Итальянское каприччио, или Странности любви - Осипова Нелли (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
— А как же крестины? — растерянно спросила Наташа.
— Ты роди сначала.
Ане представилось, как Наташа подносит к высокой, налившейся груди младенца, как он начинает сосать, закрывая глазенки от удовольствия, и ее пронзило такое острое чувство зависти и в то же время радости за Наташу, что захотелось тут же накричать на нее: «Хватит дурить! Живи с тем, кого послал тебе Бог, и будь благодарна!» Она внутренне охнула, подумав: неужели подсознательно она уже простила Дим Димыча и предала самое себя? Нет, никогда! Ни за что! Но Наташка ни в чем не виновата.
Опять наползала мутная неясность, и, чтобы выкарабкаться из трясины мыслей, она крикнула:
— Тетя Поля, Наташа торт принесла, мы сейчас выйдем на кухню — поставьте чайник!
На следующий день отец предложил Ане пойти в Малый зал консерватории. Они и прежде довольно часто ходили вместе в концерты, еще до Аниного замужества, но после ухода на пенсию и начала обвальной инфляции отец не мог себе этого позволить, да и Аниного учительского заработка едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Пожалуй, тогда впервые они открыли для себя Малый зал, где давались бесплатные концерты. Чаще всего это были так называемые классные концерты учеников какого-либо одного педагога. Бывали и отчетные концерты самих преподавателей, а в Московской консерватории, как правило, вели занятия большие музыканты, известные и в стране, и за рубежом. Порой классные концерты проводились в дневное время, что тоже было очень удобно для отца. Правда, тогда ему приходилось ходить одному, так как Аня днем занята в школе, а мать, едва успевая справляться с работой и домом, очень уставала.
Концерты в Малом зале отличались совершенно особой атмосферой: ни нарядной публики, ни особой торжественности, ни того пиетета перед именем исполнителя, когда один только список его лауреатств, обозначенный в программке, приводит в священный трепет и порой мешает объективно воспринимать и оценивать его исполнение. Здесь царила атмосфера полной раскованности, потому что в зале сидели, как правило, родственники, друзья, знакомые концертантов, их однокурсники и студенты других курсов, которым интересно было послушать, как звучит Дебюсси у Витьки или Крейслер у Мариши; здесь соблюдались традиции гамбургского счета, о которых с такой категоричностью писал Виктор Шкловский: когда собираются борцы и борются, дабы установить свой истинный класс, без оглядки на публику и судей. И если писатель утверждал, что «гамбургский счет необходим в литературе», то, пожалуй, и в музыке он совсем не лишний…
В Малый зал студенты входили и выходили из него между номерами, иногда засиживались, если что-то особо привлекало их слух. Здесь можно было послушать первокурсника, и если он запомнился, то прийти через полгода, через год и вновь встретиться с ним, уже повзрослевшим, отточившим свое мастерство, уловить новое в его исполнении и отметить прежнее, не утраченное очарование в его игре.
Даже программки, отпечатанные на машинке и выдававшиеся при входе в зал, создавали атмосферу домашнего музицирования, хотя само исполнение никоим образом не нуждалось ни в поблажках, ни в скидках на «молодо-зелено». Одним словом, это была высокая школа музыкального исполнительского искусства, лучше которой трудно найти в мире.
Аня не раз озадачивалась вопросом: почему так много говорят и пишут о нехватке концертных залов, жалуются, что негде послушать классическую музыку? Вот же вам, нате — открыто! Заходи и слушай! А в зале всегда свободные места.
В тот день шел концерт класса по камерному ансамблю, и отец, усаживаясь, отметил карандашом в программке фамилию юноши, которого слушал в прошлом году — ученика великолепного скрипача, лауреата многих конкурсов, объездившего с концертами практически все цивилизованные страны. Он и сам принадлежал к старой школе известного маэстро из Одессы, давшего миру целую плеяду блистательных музыкантов, многие из которых, увы, разъехались и стали национальной гордостью Америки, Австрии, Германии, Франции…
— Обрати внимание, — шепнул отец Ане перед выходом на сцену скрипача, — мальчик невероятно музыкален. Думаю, у него блестящее будущее.
— Папочка, — возразила Аня, — разве может быть музыкант — и без музыкальности?
— Может, еще как может. Бывает, слушаешь — блестящая, прямо-таки нечеловеческая техника, а за ней — ничего, пустота.
Аня не стала спорить.
Первые же недели занятий в школе принесли приятный сюрприз: оказалось, что Анины ученики, особенно старшеклассники, чутко уловившие в конце прошлого года, что она не в своей тарелке, увидев ее теперь — веселую, загорелую, похорошевшую, в новых джинсах и красивых футболках, радостно реагирующую на любую удачную шутку, — словно расслабились, и на уроках опять воцарилась та атмосфера обожания и импровизации, которой Аня так дорожила и гордилась.
Она не забыла того страстного желания сыграть в волейбол, проснувшегося вдруг на площадке в туринском парке, и вскоре пришла в школьный физкультурный зал, где, как она знала со слов физрука, сколотились две неплохие команды и складывается еще одна.
«Как же так получилось, — думала она, раз за разом вколачивая свою фирменную подачу в прыжке в противоположную площадку растерявшихся десятиклассников, — что я целых два года не играла?» Откуда-то из глубины памяти выплыло выражение «сумеречное состояние души». Аня на мгновение отвлеклась, и ей пришлось в диком прыжке, почти как там, на стройке, под зорким объективом Олега, достать мяч из угла.
Старшеклассники провожали ее гурьбой, а волоокий красавец и известный наглец из десятого «Б», избалованный вниманием девочек, даже осмелился взять ее под руку, что она со смехом пресекла.
Расплата за волейбол последовала незамедлительно: утром директриса, как говорят шахматисты — ан пассан, то есть на проходе, остановила ее и, отведя в сторону, сказала, что педагог, даже если она физрук, не говоря уж о преподавателе такого серьезного предмета, как история, не должен прыгать на волейбольной площадке в непристойно коротеньких трусах и пропотевшей футболке без бюстгальтера.
— Почему? — Аня уперлась взглядом в переносицу директрисы, чего та терпеть не могла.
— Анна Андреевна, помилуйте, ваши трусы больше напоминают бикини, чем спортивную одежду!
«Старая ханжа!» — взъярилась мысленно Аня, но вслух сказала:
— Они столько задниц видят каждый вечер по телеку!
— Но ведь речь идет об учительской, как вы выразились, заднице! — вспыхнула директриса.
— Если вы хоть раз в жизни играли или наблюдали волейбол, то должны бы знать, что на площадке смотрят только на мяч, — отпарировала Аня.
— И все-таки учительница может играть с учениками в волейбол только в нормальном спортивном костюме, в брюках!
— А может, лучше бы подошел противорадиационный? Во всяком случае, тем, кому есть что скрывать, — с этими словами Аня гордо пошла в учительскую.
Там ее ждала телефонная трубка, вернее, англичанка с телефонной трубкой в руках, вовсю кокетничавшая с Олегом.
— Тебя, — проговорила она, с сожалением передавая ей трубку.
Учительская притихла. Олега дамская часть учителей любила, Анин развод категорически не одобряла, и потому его звонок всех заинтриговал. Олег кричал так, что вся учительская слышала все.
— Я вчера прилетел из Милана!
— Догадываюсь.
— Лена шлет тебе тысячи поцелуев.
— Переходи к делу, Олег, у меня урок через три минуты.
— Мне все утвердили, — зачастил он. — На создание сценария дали месяц. Без тебя я не справлюсь.
— У меня начало учебного года, надо…
— К черту надо! Идея твоя? Твоя. Кстати, в титрах так и будет написано: «По идее Анны Хотьковой». Ты просто обязана мне помочь. И в договоре предусмотрена оплата консультанта. Поверь, никакую твою учительскую зарплату и сравнить нельзя.
Прозвенел звонок.
— Олег, слышишь, звонок.
— У тебя сколько уроков?
— Шесть, — покорно ответила Аня.
— Я подскочу к концу занятий, и мы все решим!
