Зоя - Стил Даниэла (библиотека книг .txt) 📗

— Жильяр был там, когда убили царя? — Клейтону казалось, что он лично знает русского императора и его семью. Ведь Зоя столько рассказывала о них.

— Очевидно, большевики приказали ему и учителю английского незадолго до этого уехать. Но они вернулись через два месяца и долгое время опрашивали охрану, местных жителей Екатеринбурга, помогая расследованию, проводимому белогвардейцами. Уже известно очень многое, но Жильяр хочет вернуться и довести дело до конца. Впрочем, это уже не имеет значения. — Когда он посмотрел на Клейтона Эндрюса, тот сидел постаревший и подавленный. — Они все мертвы… они все… убиты одновременно с царем… даже дети.

Капитан, видевший много крови, потерявший на войне много друзей, плакал, не стесняясь своих слез.

— Маша тоже? Это была последняя надежда… для Зои…

Но князь Владимир только покачал головой.

— Да. В живых не осталось никого. Никого.

Он рассказал Эндрюсу леденящие душу подробности, о которых Жильяр не осмелился поведать Зое.

О том, что трупы облили кислотой, изуродовали и сожгли. Их хотели стереть с лица земли, чтоб не осталось следа. Но уничтожить красоту, достоинство, благородство, доброту и сострадание невозможно. Осталась память, человеческая память. Их тела уничтожили, над ними надругались. Но души их будут жить вечно.

— Как Зоя восприняла это известие?

— Я не уверен, что она сможет пережить услышанное. Она худеет с каждым днем. Не ест, не говорит, не улыбается. У меня разрывается сердце при взгляде на нее. Вы пойдете к ней? — Князь был готов умолять капитана не бросать Зою. Она должна жить. В отличие от старой графини Зоя еще совсем молода, в девятнадцать лет жизнь только начинается. Невозможно свыкнуться с мыслью, что она может умереть. Она должна жить, быть и впредь такой же неотразимо красивой, как прежде, а не хоронить себя в расцвете сил.

Клейтон Эндрюс тяжело вздохнул, задумчиво помешивая кофе. То, что ему рассказал князь Владимир, было настолько чудовищным, что в это трудно было поверить, у него разрывалось сердце… Даже мальчик…

Об этом же подумал Пьер Жильяр, когда впервые услышал о случившемся: «Дети!.. Только не дети…» Капитан с грустью посмотрел на князя и вновь вспомнил о Зое.

— Я не уверен, что она захочет увидеть меня.

— Вы должны попытаться. Ради нее. — Князь не осмеливался спросить этого человека, любит ли он еще Зою. Кроме того, он всегда считал, что капитан слишком стар для нее, и не раз говорил об этом Евгении Петровне. Но сейчас князь возлагал на Клейтона последнюю надежду. Он видел сияющие глаза Клейтона, когда год назад гот ходил с ними на рождественскую службу. Тогда по крайней мере он горячо любил девушку. — Она почти ни с кем не видится. Временами я просто оставляю для нее продукты у дверей, иногда она их забирает, иногда — нет. — Но он делал это в память о ее бабушке. Как жаль, что некому точно так же позаботиться о его дочери Елене… И вот сейчас он умолял Клейтона Эндрюса навестить Зою. Он бы сделал что угодно, чтобы помочь девушке. Он почти сожалел о приезде Жильяра, но, с другой стороны, им надо было узнать, не могли же они продолжать надеяться вечно.

— Я сделаю все, что смогу. — Капитан взглянул на часы. Пора было возвращаться на очередное заседание. Он встал, расплатился за кофе и по дороге в отель поблагодарил князя Владимира.

Клейтон сомневался, что Зоя захочет его видеть.

Ведь он бросил ее, при этом она так и не поняла почему. Должно быть, теперь она ненавидит его — что ж, может, это и к лучшему. Но капитан не мог допустить, чтобы Зоя угасла во цвете лет. Князь Владимир нарисовал кошмарную картину.

В тот вечер он с нетерпением ждал конца заседаний и в десять часов, выйдя из гостиницы, поймал такси и назвал шоферу Зоин адрес. К счастью, на этот раз водитель оказался французом, а не нищенствующим русским аристократом.

Дом показался капитану до боли знакомым, и на мгновение он заколебался, прежде чем начал медленно подниматься по лестнице. Он не знал, что сказать, может быть, ничего говорить и не надо. Главное — это то, что он здесь. Лестница показалась капитану бесконечной. В подъезде по-прежнему было темно и холодно. А запахи стали еще более отвратительные. Он покинул Париж полтора месяца назад, но за столь короткое время так много изменилось, так много всего произошло! Он долго стоял перед дверью, прислушиваясь: возможно, она уже спит — и внезапно вздрогнул, услышав шаги.

Он тихо постучал, и шаги смолкли. Их долго не было слышно, наверное, она подумала, что стучавший ушел. И снова послышался звук шагов. На сей раз он услышал, как залаяла Сава. У него сильнее забилось сердце от одной только мысли, что Зоя так близко, но сейчас он не имел права думать о себе, он должен был подумать о ней. Он пришел сюда, чтобы помочь ей, а не себе, и с этой мыслью он вновь постучал и крикнул через дверь:

— Telegramme! Telegramme! [4] .

Это был обман, но он знал: иначе она не откроет.

Шаги приблизились, дверь приоткрылась, но там, где он стоял, она его видеть не могла. И тогда он сделал шаг вперед, приоткрыл дверь пошире, слегка отодвинул ее в сторону и мягко проговорил:

— Вам надо быть осторожнее, мадемуазель.

Она задохнулась от изумления, лицо ее было мертвенно-бледно. Он поразился, как она похудела. Князь был прав. Зоя выглядела ужасно: худая, изможденная, бледная, с широко раскрытыми, испуганными глазами.

— Что вы здесь делаете?

— Я приехал из Нью-Йорка посмотреть, как ты живешь. — Капитан старался держаться непринужденно, но вид ее говорил о многом. Ей было не до смеха, не до любви, не до нежностей.

— Зачем вы пришли сюда? — Она стояла, сердито насупив брови, такая маленькая, что от жалости у него разрывалось сердце. Ему хотелось обнять ее, но он не смел.

— Я хотел увидеть тебя. Я здесь на Версальских переговорах. — Они все еще стояли в прихожей, и он вопросительно смотрел на нее. В это время подошла Сава и лизнула ему руку. Она-то его не забыла. — Можно мне войти на несколько минут?

— Зачем? — Глаза у нее были большие и печальные, но еще красивее, чем прежде.

Клейтон больше не мог лгать.

— Потому что я все еще люблю тебя, Зоя, вот зачем.