Красота - страшная сила - Агни Кэти (серия книг .txt) 📗
— Деннис, почему ты, черт возьми, все еще торчишь на работе? — закричала она в трубку, так что весь офис содрогнулся от ее резкого голоса. — К нам на ужин придут Вивьен и Джон Поль. Мне нужно, чтобы ты был дома, когда приедут из ресторана накрывать стол, а я иду делать маникюр после работы…
Через пять минут начальница вышла из кабинета и, стуча своими низкими каблучками, направилась к корпоративной машине, которая уже ждала ее, чтобы отвезти к Найтсбридж.
— Вот оно что! Значит, ты должна сидеть на работе пока не напишешь две тысячи слов, а она пошла делать маникюр. Как мило, — сказала Натали и исчезла под своим столом. — Давай лучше выпьем винца.
Натали вновь появилась с бутылкой дешевого «Мерло». Мы привыкли работать до позднего вечера, и у нас даже была хоронушка для спиртного, которое помогало продержаться в томительное темное время после шести вечера.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я вернулась домой за полночь. Свет в квартире был погашен, и лишь вспышки телевизионного экрана освещали разгром в помещении. На паласе нелепого фиолетового цвета (квартиру мы снимали меблированную) валялись коробка из-под пиццы, несколько пивных бутылок и груды окурков. В комнате сильно пахло марихуаной; судя по запаху, травку курили ямайскую, и это была хорошая травка. Бекки лежала на диване, в одной руке она держала сигарету с марихуаной, в другой пульт. На экране телевизора какой-то толстый краснорожий мужик, типичная деревенщина, рассказывал Джери Спрингеру, как он крутил роман с собственной падчерицей.
— Ходила куда-нибудь? — лениво пробормотала Бекки, продолжая лежать в той же позе и не отводя глаз от телевизора.
— Нет, работала. Ведьма меня задержала. — Я сбросила ноги Бекки на пол и рухнула на диван рядом. Бекки вяло протянула руку с сигаретой.
— Покури, у тебя был трудный день.
Когда я рассказала про звонок из «Скорпион ТВ», она оживилась, насколько это было возможно в ее обкуренном состоянии.
— Кру-у-то, — протянула она, как и все уроженцы Глазго. — А ты подыщешь и мне там работенку, когда разбогатеешь?
— Я пока сама еще не устроилась, — ответила я.
— Да, понятно, но если все-таки устроишься. Не забудешь старую подружку?
Подружками мы с Бекки были и в самом деле закадычными: вместе заканчивали университет, вместе переехали в Лондон. Бекки — натура непростая, можно сказать, яркая индивидуальность. Получив диплом юриста и полная радужных надежд, она отправилась на юг, но вскоре, увы, поняла, что юриспруденция не для нее, а пара попыток начать карьеру в области маркетинга на должностях, совершенно губительных для интеллекта, выявила ее полную профессиональную непригодность. Эта девица не умела ни следовать элементарным правилам, ни ладить с начальством. Ни на одном рабочем месте она не смогла продержаться более полугода. Сейчас Бекки работала поваром в тайском ресторане в Ислингтоне. Эту работу ей удалось найти прошлым летом, когда она оттягивалась в Кох-Самуи, и я хорошо знала, каким именно образом: просто переспала с сыном хозяина ресторана.
— Разве у вас, телезвезд, не бывает личных поваров? — в голосе Бекки звучала надежда. — Хоть я умею готовить всего только лепешки по-тайски да зеленый карри, но ведь это твои любимые блюда, правда же?
Бекки с трудом поднялась с дивана и переместилась в мою комнату, чтобы помочь мне подходяще одеться для встречи с Джасмин. Мы остановились на черных, облегающих бедра брюках-клеш и розовой футболке со словами «Твоя мечта» на груди, купленной на Камденском рынке. Я влезла в этот наряд, а на ноги нацепила остроносые сапожки на высоких каблуках.
— Лора — да ты просто секс-бомба, — пропела Бекки прочувствованно, — ты рождена для славы.
Я понимала, конечно, что она хватила через край, но на душе у меня потеплело. Мы распили последнюю бутылку пива, и Бекки скрутила косячок на удачу.
— Господи, какая же ты везучая. У тебя все получается, чего ни захочешь. Ну да, я знаю, ты много работаешь, никогда не сидишь сложа руки и все такое. Но смотри, у тебя такая замечательная работа в журнале, а тут еще шанс попасть на телевидение, вдобавок ведущей. Как бы я хотела оказаться на твоем месте! — пролепетала она, не сводя с меня одурманенных глаз. — Вот только твой Пит мне совсем не нравится, — добавила подруга, смеясь.
— Не такой уж он и плохой, — робко заметила я. Бекки вскинула бровь, украшенную колечком, и мы дружно расхохотались. Я не удержалась и обняла любимую подругу.
Пиво и марихуана меня совершенно разморили, я едва дотащилась до постели, но как только голова коснулась подушки, сон как рукой сняло: по всем признакам — у меня они свои — сегодня никуда не деться от бессонницы. Перед глазами пестрым хороводом замелькали события прошедшего дня. Я думала о Нэт, ее мечтах о простой жизни, о Бекки и ее бестолковом существовании. И о себе я тоже думала: о том, что ждет меня в будущем. Все всегда изумлялись, когда я сообщала, чем зарабатываю себе на хлеб: «Неужели? Должно быть, это так интересно!» — А затем следовало с ахами и причитаниями: — «Вы, наверное, знаете всяких знаменитых людей? Расскажите, расскажите нам про кого-нибудь!»
Не один долгий вечер я просидела в пабе, мусоля бесконечные байки про Роби Вильямса и Гарри Холливелла, неизменно добавляя, что в реальной жизни росточком они гораздо меньше, чем кажутся. Стоило мне поведать парочку лучших своих хитов (у меня их целая серия, и каждый способен сорвать аплодисменты, а уж история про рыдающую Люси Ллойд вообще стала хитом номер один), как неизменно следовал вопрос: «Как это тебе удалось туда пристроиться?»
Я лежала с открытыми глазами, не отрывая взгляда от сырого пятна на потолке со свисающими лохмотьями штукатурки (по правде говоря, я боялась заснуть, потому что мне часто снился один и тот же кошмар, будто на меня обрушивается дом), и вспоминала, как я попала в журналистику.
Читать журналы мне нравилось всегда, сколько я себя помню. Одно из самых ранних воспоминаний: мне лет пять, не больше, я сижу в машине и с нетерпением жду маму, которая побежала к газетному киоску купить для меня номер «Твинкл». Когда мне исполнилось двенадцать, я уже читала «Джаст Севентин», журнал для семнадцатилетних, а к четырнадцати годам вовсю штудировала журналы для тех, кому больше девятнадцати. Через год двоюродная сестренка, которая была на целых два года старше и куда круче меня, показала мне «Космополитен». Там много статей про секс, а в школе у нас тоже все только про секс и говорили, ну и конечно, я тоже стала читать этот журнал. Правда, приходилось прятать его под матрацем, потому что отец пришел бы в ужас, узнав, что для меня давно не секрет, что у женщин тоже бывает оргазм — и даже не один, а несколько раз подряд.
Примерно в это время у меня вдруг возникла зависть к тем, кто пишет. Под броскими заголовками статей в своих любимых журналах я натыкалась на такие имена, как Саффрон, Тиффани или Саскиа. Меня изумляла сама мысль о том, что эти счастливицы заполняют страницы своими потрясающими статьями, да еще получают за это деньги. Я мечтала: вот бы и мне работать в одном из таких журналов, какая у меня тоже была бы яркая и красивая жизнь! — Не то что скудное и однообразное существование, которое влачит всякий подросток, особенно девчонка: самые яркие моменты ее жизни — это перешивание платьев для подружек да редкие свидания с мальчишками из старшего класса. Увы, как непохожи были свидания, на которые мы бегали, на те, речь о которых шла в моих любимых журналах! Никаких походов в кино или в боулинг-клуб! Мы с подружками сидели на скамейке в парке, хихикали и хвастались коробочками с косметикой, а кавалеры кучковались где-нибудь поблизости, курили и потихоньку накачивались какой-нибудь дрянью типа сидра. Минут за пять до того, как надо было расходиться по домам, ко мне приближался, наконец, мой кавалер и застенчиво бормотал: «Ну что?», а потом теснил к забору с острыми железными завитушками и еще с полчаса лапал и лез со своими слюнявыми поцелуями. Уже через пару недель мне все это надоедало — ведь эти отношения никогда не перерастали в настоящее общение: мой ухажер всегда только молча сопел и норовил при каждой возможности залезть мне под лифчик Да, это вам не каникулы в каком-нибудь Париже. Похоже, я уже тогда ожидала от жизни гораздо большего, чем мог предложить какой-нибудь шестнадцатилетний сопляк из Эдинбурга.
