейчас уйдет, и я больше его не увижу. Я сейчас его так люблю, он такой родной и близкий, что внутренности скручивает от боли.
Или это из-за того, что мой ребенок продолжает толкаться?
Демид срывается с места и начинает ходить по комнате то закладывая руки за голову, то суя их в карманы. Как будто ему не хочется уходить. Как будто его тоже ломает, как и меня.
Разве что, его никто не толкает изнутри...
Мне нужно погладить живот, успокоить своего малыша. Но я не могу. Я все еще не могу поймать волну Демида. И не хочу навязывать ему чувство вины.
— Мне не нужны деньги, забери их, — сглатываю, чтобы сказать, и Демид вновь оказывается напротив. Вдавливаюсь верхом живота в столешницу, а Демид хватает меня за подбородок, второй рукой упираясь в стол.
— Хватит изображать из себя оскорбленную невинность, Арина. Я палец о палец не ударил бы ради тебя. Все, что я сделал — только ради Глеба. Он в отличие от тебя верил мне и доверял. Как у такого как он родилась такая тупая и беспринципная тварь, понять не могу. Маленькая лживая сучка...
