Мой домовой — сводник (СИ) - Горышина Ольга (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
— Разбери диван! — я хотела говорить тихо, но пришлось перекрикивать плач. — Нет, сначала душ настрой!
Я спешно стягивала с ребенка курточку, кроссовки, свитер, футболку, штаны… Голенького подхватила на руки и, не рассчитав веса пятилетки, с трудом разминулась с Виктором в дверях ванной комнаты.
Вода подействовала не сразу. К всхлипываниям, воплям протеста и крикам, что он хочет к маме, добавилось еще и отфыркивание от струй воды. Вода вообще не успокаивала, а только будоражила ребенка еще больше. Если бы Виктор вернулся из комнаты и вырвал ребенка из моих неумелых рук, я бы не удивилась, не расстроилась, а скорее обрадовалась. Но вместо него явился Чихуня, поднялся на задние лапы на край ванны и начал тянуть под душ правую лапу. Глеб замер, а потом принялся смеяться, пусть пока еще сквозь слезы. Кот раздухарился и начал лупить по струе сильнее, наблюдая за реакцией ребенка, точно опытный циркач. Я уже сама улыбалась, и Виктор застыл на пороге, чтобы не спугнуть своего хвостатого тезку.
Я не стала терять времени и осторожно намылила малышу голову, стараясь не уронить ни капли пены на лоб. Избежать шампуневой экзекуции не представлялось возможным: Глеб умудрился обсыпаться землей. Наконец я сумела отогнать кота от воды и завернула ребенка в махровое полотенце.
— Хочешь молока? — предложила я, растирая купальщика насухо.
— С "барни"? — спросил тот про детский бисквит. Небось, хотел с шоколадной начинкой.
— Нет, но у меня есть печенье… Чихуня его очень любит. Но он добрый кот, поделится с тобой…
Глеб посмотрел на кота, который сидел на пороге у ног его отца. Что оба Чихуни думали по поводу моего предложения, не знаю. Но Глеб на него согласился. Я снова собралась с силами и подсадила ребенка, закрученного в полотенце, себе на бедро. У меня, конечно, имелся опыт по тасканию детей и не только Арининых, но мальчик, на вид такой же щуплый, как и его папа, весил дай боже! И я рада была ссадить его с себя на стул. Он болтал ногами и те, к счастью, не доставали до холодной плитки.
В мешке оставалось ровно две печенюшки. Я чуть подогрела молоко в микроволновке и протянула ребенку стакан. Виктор оставался в дверях. Молча стоял и смотрел на нас, словно боялся спугнуть какое-то видение одним душераздирающим вздохом облегчения.
— А теперь марш зубы чистить! — скомандовал он наконец.
И Глеб, выпятив губу, поплелся с отцом в ванную. Я ждала их в коридоре, вооружившись феном, но сушиться мы решили все же на диване. И не зря… Я еще не досушила рыжий затылок, как обнаружила, что Глеб сидит с закрытыми глазами. И не просто сидит, а спит. Горячий воздух освободил папу от роли чтеца и вогнал меня в роль — слушательницы? Или мечтать не вредно?
— Спасибо, — руки Виктора обвились вокруг моих плеч, лоб вжался в мой так, что я почувствовала носом очки. — Один бы я с ним точно не справился. Последний раз купал его года три назад…
Один бы не справился? Будто он вообще что-то делал, кроме застилания постели…
— Мамы же как-то справляются одни, — решила я все же не пристыжать его в открытую.
— На то они и мамы…
Он коснулся моих губ, но я успела вскинуть голову, чтобы прервать поцелуй. Надо поставить точки… Надо всем.
— Но я не мама, я тетя…
Наверное, это прозвучало грубо. Виктор взял и отставил меня в сторону, а сам направился на кухню, бросив, не оборачиваясь, предложение выпить чаю. Я пошла следом, не чувствуя особого раскаяния. Чувствовала я только мокрые пятна на кофте, но переодеваться не стала. Ребенок только заснул, надо быстрее закрыть дверь и уйти.
Виктор стоял у чайника, ко мне спиной. К чаю был только его итальянский шоколад. Я достала коробочку и открытой поставила на стол. Веселкин проследил за мной взглядом.
— Не понравился? Это лучшее, что я пробовал в Италии. Специально для тебя выбирал…
Он поймал мою руку, а я — его взгляд.
— Ну зачем ты врешь? Я ведь знаю про второй билет…
— Конечно, знаешь, ведьма, я и не сомневался, что сестра донесла… И мне даже льстит, что ты мной интересовалась. Только какое это имеет отношение к шоколаду? Я выбирал его для тебя за домовенка Германа. Так ты не ответила на вопрос: шоколад тебе не понравился?
— Я не люблю шоколад… — Виктор согнул руку в локте, и я оказалась прижатой к его груди. — С наполнителем, — с трудом закончила я фразу.
В стороне шумел закипающий чайник, но кровь в моих ушах шумела куда сильнее.
— Я люблю темный шоколад, — продолжала я говорить, безуспешно ловя взгляд на стеклами очков, но его полностью скрыли густые темные ресницы: Виктор смотрел на мои губы и больше никуда. Да-да, совсем так же, как недавно глядел на темные торфяные воды реки с висячего мостика: безнадежно и потерянно.
— Странно… — его голос гремел точно из громкоговорителя. — Отчего же тогда на твоих губах столько сахара?
Он не поцеловал, как обычно — безжалостно-жадно. Он осторожно коснулся нижней губы горячим языком, очертил ее дугу и замер. Ждет ответного шага? Я сделаю его, только дотронусь до верхней губы, а потом… А потом мне нечем стало обводить контур его рта, теперь его губы оставляли на языке кровавые борозды, заставляя тонкую струйку бежать между стянутых, как у балерины, лопаток. Он будто почувствовал ее и решил поймать обжигающую каплю в ладонь, а поймав, — вытереть ладонь о ткань.
— Не надо, — взмолилась я, когда кофта скомканной оказалась под моим подбородком. — Здесь же ребенок!
— Здесь их даже два, — Виктор снова вжался в мой лоб. — Посмотри в сторону.
Я скосила глаза: Чихуня сидел на пороге, но не подглядывал, а смотрел мимо нас, делая вид, что не при делах.
— Когда они так смотрят, — Губы Виктора были рядом, но все же не на моих губах,
— говорят, они видят домового. Уверен, тот сидит сейчас на столе и нагло в одно рыло пожирает итальянский шоколад, купленный специально для маленькой бабы Яги.
Я резко обернулась, и меня удержала на ногах только удавка из скрученной кофты. На столе действительно сидел взъерошенный мальчик из моего сна. Он улыбнулся и растворился в воздухе. Вместе с конфетой. Хорошо, что меня только что нагло соблазняли, иначе пришлось бы искать хоть какое-то правдоподобное объяснение тому, что я еле дышу, не признаваясь в шизофрении. От испуга за свой рассудок я совершенно спокойно рассталась с кофтой.
— Ну как, все съел или нам оставил по одной к чаю?
Я ошалело обернулась к Веселкину и так же ошалело уставилась в стекла очков — что это было, что?
— А ты сам не видел разве? — можно проклясть себя за такой вопрос, но что поделать? Это всяко лучше признания в галлюцинациях.
— А как я мог его увидеть? Домовые показываются только котам и хозяйкам. А я кто? Гость…
— Так ты веришь в домовых? — спросила я тихо, приходя наконец в себя, уверовав за секунду в реальность самовнушения.
— Раз я связался с бабой Ягой, то просто обязан в них верить… Ведьма, знаешь, я что-то не хочу чаю…
— Прекрати! — Я уперлась ему в грудь, когда он вздумал спуститься губами к моей рвущейся из чашечек груди. — Верни мне кофту!
— Мокрую?
Выдал он со смешком и поднялся губами к подбородку, но я сумела ухватиться руками за его шею и отстранить.
— Всего лишь влажную, — сумела выдохнуть я до поцелуя в губы. — Хватит! — Я с трудом разорвала поцелуй. С трудом и щелчком… Чайника. — Мы не можем здесь…
— Я знаю… И терплю, как школьник… Который не успел еще ширинку расстегнуть, а в дверь уже позвонили вернувшиеся родители…
— Отдай кофту…
Но он взял и швырнул ее в коридор. Метил или нет, но угодил прямо в кота.
— Она мокрая, сколько раз повторять… Еще и чаем обольешься… Или измажешь шоколадом, ты же маленькая…
Я зашипела, как кошка, когда его пальцы подцепили застежку лифчика.
— Я сейчас врежу тебе между ног, понял?
Виктор театрально скривился.
— Мне сейчас без разницы. Мне уже там больно…
Но руки с моей спины убрал и спрятал за свою, уперев в столешницу.
