Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида" (бесплатные серии книг txt) 📗
На том берегу шумел лес. Отдельно стоящие деревья гнулись, грозя переломиться. По реке плыли коряги, куски досок, целлофан и пластик. Ласковое весеннее солнце играло на ребристой глади воды дрожащими бликами. Птицы продолжали голосить. В одном месте лодку с силой подхватило течение и развернуло боком, но постепенно она выровняла курс и довольно скоро и благополучно пристала к противоположному берегу.
Сожаление об упущенной возможности предательски всколыхнулось с новой силой. Я отошла от воды и отправилась к Пандоре. Мои испытания ещё не закончились. Вика говорила, что в жизни нет ничего случайного. Всё для чего-то. Значит, меня ждало нечто особенное, предназначенное специально для меня. Но то, что последовало дальше, не могло привидеться мне и в самом страшном сне.
Я нашла Макса на обочине. Грязный с ног до головы, он полулежал возле кучи коряг, опершись на один локоть, другой крепко прижимал к себе. Лицо заметно блестело от пота, он с силой кусал губы, а дышал коротко и часто, с глухим внутренним стоном.
После того, как Вика оттолкнула его, я и не вспоминала о нем, даже не задумывалась, почему он не спустился вниз.
— Что случилось? — я кинулась к нему.
Под судорожно прижатой рукой расползлось тёмное пятно. Слишком тёмное, чтобы принять его за воду. Макс был бледен, а глаза полны страха.
— Позови Тёму, — прохрипел он, зажмуриваясь. — Я сейчас сдохну. Реально сдохну.
Только тогда я увидела чуть позади него длинную корягу сосны, в одном месте сучья её были переломаны, а ствол потемнел.
Заглянула ему за плечо и обнаружила торчащую из спины у самого бока толстую обломанную ветку, а вокруг сплошную кровь: поясница, джинсы, земля — всё было залито ей.
— Позови Тёму, — повторил он, и я, уже больше не думая ни о чём, сломя голову бросилась к реке.
Долго объяснять ничего не потребовалось, видимо, на моем лице был написан такой ужас, что после невнятных «напоролся на сук» и «лужа крови», Артём рванул наверх со скоростью, которой мог бы позавидовать сам Флэш.
Он и потом до самого моста делал всё очень быстро, нервно, почти не разговаривая. Весь привычный задиристый пафос слетел, и я впервые увидела его испуганным, но не растерянным.
В одну секунду он позабыл о том, что произошло между ними у реки, и всё то время, пока мы обматывали Макса повязкой из наших разодранных футболок и с огромным трудом укладывали на заднее сидение Пандоры, только и повторял «тихо, Котик, тихо».
Решение о том, что Макса нужно срочно перевезти на другой берег, где буквально в километре от моста находился приют с медикаментами, Артём принял немедленно, не раздумывая, лишь отдавая мне короткие указания и нетерпеливо раздражаясь от своего заикания.
Я села сзади вместе с Максом, положив его голову к себе на колени и, гладя по щеке, нарочно громко, чтобы не терял сознание, подпевала Лане о том, что буду любить его сильнее всех других женщин до скончания веков.
Артём то и дело поглядывал на меня, молча спрашивая «как он?» и я, не переставая петь, моргала в ответ, что «нормально». Хотя сложно было назвать нормальным то и дело закатывающиеся глаза и невольные стоны, но по крайней мере он пытался улыбнуться и поправить меня, когда я сбивалась со слов.
Мы успели прослушать две с половиной песни. Мост оказался совсем близко. Подъехали к самой кромке воды и остановились. Артём снял ботинки, закатал джинсы и вошел в реку. Поначалу вода едва доходила ему до колен, но потом поднялась до пояса и только ближе к середине дороги снова опустилась до икр.
На него и до этого смотреть было жутко холодно, потому что, оставшись без футболки, ему пришлось надеть мою куртку прямо на голое тело, а теперь и подавно. Постояв немного и подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, растирая на ходу заледеневшие ступни, он быстро вернулся обратно.
— Поможешь? Вброд?
— Конечно.
— Но лучше не разувайся. Ноги моментально сводит.
— Давай, я сам попробую, — с трудом проговорил Макс.
Руки и лоб его были ледяные.
— Ещё чего. Сейчас мы тебе сёрф устроим, — стараясь придать голосу бодрости, пообещал Артём и, достав из багажника какую-то железную штуку, побежал обратно, на дорогу.
Я приоткрыла дверь, вода стояла у самого порожка, норовя вот-вот залиться в салон.
Лес неуютно шумел. За какие-то сутки все деревья вокруг покрылись зеленым кружевом молоденькой листвы. По воде шла частая рябь, где-то на той стороне громко раскричались потревоженные птицы.
Минут через пять Артём притащил на спине большой фанерный щит с надписью: «Разведение огня запрещено», бросил на воду и я, опустив ноги, помогла Максу переместиться на него. Он очень сильно ослаб, но боль как будто отступила, поскольку стонать он стал меньше.
Весь салон был залит кровью. Её запах, казалось, стоял над рекой.
Артём велел Максу лечь ровно, чтобы щит не перевернулся, затем примотал его веревкой и потянул одной рукой за собой, а я, удерживая равновесие и курс, подталкивала сзади.
Вода набралась в ботинки и неприятно хлюпала. В первый момент идти было не так уж и трудно. Мне даже показалось, что переправа займет меньше обещанных Артёмом пятнадцати минут.
Макс сказал, что чувствует себя, как арабский шейх, которого рабы несут на носилках сквозь рукоплещущую толпу, однако с каждым словом бормотание его становились неразборчивее, а вскоре он и вовсе шутить перестал. Взгляд затуманился, а фанерная поверхность сильно побурела.
— Помнишь, как меня арбузные осы искусали? Вся морда опухла, р-разговаривать не мог, а ты специально смешил, зная, что у меня щёки не растягиваются, — быстро заговорил Артём, лишь бы он не закрывал глаза и оставался в сознании. — А помнишь, мы обрились и м-меня на неделю в комнате заперли, а твоя мама обрадовалась, что можно за стрижку не платить? Ты ко мне тогда ещё в окно лазил, и мои н-никак не могли понять, с кем я разговариваю, а когда я сказал, что с Карлсоном, сразу же меня выпустили. А как ты на моих репетициях всё в-время кричал: «Браво, маэстро, браво!». И потом на одном из концертов по п-приколу вскочил и давай орать и хлопать. А как я пьяный улетел в Турцию, п-помнишь? Ты потом меня оттуда три дня вывезти не мог. А как из-за тех с-страшных девок прикинулись геями и после сматывались по Арбату от нациков?
Ледяная вода обжигала точечными покалываниями уже на уровне бедра, а до середины дороги, где начинался подъем, оставалось не меньше двадцати метров.
— Всё будет хорошо. С тобой ничего не может случиться. С тобой никогда ничего не случается. Забыл? Ты же воображаемый. А это значит, неуязвимый.
— Ты сказал, что больше в меня не веришь, — еле слышно проговорил Макс.
Артём приостановился. Щит колыхался.
— Это я со злости сказал. Не думая.
— Думая-думая. Если бы не думал, то ничего бы со мной не случилось. Ты был прав. Никакой я не воображаемый. Потому что очень больно…
— Всё будет хорошо, — Артём успокаивающе погладил его по голове. — Ветер унесет, вода заберет, время полечит. Всё п-пройдет.
Сам он весь дрожал от нервов даже больше, чем от холода, а нарастающую панику в глазах невозможно было скрыть под напускной бравадой.
Пальцы рук начали неметь, а ног я уже совсем не чувствовала, они передвигались всё медленнее и неохотнее.
— Ничего уже не пройдет. Прости. Просто прости, — Макс замолчал, судорожно отдышавшись и собираясь с силами.
Радостное утреннее солнце заиграло нежным золотом на его лице: голове, бровях, чуть проступившей на щеках щетине.
— Не обязательно сейчас. Потом. Ты поймешь.
Артём выпустил свой край щита и, схватив его за пальцы, потряс руку:
— Я не п-прятался за ней. Клянусь! Но знаю, что в-виноват. И н-ненавижу себя за это. Если бы это хоть что-то изменило, я бы и сам с радостью сдох. Но изменить ничего нельзя. Даже слова. Пожалуйста, Макс, хочешь, я отрежу себе язык? Честно. Если т-тебя это наконец успокоит. Это будет к-круто, да?
— Однозначно, — Макс едва заметно улыбнулся. — Весь мировой раздор, наконец, прекратится. Но тебе нельзя. Девчонки не простят.
