Ангел тьмы - Эндрюс Вирджиния (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
Утешаясь этой надеждой, я заснула. Просыпаясь время от времени, я смотрела на спящего рядом со мной Троя, не выпускающего меня из своих рук, и вновь забывалась сном.
Потом наступил новый день, и на ночном столике в своей комнате я обнаружила записку от Троя. Охваченная тревожным предчувствием, я взяла ее и стала читать:
«Любовь моя! Вчера вечером ты застала меня сидящим на ветру и размышляющим о своей жизни. И вот к каким выводам я пришел.
Мы не можем стать мужем и женой. Тем не менее прошлой ночью я овладел тобой, желая зачать ребенка. Прости меня за мой эгоизм. Поговори с Джиллиан. Она расскажет тебе всю правду. Заставь ее сделать это, она не выдержит, если ты проявишь достаточную настойчивость, будешь называть ее бабушкой и вынудишь скинуть с себя ее обычную маску притворства.
Любовь к тебе — это лучшее, что было в моей жизни, и я бесконечно благодарен тебе за все, что ты для меня сделала, несмотря на все мои слабости и недостатки. Самым большим моим заблуждением была моя безграничная преданность и любовь к моему старшему брату. Как я наконец понял, я был просто слеп, за что и поплатился.
Джиллиан пришла ко мне и все рассказала. Она призналась в том, что Тони зашел слишком далеко в своем необузданном желании овладеть твоей матерью. Теперь мне стало понятно, что именно из-за него она убежала из дома: он был слишком ненавистен ей. Как ни больно мне сообщать тебе это, но я вынужден, ради твоего спасения, быть с тобой откровенным до конца: Хевен, Тони — твой родной отец, а я — твой дядя.
Я намерен уехать отсюда, чтобы научиться жить без тебя. Даже если бы ты и не была дочерью Тони и моей племянницей, я должен был бы это сделать, чтобы не разрушить твою жизнь. Мне не дано жить просто, радуясь каждому новому дню. Я вынужден наполнять его смыслом и важным содержанием, потому что каждый дарованный мне день кажется мне последним».
Записка была подписана большими заглавными буквами: Т. Л. Т.
Прочитав ее, я вспомнила тот ужасный день, когда я случайно обнаружила в нашей лачуге записку, оставленную Сарой отцу, в которой она писала, что уходит от него навсегда. Покидая нашего отца, она всех нас бросала на произвол судьбы: с этого момента мы должны были сами заботиться о себе. И вот вновь мне предстояло самой позаботиться о себе в доме, где я оказалась никому не нужна.
Осколки моей любви ранили мне сердце, причиняя нестерпимую боль. Эта боль привела меня в неистовство, и я помчалась к спальне Джиллиан и, хотя было только девять утра, а она никогда не вставала с постели раньше полудня, принялась колотить в дверь кулаками, требуя, чтобы Джилл немедленно меня впустила.
Однако на этот раз, к моему удивлению, Джиллиан уже бодрствовала, одетая с необыкновенной тщательностью в светлый костюм, словно была готова выйти из дома и ей оставалось только надеть жакет. Волосы женщины были гладко зачесаны назад, отчего она выглядела старше или строже, но одновременно симпатичнее. Во всяком случае, меньше походила на ожившую большую куклу.
— Трой уехал! — воскликнула я, глядя на нее с укором. — Что ты наговорила ему, чтобы толкнуть его на это?
Джиллиан не спеша надела жакет, взглянула на себя в зеркало и лишь после этого обернулась и молча уставилась на меня. Видимо, выражение моего лица обеспокоило ее, потому что она стала озираться по сторонам, моргая своими васильковыми глазами, словно бы ища защиты у Тони. Не обнаружив его в комнате, она вновь уставилась на меня, и на этот раз я увидела в ее глазах неподдельную радость.
— Трой уехал! Нет, он действительно уехал? — восторженно переспросила она шепотом.
В комнату без стука вошел Тони. Словно бы не замечая Джилл, он набросился с расспросами на меня:
— Как себя чувствует сегодня Трой? Что ты ему сказала?
— Я? Я ему ничего не говорила. Это твоя жена решила, что ему пора знать всю правду, всю мерзкую правду!
Глаза Джиллиан померкли и вновь стали бессмысленными.
— Что ты ему наговорила? — обжег ее взглядом Тони, резко повернувшись к ней на каблуках. — Что ты могла сказать ему? Твоя дочь не могла быть с тобой откровенной, потому что она всегда презирала тебя!
Джиллиан застыла во всем своем безукоризненном великолепии с раскрытым ртом, готовая пронзительно закричать.
— Джиллиан, я хочу знать, приходила ли к тебе перед тем, как убежать, моя мать! Она сказала, что с ней случилось? Что она рассказала тебе? Что?
— Убирайся! Оставь меня в покое!
— Что заставило мою мать убежать из этого дома? — не унималась я. — Ты всегда уходила от объяснений! В этом был виноват пятилетний мальчик? Или твой муж? Моя мать рассказывала, что ее отчим домогается ее? Как ты отреагировала на ее слова? Отказывалась ей верить? Или сказала, что не понимаешь, о чем она говорит?
Джиллиан принялась теребить бледными пальцами кольца на своих руках, то снимая, то надевая их, и наконец с отрешенным видом уронила их в пепельницу. Звон металла, стукнувшегося о хрусталь, испугал ее.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она, с ужасом глядя на меня.
— Бабушка… — громко и отчетливо произнесла я, и Джиллиан, смертельно побледнев, вздрогнула. — Моя мама убежала из дому из-за Тони?
Ее васильковые, так похожие на мои, глаза расширились, потухли и застыли. Она с силой сжала ладонями щеки, из ее перекошенного рта словно бы вырвался немой вопль, и все лицо ее исказилось ужасной гримасой.
— Замолчи сейчас же и не произноси больше ни слова! — закричал на меня Тони, подбегая к Джиллиан и обнимая ее за плечи. — Ступай в свою комнату, Хевен! И не выходи оттуда, пока я не приду и мы не поговорим! — Он осторожно отвел Джиллиан в ее спальню и уложил на атласное покрывало цвета слоновой кости. И только тогда она издала первый громкий пронзительный вопль!
Она вскрикивала снова и снова, содрогаясь всем телом от этого истерического визга и старея у меня на глазах. Молодость сходила с ее лица, словно шелуха с луковицы, и это было жуткое зрелище. Не в силах больше присутствовать при нем, я повернулась и в отчаянии убежала, чувствуя себя виноватой в том, что растоптала столь бережно охраняемую долгие годы красоту. Кругом я сеяла одно лишь разрушение!
Оказавшись в своей спальне, я принялась нервно ходить из угла в угол, думая только о Трое, но иногда вновь вспоминая, что я натворила с Джиллиан. Тони постучался в дверь и вошел, не дожидаясь моего приглашения. Увидев, что я собираю чемоданы, он вздрогнул и сообщил мне печальным голосом:
— Джиллиан наконец уснула. Мне пришлось дать ей успокоительное.
— Надеюсь, с ней все будет нормально? — с тревогой спросила я.
Он с отрешенным видом уселся на изящный стул с обитым шелком сиденьем, закинул ногу на ногу, слегка подтянув брючину, чтобы не помялась стрелка на колене, и лишь после этого насмешливо взглянул на меня, скривив губы в язвительной улыбке.
— Джиллиан никогда не станет нормальной, — прищурившись, сказал он. — Она перестала быть нормальной с того дня, как убежала твоя мать. Она никогда не рассказывала мне об этом дне… И лишь сегодня мне удалось наконец воссоздать полную картину того, что случилось…
Я присела на такой же стульчик напротив него и затаила дыхание, готовая услышать нечто ужасное, хотя, как я думала, все самое худшее мне уже было известно. И если я заблуждалась, то это лишь еще раз говорило о том, что я так и не научилась пока до конца разбираться во всех сложностях человеческой натуры, во всех хитроумных ходах и уловках, на которые способны люди ради сохранения своего самоуважения, несмотря на то что некоторые вещи утрачиваются безвозвратно.
— В тот год, когда твоя мать убежала из дома, — начал Тони, печально потупившись, словно бы охваченный запоздалым раскаянием, — я находился в Германии для встречи с одним из изготовителей мелких деталей для наших игрушек.
— В данный момент меня совершенно не интересуют твои игрушки, — перебила я его.