Эффект бабочки (СИ) - Акулова Мария (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗

Это могло длиться неделями, а то и месяцами, все понимали, что нужно что-то делать, вот только что?

– Сидит, – Андрей же, смотрел вниз, прижимаясь лбом к стеклу.

Северов его бесил. Бесил, потому что из-за него страдала Настя, страдала мама, а папы вообще больше не было.

Видеть, как он мокнет под подъездом, было не жалко. Что его холод и сырость, по сравнению с тем, как он вывернул душу обитателям этого дома?

Вот только в отличие от мамы, чьи глаза застилала боль и горе, Андрей понимал, что продолжаться так не может. И с этим нужно делать не что-то, а решать.

– Вернусь скоро.

Парень развернулся, направился в свою комнату, накинул на плечи олимпийку, взял деньги.

– Андрюш… – Наталья смотрела на него с сомненьем. Просто смотрела, а он обулся, выпрямился, зыркнул серьезно.

– Все хорошо, мам. Бить его не буду.

А потом вышел, хлопнув дверью. Не видел, как мать опускается на табурет, запрокидывает голову, начинает тихо плакать. То ли от горя, то ли от гордости. То ли потому, что ее детям сейчас так сложно и они уже такие взрослые, то ли потому, что и себе-то помочь не может, что уж говорить о них?

Она понятия не имела, чего хочет. Чего реального хочет. Чтоб Настя быстрее это пережила? Да. Но быстрее, ведь не значит, безболезненно. А вдруг она больше никогда не рискнет влюбиться?

Северова Наталье было не жаль. Она смотреть-то на него не могла, но в такие моменты даже в ее голове рождались совсем уж шальные мысли… А вдруг он – Настина судьба? Вдруг, он любовь всей ее жизни? Наталья боялась таких своих мыслей. Ей казалось, что так она даже в чем-то предает мужа, его память, но мозг настойчиво снова и снова задавал все те же вопросы.

В один из вечеров, она даже рискнула еще раз полезть в папку, которую старательно когда-то прятала от детей. С кое-какими ксерокопиями, вырезками, приговором. Перечитывала, вспоминала, думала…

Она все эти семь лет винила именно его, Северова. Не того, другого, Естафьева, который погиб на месте, а именно Глеба Северова. Почему? Да потому, что остался жив. И не верила ни в то, что парень сидел на мотоцикле сзади, ни в то, что действительно получил частичную амнезию. Ей хотелось, чтоб за смерть мужа кто-то понес наказание. Конечно, виновный. Но она считала виновными обоих. А когда дело закрыли, обозлилась на весь мир. На систему, на людей, на конкретного человека. А его откупные… Им тогда даже компенсацию не присудили, Северовы выплатили деньги добровольно, по собственной инициативе.

Тогда на ее пороге появился отец Глеба, вручил чек, принес соболезнования. А Наталья вытолкала его за порог, пылая ненавистью и болью.

Вытолкала так же, как недавно Северова младшего. Точнее Имагина. Он ведь теперь Имагин.

Наталья вытерла слезы, встала со стула, направляясь обратно в кухню, к окну. Ей сложно… Думать, сомневаться, а как же тогда Насте?

Задержав дыхание, женщина бросила взгляд вниз – на лавку. Глеб сидел один. Андрея рядом еще не было. Может, передумал? Наталья прислонилась лбом к стеклу, как сын недавно, глядя на ненавистного человека и пытаясь дышать ровно.

Виновен или … Достоин прощения или … Должна ли она вообще его прощать или …

***

– Двигай, – Андрей кивнул, требуя от Имагина реагировать быстрей.

Тот, конечно же, заметил вышедшего из подъезда Веселова-младшего, глянул из-под капюшона, но подбегать, хватать за руки, просить позвать сестру не стал. Понимал, как должен раздражать одним своим присутствием у их подъезда, в их дворе, на их земле, да и вообще на Земле…

Потому и не удивился, когда Андрей молча прошел мимо, скрываясь в арке…

Зато позже, проворонив возвращение парня из-за шума дождя, вздрогнул, услышав оклик так близко. Глеб несколько секунд смотрел на Андрея удивленно, потом хмыкнул, тряхнул головой, с которой здорово текло, отъехал в сторону, освобождая место.

Веселов забрался с ногами на лавку, сел так же, тоже опустил голову.

– Пиво пьешь?

– Нет.

– Я тоже. Потому колу взял.

Парень открыл пакет, который до этого держал в руках, достал одну банку, дал Имагину, другую оставил себе, смял шершавый кулек, сунув в карман. Открыл, сделал глоток.

Глеб, покрутив презент в руках, тоже открыл.

– Ты зря тут сидишь. Она уехала.

– Куда?

– К бабушке. От тебя подальше.

– Когда вернется?

– А тебе-то зачем? – Андрей зыркнул зло, сжимая банку сильней.

– Хочу поговорить.

– А больше ничего не хочешь? А то могу устроить. Что ты ей скажешь?

– Не могу без нее.

– А она без тебя, видишь, может… – Андрею все же хотелось уколоть. Хоть немного, хоть чуть-чуть.

– Мы не виноваты, что вот так…

– Она не виновата. А ты был там. Вполне возможно, что не за рулем, но был.

– Был.

– Думаешь, простит?

– Не знаю.

– Мама точно не забудет. Она папу очень любила.

– Простите, – голова Имагина опустилась еще ниже. Он искренне раскаивался в том, что, сам толком не знал, совершил или нет. Хотел бы искупить, но как? Человека он не оживит, а деньги ему вернулись. Все, до копейки. Да и в просьбах простить не нуждались. Он ведь долго пытался извиниться, искупить еще тогда, семь лет тому.

– Знаешь, – Андрей допил, хлопнул по донышку банки, сминая ее, отправил в урну. – Я же тебе по морде дать должен. За отца. За сестру. За мать.

Имагин даже не пошевелился. Должен. И имеет полное право. А он и сопротивляться не станет. Если от этого полегчает хотя бы одному из тех, кто пострадал, так тому и быть.

– Но не буду я этого делать. Тебя уже и так жизнь побила. Но вместо того, чтоб тут ее сторожить… Езжай туда.

Глеб поднял недоверчивый взгляд.

– Чего смотришь? Это тебе не герпес выскочивший, сам не пройдет. Она там страдает, ты тут… Мама… Это одно. К ней даже не пытайся подойти, а Настя… Сам не верю, что говорю это, но прошлое иногда нужно оставлять в прошлом. Ради будущего.

Парень встал с лавки, отряхнулся, вновь набросил на голову капюшон.

– Спасибо…

– Сочтемся, – окинув Имагина еще одним суровым взглядом, он направился к подъезду.

Женщины – они слишком эмоциональны и кардинальны. Рубят сплеча, а потом рыдают. Что мама, что Настя. Андрею же казалось, что ничем хорошим это не закончится. Он не мог относиться к Имагину совсем уж непредвзято, но пытался поставить себя на место отца, будь он жив. И был уверен в одном – для него не было стремлений более значимых, чем счастье детей. Даже вот такое счастье.

Пусть поедет, пусть поговорят, пусть разберутся. Решат, что видеть друг друга не могут – лично они с мамой только вздохнут облегченно, решат, что наоборот – не могут не видеть, пусть пытаются. Лишь бы не прятались и не молчали. От этого только хуже – это ложные надежды и ожидания.

Когда Андрей вошел в квартиру, Натальи не было ни на кухне, ни в гостиной. А в Настиной комнате – приоткрыта дверь. Парень подошел к ней, заглянул внутрь.

Мама сидела на кровати сестры, прижимая к лицу любимого дочкиного мишку. Плечи мелко дрожали – она плакала. Им всем было тяжело, Андрей даже не сказал бы, кому хуже – матери или сестре. Но второй он помог не так давно, теперь должен был помочь и первой.

Парень вошел, стянул промокшую под дождем кофту, бросил на пол, сам присел рядом с мамой, положил руку на ее плечо, а потом позволил обнять себя, чтобы продолжить плакать, но уже делясь своими сомненьями с вполне живим родным человеком.

– Она же любит его, да?

– По-моему, да.

– И он ее?

– Да.

– И за что это им? И нам за что?

Андрей пожал плечами. Возможно, не за что, а для чего? Жизнь ведь чему-то учит. Знать бы еще, чему.

***

Настя сидела на лавке в парке, подтянув ноги к подбородку, обняла их, уткнулась лбом в колени. У бабушки ей было хорошо: здесь меньше людей, меньше вероятность того, что прозвенит дверной звонок, а на пороге – Глеб. Точнее такой вероятности вообще нет.

Но и в этой квартире иногда становилось душно.