Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
— Отвяжись! — Ее глаза уже не были затравленными и беспомощными, они засверкали, перепалка ее явно приободрила.
— Вот тут уж я от тебя не отстану, детка. Или я тащу тебя к доктору, или сам тобой занимаюсь. Даже если мне придется тебя связать.
— Я не собираюсь тебе ничего показывать!!!
Он схватил ее, стараясь не причинять ей боли. Она закричала:
— Ты ничем не лучше, чем он! Отпусти!
Он тут же отпустил ее, обиженно фыркнул:
— Я же для тебя стараюсь! И не собираюсь я тебя ТАМ смотреть! Идиотка ты, дай хотя бы лицо проверить, чтобы хоть шрамов не осталось!
— Да не будет никаких шрамов, кожа не повреждена, — возразила она, успокаиваясь. Она как раз боялась, что он попытается смотреть ее ТАМ.
— Ну-ка подними лицо к свету.
Она наконец подчинилась, подняла лицо, зажмурилась. Его прохладные пальцы осторожно погладили скулу, разбитые губы.
— Да, кожа не повреждена, только на губах, но это заживет быстро. Я куплю тебе хлористый кальций, он остановит кровь. И мазь для лица. И изволь делать все, что я скажу. Через пару дней все пройдет.
— А когда мы поедем?
— В воскресенье вечером. У нас почти 5 дней. Ты как, побудешь дома, пока я в аптеку схожу?
— Конечно. Я завтрак приготовлю.
— Умница, — он взъерошил ее волосы. Рене вдруг подумала, что сегодня они с братом больше разговаривали, чем за последние несколько лет, вместе взятых. Он редко обращал на нее внимание. Если они и говорили, то на какие-то бытовые темы: давай купим новый холодильник, кран в кухне течет, купи продуктов, хорошо, что купить? Сделай музыку потише, постирай шторы, у нас есть что-нибудь пожрать, слышала прогноз погоды? Сегодня, кстати, все тоже началось с бытового вопроса — что случилось с ковром?
— Ковер надо выбросить, — кстати сообщила она.
— Можно отнести в химчистку.
— Я не хочу его тут видеть, — вскинулась Рене.
— Хорошо, не расстраивайся, — он улыбнулся. — Я все же его отдам в химчистку, а потом отвезу в офис, пусть там лежит. Или отдам Ромингеру. Ковер дорогой и почти новый, глупо его выкидывать.
— В какой еще офис? Какому еще Ромингеру?
— А есть у нас один такой кадр. Спартанец. Живет один в большой квартире без мебели и без ничего. Своеобразная личность. Ему вроде как ничего не надо.
— А что за офис?
— Клубный офис. У нас клуб, есть тренер и 5 человек лыжников. Офис в здании ФГС на Мильштрассе.
— Хорошо, отдавай ковер куда угодно, только отделайся от него.
— Я пошел, — Артур надел ботинки и скатал ковер в трубу. — Не скучай, я быстро.
Она выпалила:
— Арти, я тебя люблю.
Она никогда ему этого не говорила раньше. И он тоже.
— Я тоже люблю тебя, малышка. Будь тут умницей, я скоро приду.
Он ушел, а Рене пошла в душ, потом бросила пижаму и постельное белье в стиральную машину. Пристально осмотрела свое лицо в зеркале. Кошмар, краше в гроб кладут. Но это заживет. Конечно, заживет, и никаких следов не останется. И в душе тоже никаких следов не будет. Она пережила это, и ладно, надо жить дальше. Хороших людей больше, чем плохих. Она все забудет… только больше не будет такой доверчивой кретинкой и всегда будет помнить, что мужчинам верить нельзя. И пока она не полюбит сама, никого не подпустит к себе, не будет целоваться и глазки строить. И никто не придет к ней и не превратит в беспомощную куклу. И хорошо, что она догадалась не сказать, что это был Бруно, для друзей Падишах, банковский, мать его, работник. Ага, он такой же банкир, как я — балерина, — подумала Рене. Теперь, когда романтический флер спал с ее глаз, она вдруг подумала, что он больше похож на сутенера или альфонса. И еще она решила, что в нем есть что-то ненатуральное, театральное, прямо какой-то опереточный герцог. Продуманный, правда. Черные горящие глаза на бледном лице, черные длинные волосы, черная полурасстегнутая рубашка, все эти цепочки и перстни на длинных нервных пальцах. Может, он вообще артист какой-нибудь?
Артур вполне может знать, кто он и где живет. Возможно, пойдет бить ему морду. И еще объяснит, за что. Тогда ей точно несдобровать — припрется с дружками и… Никому она не скажет. У нее одно желание — покончить с этой историей навсегда.
Рене натянула домашние джинсы и футболку, причесала совершенно спутанные волосы, собрала их в хвост и отправилась на кухню.
Артур вернулся через час без ковра, но с сумкой продуктов и с аптечным пакетом.
— Вот, уже лучше выглядишь! Смотри. Этим обрабатывай все внизу, вот, надо спринцевать. Не красней, балда! Это антисептик. И еще он остановит кровь. Если к вечеру не перестанет кровить, придется ехать в больницу. А вот это пей два раза в день. Вот эта штука — для лица. Сначала я тебе лицо сам обработаю. Это тоже для лица, мазать будешь 4 раза в день. Это капать в нос. Это… тоже мазать. Не помню, куда. Прочитаешь аннотацию. Скажи мне — ты будешь все это делать? Или мне надо за тобой следить, как за маленькой?
— Буду, буду, обещаю. Я сделала запеканку с сыром, давай позавтракаем уже?
— Попозже. Сначала я должен заняться твоим лицом. Пойдем в твою комнату, ты ляжешь, и я тебе все сделаю, как надо.
Рене уже не хотелось с ним спорить, она чувствовала себя в безопасности и уже не такой одинокой, ведь есть кто-то, кому она не безразлична. Кто-то, кому есть до нее дело, кто не хочет, чтобы у нее началось воспаление или были шрамы на лице. Она легла на покрывало, закрыла глаза и подставила лицо. Брат осторожно обрабатывал ссадины, даже тихонько дул, чтобы не щипало, и все время бормотал какие-то ласковые, успокаивающие слова, так, что она совсем размякла и опять начала плакать. Он уже безо всякой нежности прикрикнул:
— А ну, прекрати реветь! Я же тебя лечу!
Она тут же фыркнула:
— Я не реву, а плачу! И вообще, иди ты… завтракать.
— Заткнись, — ласково порекомендовал любящий брат и продолжал возиться с ее лицом.
В пятницу Артур куда-то ушел, но постоянно звонил домой и спрашивал, все ли хорошо. Рене успокаивала его. Она поняла, что он тоже боится, как бы не вернулся насильник. Но с чего бы ему возвращаться? Она свернулась на диване под пушистым пледом, налила себе стакан фанты и включила видик. Около одиннадцати опять позвонил Артур и спросил, как она отнесется к тому, что он приедет только утром? Она ответила, что совершенно нормально отнесется, что она не дитя несмышленое и не вляпается ни в какие неприятности. У нее так и чесался язык спросить, где он вознамерился ночевать, но она не отважилась. Она знала, что в клубе у него есть постоянная девушка, а вне клуба — еще пара десятков приблудных. Он изредка приводил их ночевать. Они были разные, никогда не повторялись. А постоянная не приходила, и Рене поняла, что он ездит к ней сам. Может, он сегодня у нее, а может, у кого-то из временных.
К воскресенью ее лицо настолько зажило, что она отважилась выйти из дома вместе с Артуром. Он потащил ее в спортивный магазин покупать новые лыжные ботинки и лыжи. Как она ни возражала, что не нужны ей новые, у нее старые неплохие, и нафига ей профессиональные — он ничего не слушал. Потом они вернулись домой собираться в дорогу.
Из дома выехали около восьми вечера — на улице уже стемнело. Артур полагал, что на месте они будут около полуночи. Устраиваясь на пассажирском сиденье, Рене вдруг поймала себя на мысли, что еще ни разу не сидела в этой машине — а ведь Артур купил этот кадиллак два года назад. Просторно, много места, много лошадей под капотом. Артур также мог бы добавить, что расход бензина огромный, а налог и страховка почти неподъемны, но ему всю жизнь нравились большие, американские машины. Рики Брауну гонки на спорткаре стоили жизни — зато Артур, его сын, в кэдди де вилль чувствовал себя на дороге как в танке.
Он уселся за руль, включил магнитолу — божественный голос Фредди Меркьюри пел о страданиях любви и ревности. Рене чуть улыбнулась. Может, оно и к лучшему, что ей неведома ни любовь, ни ревность. Немного боли и унижения, но это уже позади, и стоило так переживать по этому поводу. Может быть, теперь она стала взрослее и мудрее. Может быть, больше не стоит жалеть о том, что она одинока. Зато она спокойна и почти безмятежна, ее не мучает ревность или безответная любовь. Может быть, она научится быть самодостаточной.
