Непримиримая одержимость - Анис Дрети (читать книги регистрация .TXT, .FB2) 📗
Мой взгляд переместился с сережек к Кайдену в зеркале. Он прислонился к стойке администратора, окруженный целой свитой сотрудников. Кожа покрылась мурашками, когда наши глаза встретились в отражении. После моей стычки с Наташей Кайден не отходил от меня ни на шаг. Работа накапливалась, и его сотрудники разыскали его в спа. Они отчитались о многочисленных делах, касавшихся сегодняшнего мероприятия, и умоляли его ответить на важные звонки, которые он игнорировал. Однако он практически не слушал их – его внимание было нацелено только на меня. Он давал им скупые, рассеянные ответы, в то время как тяжесть его взгляда ласкала меня, словно физическое прикосновение, через всю комнату.
Мы с Кайденом смотрели друг на друга в зеркале, пока Амели не отвлекла меня, приблизив свое лицо к моему.
— Ты такая красивая, Роза. — Она схватила меня за плечи и сжала, прижавшись щекой к моей для воздушного поцелуя.
— Амели, — рявкнул Кайден, метнув в медсестру убийственный взгляд. — Ты пришла сюда, чтобы доложить мне о сообщениях или мешать Розе?
Ему не нравилось, когда я была близка с кем-либо еще, даже если это было несексуально. Особенно он не выносил, когда кто-то отвлекал мое внимание от него.
Амели выпрямилась.
— Простите, доктор Максвелл. Сегодня для Вас было сорок восемь звонков. Я записала подробные сообщения по каждому.
Я проводила Амели взглядом, когда она направлялась к Кайдену с планшетом в руках. Она не знала, что я помню куда больше, чем показываю. Амели была моей подругой всё время учебы в колледже – и, если память меня не подводила, моей соседкой по комнате. По какой-то причине она участвовала во всей этой сложной постановке, хотя ей не было никакой выгоды от лжи. Возможно, ей просто нравилось, что я больше не вздрагиваю, когда она наводит мне красоту, или что могу принимать ее теплые объятия, когда Кайдена не было рядом, чтобы этому помешать. Я даже начала задумываться, как долго она собиралась поддерживать его ложь. Я безжалостно дразнила ее случайными обрывками нашего прошлого – протягивала ей на завтрак батончик-мюсли или неожиданно заказывала для нее миндальный чай-латте. Каждый раз, когда прошлое прорывалось в наше настоящее, она напрягалась, а на ее лице застывала вымученная улыбка.
Я никогда не раскрывала, сколько именно помню. Мне было важно, чтобы и Кайден, и Амели сами во всем мне признались. Хотя причины Кайдена для лжи казались более сложными, и эти серьги были тому доказательством. Я снова взглянула в зеркало, чтобы еще раз полюбоваться гипнотическим синим сиянием камней.
Губы Кайдена тронула самодовольная улыбка, когда он заметил, как я восхищаюсь его подарком, и это подтвердило мои подозрения – он уже дарил мне эти серьги раньше, но я их не приняла. Что-то в них показалось знакомым, когда Мария положила коробку на туалетный столик с небрежным: «Доктор Максвелл выбрал украшения для Вас на Капитанский ужин».
Увидев сердца из синих бриллиантов, я поняла, что его очки, которые он иногда носил, были украшены такими же камнями. Это пробудило смутное воспоминание о ссоре с Кайденом, где я отвергла и эти украшения, и его самого. Я припомнила, как приводила жалкие оправдания своему бессердечному поступку, и была уверена, что все они были выдуманы.
Несмотря на безжалостный отказ, я так и не дала Кайдену честного объяснения – да и сама его не помнила. Я не могла винить его за желание начать всё с чистого листа, когда представилась такая возможность. Честно говоря, я хотела того же. Я наполовину влюбилась в него в тот день, когда он нашел меня на яхте. Но теперь в каждом уголке моего сердца было выгравировано его имя. Я просто не могла понять, почему отвергла его в прошлой жизни, когда притяжение между нами было таким магнетическим.
Мое сознание разрывалось между старыми воспоминаниями и новыми чувствами. Не в силах разобраться в противоречивых эмоциях, я решила разделить себя на две параллельные личности. Моя прежняя версия – назовем ее Роза А – обладала совершенно иными ценностями и логикой, нежели я, Роза Б. Я тщетно пыталась понять решения своей предшественницы.
Судя по обрывкам воспоминаний, которые всплывали в самые неожиданные моменты, общение с профессором Максвеллом было самым ярким событием черно-белых дней Розы А. Он прогонял других студентов, отказываясь проводить консультации в приемные часы. Но с ней задерживался после пар, обсуждая теории, выходящие за рамки учебной программы, заставляя ее чувствовать себя увиденной так, как никто другой. Он заметил, что она медленно конспектирует, и ради нее разрешил использовать ноутбуки на лекциях. В то время как других, казалось, раздражала ее неспособность говорить, он проявлял терпение и никогда не торопил ее с ответами. Он чутко улавливал ее потребности и прилагал все усилия, чтобы приспособиться к ее особенностям. Каждый фрагмент воспоминаний оставлял меня потрясенной глубиной ее привязанности к нему. Отвергать его ухаживания не имело никакого смысла. Она была на пороге выпуска; не должно было иметь такого большого значения, что Кайден был ее преподавателем.
Мне оставалось лишь строить догадки о ее выборе, опираясь на хрупкую теорию. Если я была до умопомрачения увлечена Кайденом, то его внимание, возможно, дестабилизировало Розу А. Чем больше он фокусировался на ней, тем больше она воспринимала его как угрозу. У меня защемило сердце при этой мысли. В размытых кадрах воспоминаний я видела, как она отступала в сторону и жила жизнью других. Каждое мгновение ее прошлого было связано с неловкими разговорами, отказом смотреть в глаза, уклонением от внимания и общей неприязнью к близости. Кайден был слишком ярким прожектором. Любой, кто оказывался рядом с ним, оказывался в центре внимания, хотел он того или нет. От мысли о Розе А под таким прицелом у меня сводило желудок. Возможно, именно самосохранение и саморазрушение вместе заставили ее отвергнуть Кайдена. Это был единственный известный ей способ выжить.
Таким образом, я могла найти оправдание решению Кайдена скрывать правду. В первый раз у нас не сложилось. Когда я оказалась на его яхте, вероятно, искушение переписать сценарий, без помех в виде неуверенности Розы А, было слишком велико.
— Почему ты не надела украшения, которые я тебе купил? — неожиданно спросил Кайден.
Все в комнате повернулись ко мне.
Я инстинктивно прикоснулась к мочкам ушей. Синие бриллианты были на месте.
— Я надела.
— Серьги – это часть комплекта.
— О.
Мои глаза скользнули по бархатному мешочку, который Мария положила на туалетный столик. Я так и не добралась до него. Заглянув внутрь, я обнаружила там подходящие к серьгам кулон, браслет и кольцо. Я уставилась на комплект, разинув рот. Великолепный синий бриллиант-капля висел на платиновой цепочке. Выдержанное в той же тематике, кольцо представляло собой овальный синий бриллиант с ореолом из белых бриллиантов, а на теннисном браслете была целая россыпь синих бриллиантов, вправленных в платину.
— Они все такие красивые, — выдохнула я, убежденная, что никогда не видела ничего столь драгоценного.
— Надень их, — приказал он хриплым и грубым голосом.
Все взгляды были устремлены на меня, пока я дрожащими руками расстегнула браслет. Как бы я ни старалась, я не могла отвести глаз от отражения Кайдена в зеркале.
Наконец мы прибыли на Багамы, и, похоже, он успел заглянуть в ювелирный магазин на материке. Сегодняшние гости, должно быть, королевских кровей, если тяжелые бриллианты, оттягивающие мои мочки ушей, – это еще недостаточно хорошо, и мне нужно с головы до ног покрыться драгоценностями, чтобы произвести на них впечатление.
Жест был великодушным; он приложил все усилия, чтобы подобрать каждое украшение в пару к серьгам. Я не забывала, что пожинала плоды того, что была Розой А, не испытывая той травмы, которая так глубоко опалила ее сердце. Последние несколько дней были волшебными, пока Кайден показывал мне, какими всегда должны были быть наши отношения. Завтрак в номер. Обед на террасе с видом на воду. Ужин на частной палубе в лучах заката. Остальное время мы проводили, отдыхая и плавая в его личном бассейне, примыкающем к президентским апартаментам. Разговоры между нами текли естественно, сменяясь комфортным молчанием. Кайден был неотразимым, блестящим и остроумным, в равной степени защищающим и собственническим, хотя что-то, казалось, всегда удерживало его на грани.
