Радуга - Стоун Кэтрин (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Когда оба приблизились к вершине блаженства, когда настало мгновение вместе разделить все, что они могли друг другу дать, на лице Джеймса мелькнула легкая тень. Кэтрин встретила это беспокойство открытой улыбкой, тело ее выгнулось навстречу любимому, призывая и притягивая к себе.
— Я люблю тебя, Кэтрин, — прошептал Джеймс. «Ах, я не хочу причинить тебе боль».
— Я люблю тебя, Джеймс. «Как может наша любовь причинить мне боль?»
Боли не было. Совсем не было — лишь удивительный резкий жар, который быстро, почти мгновенно забылся, потому что они превратились в единое целое, они стали близки как никогда, и в этом смятении тел, в этой духовной близости заключалось величайшее из чудес.
Бесконечное мгновение без движения, без слов, без дыхания. Они просто смотрели друг другу в глаза в немом, благоговейном восторге, и взгляды их красноречивее любых слов говорили о бесподобном наслаждении.
Наконец они снова заговорили самым нежным шепотом любви… Но вскоре у Джеймса и Кэтрин отчаянно перехватило дыхание, и их захлестнуло страстное восторженное желание обладать друг другом.
В течение двух дней и ночей они занимались любовью и строили великолепные планы, разбирая график турне Кэтрин, город за городом: где будут обедать, какие достопримечательности увидят, где будут гулять. Кэтрин казалось, что Джеймс намерен побывать во всех городах, где состоятся ее выступления, встречаясь с ней каждую неделю. И когда сказала ему об этом, немного дразня и в то же время очень надеясь, что так оно и будет, Джеймс пообещал подстроить переговоры под ее концерты и даже предложил:
— Не исключено, что я вообще брошу работу и стану просто одним из почитателей Кэтрин Тейлор.
— Это было бы великолепно!
— Да, но как почитатель я жажду услышать твою игру. Ведь в тот единственный раз в Инвернессе мне показалось, что мое присутствие смутило тебя.
— О да, так оно и было.
— А теперь?
— Не знаю. Может, попробуем?
Кэтрин сыграла Сонату до-мажор Моцарта — одно из произведений, которое она хотела исполнить на новогоднем вечере в Сан-Франциско. И только сейчас Джеймс осознал грандиозность таланта Кэтрин. Он понял, что это — дар, дар, которым Кэтрин щедро делилась со всеми, магически приглашая совершить с ней волшебное путешествие в мир обожаемых ею звуков и чувств.
Сейчас это дивное путешествие с Кэтрин совершал Джеймс: сначала волны чарующих звуков несли их к надежде, затем движение ускорилось, устремляясь в огромный водопад, с которым они сорвались в неожиданную заводь печали, и вдруг снова взлетели, танцуя, ликуя, захлебываясь радостью и…
И вдруг потрясающие видения.
— Ах, Кэтрин, — грустно прошептал Джеймс, — ты снова смущаешься того, что я тебя слушаю.
— Думаю, с этим я смогу справиться в концертном зале, заполненном сотнями слушателей. Но сегодня, Джеймс, когда я играю, а ты сидишь так близко… мне кажется, что я не на своем месте.
— Тогда иди ко мне, любовь моя.
Кэтрин бросилась в объятия Джеймса и внезапно сделала для себя грандиозное открытие: впервые она предпочла Джеймса своей музыке… Кэтрин вдруг поняла — без капли сомнения и страха, — что случись ей выбирать между музыкой и любовью, она выберет Джеймса… и так будет всегда.
— Я хочу купить рогаликов, — сказал Джеймс в половине десятого во вторник. — Признаюсь, мне нужен предлог, чтобы пофорсить в твоем замечательном шарфе, — нежно добавил он.
— Понятно, — засмеялась Кэтрин, целуя Джеймса на прощание.
Закрыв за ним дверь, Кэтрин задумалась, не был ли этот предлог (оставить ее всего на пятнадцать минут) заботливой подготовкой почти к двухнедельному расставанию, которое начнется сегодня в четыре часа. Оба уже пообещали друг другу бесчисленное количество раз, что впредь всегда будут проводить Рождество вместе, но никто не решился предложить изменить планы на это Рождество. Оно было особенным и очень важным и для Кэтрин, и для Джеймса: им обоим предстояло последний раз провести праздники только с любимыми родителями.
Когда через пять минут после его ухода зазвонил телефон, Кэтрин не сомневалась, что это Джеймс, будто бы интересуется, желает она пирожки с сыром или с малиновым джемом, а на самом деле хочет сказать ей о том же, что чувствовала сама Кэтрин: «Не прошло и пяти минут, а я уже отчаянно скучаю по тебе».
— Алло? — ответила Кэтрин мягким голосом влюбленной, уверенной, что сейчас услышит голос возлюбленного.
— Это Кэтрин Тейлор?
— Да.
— Кэтрин, с вами говорит Элиот Арчер. Мы встречались этим Летом в Инвернессе.
— Да, я помню. Здравствуйте, Элиот.
— Боюсь, что у меня очень плохие новости. Около двух часов назад катер, на котором Стерлинги плыли из Ниццы на Иль, взорвался.
— О-о… нет.
— Причиной взрыва, возможно, стала утечка газа в плите. — На секунду Элиот замолк, борясь с неожиданно захлестнувшими его чувствами. — Нет ни малейшей надежды на то, что кто-то спасся при взрыве. Роберт Макаллистер предложил сразу же позвонить вам, прежде чем сообщить о случившемся Алексе, на случай, если вы захотите быть рядом с сестрой, когда она получит известие о Джеймсе.
— О Джеймсе?
— Артура и Марион нашли. Водолазы продолжают поиски Джеймса, но, как я уже сказал, вероятность того, что кому-то удалось выжить, равна нулю.
— Но Джеймса там не было.
— Роберт виделся с ним в Вашингтоне в субботу вечером, и Джеймс сказал ему, что на следующий день улетает в Париж.
— Да, но в конце концов Джеймс… Он все еще в Нью-Йорке. Он собирался вылететь в Ниццу сегодня после обеда.
— Вы уверены?
— Да.
— Слава Богу! — Элиот опять помолчал минуту. — Я сообщу Джеймсу.
— Я скажу ему, Элиот. И передам, чтобы он позвонил вам.
— Спасибо, Кэтрин. Я буду у себя в офисе. Джеймс знает номер.
Элиот понял, что с ним снова случилось то же самое. Снова Кэтрин Тейлор разбудила его давние воспоминания об Изабелле Кастиль. В августе воспоминания были вызваны поразительным внешним сходством, но сейчас Кэтрин напомнила ему Изабеллу величием внутренней красоты. Ведь принцесса Изабелла сама прилетела тогда в Лондон сообщить Элиоту о гибели Женевьевы. Она, разумеется, не обязана была этого делать, но Изабелла поступила так, потому что знала, каким страшным будет это известие для Элиота, и хотела поддержать его в невыносимом горе.
