Пристойное поведение (СИ) - Вечная Ольга (читать книги бесплатно .txt) 📗
— Чего тебе? — спрашиваю, стараясь сделать так, чтобы голос казался уверенным. А сама оглядываюсь в поисках помощи, мало ли что на уме у этого ублюдка.
— Привет, Вероника, — говорит мне. Глаза выпучил, запыхался. — Я на минуту. Не убегай, пожалуйста. Тебе нечего бояться.
— Ты уверен? — начинаю паниковать. В последний раз он махал перед моим лицом моими же фотографиями и кричал разные оскорбительные вещи. — Дай пройти. Нам не о чем разговаривать, — я влево — он влево, я вправо — он снова мешает пройти. — Стас, да оставь ты меня в покое! Сколько можно уже? Тебе заняться больше нечем?
— Я пришел извиниться, — выпаливает он и смотрит исподлобья. Опускает глаза, снова на меня. И так три раза. Нервничает? Это что-то новенькое.
— Извиниться? — замираю на месте. Наконец, набираюсь сил и смотрю ему в глаза. А они испуганные. Он никогда не был смелым: нападать на девчонку, которая к тому же еще и младше, бить ее, стягивать юбку и убегать, оставляя на улице в одних колготках; вырывать портфель и кидать учебники в лужу, а позже — краской писать номер телефона несчастной по стенам подъездов, после чего ей (мне) кто только ни звонил(!), а затем трусливо прятаться и все отрицать, когда мама звонила его матери в истерике, — в этом весь мой братец. Да, Стас всегда был трусом, но сегодня впервые я увидела, что он чего-то боится по-настоящему, а не прячется под маской избалованного эгоцентриста.
— Прости меня, Вероника, за вред, который причинил тебе. Это из-за детской ревности. Я признаю, что ты ни в чем не виновата.
Моргаю, не понимая, как реагировать. Он опасливо оглядывается и продолжает:
— А еще… — тяжело вздыхает и выдает: — ты всегда мне очень нравилась.
— В каком смысле? — я делаю шаг назад.
— Пойми, мне нельзя было относиться к тебе хорошо, потому что твоя мать вроде как… разрушила нашу семью. Ты не представляешь, сколько ночей не спала моя мама, рыдала и пила… много пила, когда отец не ночевал дома. Какими словами родственники говорили о тебе и твоей семейке! Я не понимал, почему они ненавидят, но при этом ничего не делают. Я был из тех, кому нужно было именно действовать! — мгновение он сомневается, затем продолжает спокойнее: — Недавно я ходил к психологу и, наконец, разобрался в ситуации. Являясь причиной всех моих бед, ты при этом казалась мне очень симпатичной, я разрывался, сомневался и в итоге довел эти противоречивые чувства до бреда и абсурда. Больше ничего такого не повторится. Пожалуйста, скажи, что ты меня прощаешь, тогда я смогу начать все заново, — заканчивает он, как по учебнику.
— Эм-м. Хорошо, спасибо. Ты, главное, больше не приезжай никогда, ладно? Нам не стоит продолжать видеться.
— Те фотографии я удалил, клянусь. И вообще ты на них очень красивая. Я… прости, немного любовался тобой. Но все в прошлом.
— Это отличная новость, хоть и неожиданная. Я про то, что ты так больше делать не станешь, — все еще жду, что он начнет хохотать от того, что я купилась на очередную «утку», сдернет с меня юбку и побежит по улице, как в детстве, а я буду прятаться за сумку или какую-нибудь картонку и красться домой, молясь, чтобы никто из знакомых не увидел. — Давай больше не будем портить друг другу жизнь. Но… почему именно сейчас?
Он снова вздыхает. Не хочет откровенничать, делает усилие. Взгляд злой, улыбка нервная, совершенно неподходящая к словам, которые произносит:
— Ситуация в очередной раз накалилась. Мне позвонила некая Ксения Озерская, думаю, ты в курсе, кто она. Мы встретились, поболтали. Оказалось, что ты поступаешь так же, как некогда твоя мать. Мы составили некоторый план действий.
Снова отступаю, хватаясь за сердце, но он тут же подходит и продолжает:
— Сейчас все в прошлом. Вчера я связался с ней и заявил, что не стану ни в чем участвовать. Мне объяснили, — снова вздох, — что ситуации сильно отличаются. И что мне самому станет легче жить, если я попрошу прощения. Ты меня простишь? За все, что было, — он беспокойно оглядывается, словно за нами могут следить. За исключением проезжающих мимо — на парковку и с парковки — машин, никого нет. Понимаю, что лучше отпустить этого парня с миром. Медленно киваю ему:
— Хорошо, что ты решил оставить меня в покое.
— Да, самому аж полегчало. Счастья тебе, Вероника, удачи во всем! Ну… я пойду?
— Конечно. И тебе удачи, — киваю в ответ, решая не спорить с сумасшедшим.
— Если Егор спросит, скажи, что я извинился и ты простила. Хорошо?
Полагаю, не стоит уточнять, какой именно Егор. Вот черт.
— Хорошо.
Он натягивает капюшон на голову, отворачивается и поспешно удаляется, оставляя меня одну среди дорогущих машин — пораженно хлопать ресницами и глядеть бывшему обидчику вслед. Кажется, за меня снова заступились, причем в самый подходящий момент.
Не знаю, что Озер ему сказал, не хочу спрашивать. И уж точно не собираюсь звонить и требовать, чтобы Егор не лез в мою жизнь. Не та ситуация! Многие годы никто ничего не мог сделать с этим мелким пакостником: ни его родители, ни участковый, ни учителя в школе. Даже мой дядя несколько раз угрожал прихлопнуть тварь — без толку.
Даже если Егор банально побил его или запугал, как некогда Августа — я совсем не против. Скажу больше — я бы очень хотела, чтобы Озерский пару раз ему съездил по физиономии. Пусть боятся! И не лезут. Некоторые люди понимают только через боль и страх. Тронет меня — капец ему. Единственный язык, на котором разговаривает братец и которым уверенно владеет филолог Математик.
А Ксюша все не угомонится. Пока не знаю как, но я выбью место в первом ряду, чтобы увидеть шок в глазах ее родителей и знакомых, когда выяснится, что не такая идеальная их любимая Ксюшенька, как всем представляется.
Паркуя машину у ресторанчика, в котором у меня свидание с маминым доктором, вижу уведомление в почтовом ящике — новое письмо с незнакомого адреса, не спам. Написано по-русски, но английскими буквами. Бегло проглядев его, понимаю, что Озерский предпринимает очередную атаку — письмо с американского почтовика, подписано Regina Ozerskaya-Castro.
Время поджимает, поэтому решаю отложить сообщение до вечера. Слишком много потрясений за день.
Пока иду к ресторану, а затем снимаю в гардеробе кожаную куртку, мою руки в дамской комнате, поправляю макияж — не перестаю думать о том, как реагировать на поведение Егора. С одной стороны — наш зверь на охоте, завоевывает жертву, зачеркнуто, женщину, не брезгуя никакими методами. Каждый день он показывает, что не отвяжется, и только Богу известно, какую попытку предпримет в следующий раз. Это слегка пугает. С другой стороны, как же мне не хватало человека, который бы позаботился о моих проблемах, не дожидаясь просьб! Просто взял и разрешил ситуации, которые длились годами! Сам догадался.
Слишком много всего, мне нужно время осмыслить происходящее, прислушаться к интуиции.
На сотовый падает сообщение от маминого доктора, тот немного опоздает из-за срочного пациента. Отвечаю, что ничего страшного. Пусть лечит людей как следует. Да и сама я припозднилась на десять минут. Заказываю салат и сок. Мне вполне комфортно в одиночестве, по сторонам не смотрю, взглядами ни с кем не пересекаюсь.
Проходят томительные пятнадцать минут, на мобильный падает от доктора: «Выезжаю», — а я начинаю оглядываться в поисках официанта с моим «Цезарем» и натыкаюсь взглядом на стоящего у бара Егора.
Это уже не смешно совсем! Такое ощущение, что он повсюду. Шагу не дает ступить.
Делает вид, что увлечен разговором с барменшей, тянет виски, в мою сторону не смотрит. В общем, нужно уходить. Набираю своего несостоявшегося собеседника — не берет трубку, а затем — недоступен. Должно быть, едет, а телефон разрядился. Придется ждать.
Истекают следующие пятнадцать минут, мне приносят салат, который быстро съедаю, то и дело косясь на барную стойку. Еще через несколько минут Егор не выдерживает, подходит и протягивает руку:
— Пойдем? — говорит мне. Он слегка навеселе. Спорю, выпил для храбрости. Одет в безупречный черный костюм и светлую рубашку, но без галстука.
