Боковая ветвь - Степановская Ирина (лучшие книги txt) 📗
Она прошептала чуть слышно:
— Вперед!
Он понял: она сказала это себе.
И в своем сне он упал возле нее на колени и прижал к себе ее невесомое тело. Оно сообщило и ему неземную, странную легкость, он потерял свои форму и вес и поднялся вместе с Наташей на руках высоко-высоко, туда, где морозил голову воздух. И там в вышине она была опять веселая и живая, она ласкала его, улыбалась и пела… И откуда-то неслась прекрасная музыка, и он больше ничего, ничего не помнил, не хотел вспоминать и чувствовал себя на блаженной вершине счастья.
В вышине сон кончался, он открывал глаза и видел перед собой либо свет утра, либо мрак ночи. Но независимо от времени суток он вспоминал, что на самом деле в ту ночь он быстрым шагом ушел подальше, даже не глядя на ту, которая лежала на асфальте, и все мысли сосредоточил на том, как спасти собственную жену.
Это ему удалось. Теперь жена была дома. И он больше никогда, никогда наяву не вспоминал о Наташе с теплотой, хорошо. Больше того, он ругал ее, называл обидными словами. Винил ее во всех смертных грехах. Искренне не понимал, почему из-за нее он должен был жертвовать жизнью. И если бы не было этих дурацких снов, он мог бы быть снова счастлив! Но сны снились каждую ночь.
И дела пошли плохо! Как заговорил его кто… Решил осваивать горные лыжи — вывихнул ногу, вернулся в лангете. Начал плавать в бассейне — туда же сердечный приступ… Доктор сказал, мол, еле откачали. Он стал пить. Если он выпивал много, сны в эту ночь не мешали ему. Он медленно умирал. Но хотел жить. Надо было выбираться, а как? Сам он чувствовал, что может спиться, сойти с ума, но где было найти стимул, чтобы снова вернуться к жизни?
Вот он гнал этой ночью домой. Пьяный. Зачем? Испортил машину. Счастье, что никого не убил. Больше не будет так ездить, сегодня в последний раз.
Завтра пойдет к врачу. Дали адрес одного шарлатана. Пусть лечит все, что найдет нужным, — сердце, печень, мозги, селезенку… А главное — пусть лечит душу. Чем угодно, за какие угодно бабки, только чтобы забыть! Все равно — так не жить. Натворит еще что-нибудь… или в тюрьму, или в петлю.
Дверь открылась, вошла Алена. Алексей посмотрел на нее. Одна рука у нее была за спиной. Она подошла ближе.
— Я тебя спрашиваю, — сказала она, — будешь со мной жить так, как раньше?
— Что ты привязалась, отстань!
— Спрашиваю в последний раз!
Какие-то новые нотки в ее голосе заставили его приподнять голову. Он посмотрел на нее и здорово удивился. В руках у Алены снова было оружие! Но только не старый его пистолет, тот отобрали, как вещественное доказательство, во время следствия. Теперь у Алены в руках был маленький черный «кольт». И, по всей видимости, он был заряжен! Вот баба, умудрилась без него где-то купить! А все трещала, что бедная, что денег нет!
— Я не шучу! — предупредила Алена и подняла «кольт» на уровень его головы.
Вот теперь он снова почувствовал страх. Он представил, что в следующую секунду его голова может разлететься в куски, и тут же за этим наступит ничто. И это ничто было ужаснее всех его земных мук. Он сразу вспомнил, что еще молод, здоров, что очень хочет жить. От ужаса, что она может выстрелить, он приоткрыл рот.
— Мне теперь все равно! — заявила Алена. — Если меня признали невменяемой в первый раз, признают и во второй! И много мне все равно не дадут! Мне теперь терять нечего! Пристрелю тебя как собаку!
Он молчал. Ждал. Тело снова было тяжелым.
— Я тебя пристрелю! — повторила она. Ожидание было ужасно.
— Стреляй!
Он уже почти желал этого выстрела. Но знал, если он подастся вперед, она выстрелит с перепугу. И не шевелился. Молчал.
— Нет, ты понимаешь, что я могу это сделать?! — Она сжала «кольт» крепче в обеих руках. Прицелилась.
И тогда он дико захохотал! Он не мог удержать этот дурацкий, нервический смех. Он знал, что этот смех опасен, но остановиться не мог. Хохот сотрясал его тело. Сердце стучало. Он смеялся, как женщина, истерично, надрывно, так, что слезы лились из глаз.
— Ну, стреляй! Что же ты не стреляешь?!
А потом внезапно, будто выключился завод, Алексей замолчал, лег на спину, закрыл глаза.
«Неужели он умер?» — поразилась Алена. Она подошла ближе и в ужасе наблюдала, как бледнеет с головы до ног эта красная, влажная туша, что еще совсем недавно была вполне респектабельным человеком, ее мужем, Алексеем Фоминым.
Он захрапел.
И она поняла, что он вовсе не умер, что после истерики он просто заснул. И наутро проснулся почти прежним. Таким, каким был всегда.
Он потянулся и встал. В другой комнате на кожаном диване, свернувшись калачиком под покрывалом, лежала Алена. Револьвер валялся рядом с ней на полу. С удивлением он поднял его и увидел, что «кольт» на самом деле был старым, игрушечным, видимо, завалявшимся от Антона, и никакой опасности не мог для него представлять.
— Вот ведь баба! На пушку взяла меня с пьяных глаз! — усмехнулся Фомин. Он даже с некоторым удовлетворением посмотрел на жену и, умывшись, сел завтракать, а потом отправился на работу.
С тех пор он больше не видел снов, еще более растолстел и стал совершенно лыс. Но, вовремя извернувшись, он сумел-таки открыть два намеченных филиала, расплатился с долгами, и бизнес его все более процветает. Он уходит на работу теперь очень рано, когда жена еще спит, и возвращается поздно. Деньги — настоящая его страсть. Алена, естественно, сидит дома. Антон поступил в институт. Иногда они, как и раньше, ходят с Аленой на выставки и концерты. К даче пристроили бассейн и оранжерею. А если вдруг в толпе Алексею мерещится силуэт стройной женщины с темными волосами и в синем костюме, он лениво трясет головой и, быстро моргая, тянет в рот сигарету.
И автомобиль у него теперь тоже другой. Черный, как жук, просторный и мощный «сааб».
ЭПИЛОГ
Из роддома Катю забирал Вячеслав Серов. Почему-то год семейной жизни превратил молодого веселого бородача, ее мужа, в человека злобного, упрямого и неотзывчивого. На шестом месяце беременности они с Катей разъехались, то есть каждый из них вернулся к себе домой. Вячеслав Сергеевич по этому поводу был просто счастлив, так как видеть не мог, как зять, прежде казавшийся все-таки добрым и разумным парнем, бессердечно поступает с их Катей. Теперь уж Вячеславу Сергеевичу пришлось выступать в роли тестя.
Он поймал Катиного парня в институтской аудитории. Представитель молодого поколения принципиально курил самые дешевые вонючие сигареты и с Вячеславом Сергеевичем был непреклонен и краток. По его словам выходило, что будущая жена во всем должна слушаться будущего мужа и мнения своего иметь не способна.
— А как же ребенок? — удивился Серов,
— Я говорил ей, что она должна сделать аборт! — рубанул воздух рукой принципиальный зять.
— Как ты можешь принуждать к этому женщину? Ведь ребенок живой!
— Бросьте ваши интеллигентские штучки! — сказал ему зять, студент гуманитарного факультета. — Вон в Китае специально женщин стерилизуют, чтобы было меньше детей!
— Ну и стерилизовал бы себя! А то сам допустил беременность, а теперь про Китай рассуждаешь!
— А я ей сказал! Я ей говорил, что нам ребенка иметь сейчас ни к чему! Что пока нужно учиться и найти свое место в жизни, на ноги встать и зарабатывать деньги! И мои родители, кстати, тоже так считают! — добавил он под конец самый веский, как он считал, аргумент.
— Я же обещал вам помочь! И выполнял обещание.
— А я в вашей помощи не нуждаюсь! И вообще, что вы лезете? У вас ведь своих детей нет? Нет! Вы еще тридцать раз сами женитесь, уйдете к жене и родите ребенка, а у нас из-за вас будет куча проблем! Нет уж, — зять со злостью разгрыз сигарету, — пусть Катерина делает все, что хочет, но ребенка у нас сейчас быть не должно!
— Тебе сколько лет? — вдруг спросил Серов.
— Двадцать два! Ну и что? — с вызовом посмотрел на него зять.
— Ты — козел! — спокойно ответил Серов. — Молодой еще, но — козел. И по-видимому, это с тобой навечно. Ты запомни, что нам в семье рогатые не нужны! Будь свободен, учись, делай свои дела, но мне больше не попадайся! Убью!
